Роковой обет, стр. 15

Брат Кадфаэль, однако, подозревал, что, о чем бы ни говорили молодой человек и девушка, шагая по залитым солнцем дорогам, мысли их были заняты иным. Она небось то и дело с замиранием сердца вспоминала, как Мэтью, заключив ее в объятья, лихо перескочил через канаву, а он и думать не мог ни о чем другом, кроме юной красавицы, легкой, скользящей походкой ступавшей рядом, и заново переживал то восхитительное ощущение, которое испытал, когда прижал ее — хрупкую, нежную, напуганную — к своей груди.

— Нынче он на нее почти не смотрит, — удрученно произнес Рун. — Один Сиаран у него на уме. Заботой о нем он не поступится даже ради Мелангель. правда, хоть он от нее и отворачивается, дается это ему нелегко.

Кадфаэль напоследок, словно поглаживая, провел рукой по больной ноге от бедра к ступне и, поднявшись, стер мазь со своих ладоней.

— Ну вот, на сегодня достаточно. Но сразу не вставай — посиди чуток и отдохни. Слушай, а может быть, сегодня ты все-таки примешь этот отвар? Пусть он на всякий случай будет у тебя под рукой, а там уж поступай как знаешь. Но помни: порой принять помощь значит сделать доброе дело тому, кто ее предлагает. Стал бы ты добровольно подвергать себя мучениям, как Сиаран? Уверен, что нет, — ты паренек скромный, не из тех, кто выставляет свое благочестие напоказ. Не надо думать, что желание избегнуть мучений греховно. Но в конечном счете решать тебе.

Парнишка встал и, постукивая костылями, заковылял по тропинке к монастырскому двору, а Кадфаэль последовал за ним, чуть поотстав, ибо хотел, не смущая Руна, понаблюдать за ним со стороны. Особых изменений к лучшему он пока не замечал. Стопа по-прежнему подворачивалась вовнутрь, а нога не доставала до земли. И все же монах надеялся, что в усохшие мышцы и сухожилия понемногу возвращается жизнь. «Если бы он побыл у меня подольше, — подумал Кадфаэль, — я, пожалуй, сумел бы добиться некоторого улучшения. Но, увы, он вернется домой таким же, каким пришел. Через три дня праздник закончится и странноприимный дом опустеет. Сиаран и его неразлучный спутник направятся на северо-запад, в Уэльс, а госпожа Вивер со своими птенцами в Кэмпден. И пути Мелангель и Мэтью, которые при иных обстоятельствах могли бы составить прекрасную пару, разойдутся навсегда. То, что люди, собравшиеся отовсюду на церковный праздник, в конце концов расходятся по домам и возвращаются к повседневным делам, — в порядке вещей. Но разве так уж обязательно, чтобы все они уходили отсюда такими же, какими пришли? Неужто пребывание здесь ничего не изменит в их жизни?»

Глава 5

Брат Адам из Ридинга, которого поселили вместе с монахами аббатства, других паломников, остановившихся в странноприимном доме, видел только во время церковных служб или случайно — на улице. На сей раз вышло так, что, когда он ближе к вечеру вышел из сада вместе с братом Кадфаэлем, навстречу им на монастырском дворе попались Сиаран и Мэтью, направлявшиеся к розарию, — видно, молодые люди решили скоротать на солнышке часок-другой в ожидании вечерни. По двору сновало множество народу: монахи, служки и гости обители. Все спешили по своим делам, и скорбная фигура Сиарана и его медлительная, осторожная поступь невольно бросались в глаза.

— А этих двоих, — промолвил, остановившись, брат Адам, — я уже видел. Первую ночь после Ридинга я провел в Абингтоне — там же ночевали и они.

— В Абингтоне! — в тон ему задумчиво отозвался Кадфаэль. — Издалека же они идут — с самого юга. А на пути от Абингтона до Шрусбери ты их больше не встречал?

— Нет, да и как это могло случиться? Я-то ехал верхом, да к тому же и не прямым путем. Мне надо было завернуть в Леоминстер по поручению нашего аббата. Нет, до сегодняшнего дня эта парочка мне на глаза не попадалась. Но и ошибиться я не мог. Они люди приметные: раз увидишь — нипочем не забудешь.

— И какое впечатление ты составил о них, когда увидел в Абингтоне? — спросил Кадфаэль, не сводя глаз с неразлучных друзей, пока те не скрылись за деревьями. — Как тебе показалось: долгий ли путь проделали они от Абингтона? Слыхал наверное: Сиаран дал обет дойти босиком до Абердарона. По его ногам можно было сказать, давно ли он пустился в дорогу.

— Он уже тогда малость прихрамывал, и оба были покрыты дорожной пылью. Возможно, и для них это была первая остановка на ночь, но мне в это что-то не верится.

— Вчера, — промолвил Кадфаэль, — Сиаран заходил ко мне подлечить ноги, — и сегодня до вечера заглянет еще. Два-три дня отдыха, и он сможет продолжить путь. А путь — что ни говори — нешуточный: откуда-то с юга, из места, расположенного не менее чем в дневном переходе от Абингтона, до самого дальнего уголка Уэльса. Чудной обет, и, по моему разумению, парень, что принял его, погорячился. Ведь если рассудить: какая польза в том, чтобы добровольно подвергать себя мучениям, тогда как на свете полным-полно несчастных, с рождения обреченных на страдания и смиренно несущих свой крест.

— Многие по простоте душевной верят, что это зачтется им на небесах, — добродушно заметил брат Адам. — Возможно, этот малый не знает за собой особых добродетелей и надеется хоть таким способом оказаться среди избранных.

— Но он отнюдь не прост, — уверенно возразил Кадфаэль, — все, что угодно, только не это. Он заявил, что неизлечимо болен и собирается закончить свои дни в благословенном Абердароне, дабы его кости упокоились в священной земле Юнис Энсли. Всякий, в чьих жилах течет валлийская кровь, сочтет это стремление благородным. Но зачем истязать себя человеку, которому судьба и так нанесла тяжелый удар? Или он бросает дерзновенный вызов самой смерти? Коли так — понять это я могу, но одобрить — нет!

— Естественно, что ты такого не одобряешь, — с улыбкой промолвил брат Адам, ибо чувства Кадфаэля были близки его собственным, — ты ведь научен врачевать боль, а стало быть, видишь в ней врага. Для того мы и используем эти растения. — Он погладил висевшую на поясе кожаную суму.

Вместе с Кадфаэлем Адам занимался сортировкой семян нового урожая и получил в подарок два или три сорта трав, каких не было в его саду в Ридинге.

— Боль, — продолжил он, — это коварный дракон, с которым нам, словно паладинам, приходится неустанно вести бой.

Монахи не спеша прошли еще несколько ярдов, направляясь к каменным ступеням лестницы, ведущей к дверям странноприимного дома, с удовольствием обозревая царившую вокруг деловитую суету, но тут брат Адам неожиданно остановился и пристально вгляделся в толпу.

— Ну и ну, — пробормотал он, — я вижу, ваш праздник притягивает с юга не только будущих святых, но и еще каких грешников!

Удивленный Кадфаэль проследил за взглядом брата Адама, ожидая, что тот пояснит свои слова, ибо в человеке, на которого так внимательно смотрел заезжий травник, вроде бы не было ничего примечательного. Он стоял возле ворот, где постоянно толклась небольшая компания любителей поглазеть на вновь прибывающих гостей, посудачить и разузнать последние новости. Незнакомец был высок и широкоплеч, но благодаря пропорциональному телосложению не казался таким крупным. Он стоял, засунув большие пальцы за пояс своего просторного, непритязательного, но ладно скроенного камзола. Судя по одеянию, он не принадлежал к знати, однако никто не принял бы его и за бедняка или простого землепашца. По всему видно, что это человек солидный, почтенный и уважаемый, живущий в достатке, — не иначе как купец или зажиточный ремесленник. Такие люди — становой хребет городских общин Англии, и, безусловно, один из них вполне может позволить себе отдохнуть и развлечься с пользой для души, посетив церковный праздник. Он благодушно поглядывал на занятый предпраздничными хлопотами народ, и на лице его сияла широкая, довольная улыбка.

— Говорят, — промолвил Кадфаэль, взглянув на своего спутника, — это некий Симон Поер, купец из Гилдфорда. Что удивительного в том, что человек решил отправиться в паломничество, чтобы провести чудесные летние деньки в приятном и благочестивом путешествии. Но ты, как я вижу, знаешь о нем побольше.