Неугомонная мумия, стр. 12

Глава третья

1

Хотя я пыталась скрыть свои чувства, но настроение было из рук вон. И хуже всего то, что страдать приходилось исключительно из-за дурных манер Эмерсона. Мсье де Морган вел раскопки в Дахшуре год назад, потому требовался немалый такт и дар убеждения, чтобы уговорить его уступить пирамиды другому археологу. Моему супругу по части такта и деликатности нет равных – этих полезных качеств он начисто лишен. Хотя я не присутствовала при их беседе, представить, что Произошло, особого труда не составляло. Наверняка Эмерсон как смерч ворвался в кабинет мсье де Моргана, грохнул кулаком по столу и потребовал лицензию на раскопки в весьма экстравагантной форме:

– В этом сезоне я буду работать в Дахшуре!

Мсье де Морган пригладил роскошные усы и ответил:

– Mais, mon cher collegue, c'est impossible [5]. В этом сезоне в Дахшуре работаю я.

Эмерсон, должно быть, издал негодующий вопль и еще раз треснул кулаком по столу, а мсье де Морган продолжал поглаживать усы и качать головой до тех пор, пока мой супруг не выскочил за дверь, изрыгая проклятья и круша на своем пути элегантные парижские столики и хлипкие этажерки.

Найти в справочниках хоть что-то о Мазгунахе надежды почти не было, но я все-таки в них заглянула. Мало кто из археологов упоминал об этом селении, и если там имелись пирамиды, то факт этот был покрыт кромешным мраком. Неужели игривый мсье де Морган выдумал пирамиды, дабы подразнить моего нетерпеливого супруга? Вряд ли. Авторитет Эмерсона в научных кругах слишком велик.

Утверждая, что я питаю нездоровую страсть к пирамидам, Эмерсон, склонный к черному юмору, несколько преувеличивал. Однако не стыжусь признаться, что я действительно увлечена этими фантастическими сооружениями. В первый же свой приезд в Египет я была очарована темными, душными катакомбами, забитыми булыжниками и плодами жизнедеятельности летучих мышей. Но с тех пор – увы! – мне ни разу не доводилось исследовать пирамиды. Мы с Эмерсоном изучали гробницы, древние города и пещеры – все, что угодно, но только не вожделенные пирамиды. И вот теперь все мои надежды снова пошли прахом. Горькое разочарование затопило душу.

– Абусир, – неуверенно сказала я. – Эмерсон, как насчет Абусира? Там ведь есть пирамиды, пусть разрушенные, но это все-таки пирамиды.

– Мы едем в Мазгунах.

Эмерсон произнес эти слова очень тихо, но я хорошо знала, что значит, когда он вот так выпячивает подбородок. Подбородок Эмерсона – одна из самых соблазнительных его черт. Но когда эта соблазнительная черта выдвигается вперед, демонстрируя ослиное упрямство моего благоверного, так и хочется как следует стукнуть по ней.

– А как насчет развалин пирамиды в Завайет-эль-Ариан? – не унималась я. – Десять лет назад мсье Масперо не удалось проникнуть туда. Мы могли бы поискать вход, который он пропустил.

Эмерсон явно испытывал искушение. Утереть нос другому археологу для него – высшее счастье. И все же он непреклонно качнул головой:

– Мы едем в Мазгунах. У меня на то свои причины, Амелия.

– Знаю я, что это за причины. Наверняка хочешь...

Эмерсон прыжком пересек комнату и заткнул мне рот поцелуем.

– Я делаю это для тебя, Пибоди, – пробормотал он после долгой паузы. – Я обещал тебе пирамиды, и ты получишь пирамиды. А пока... Господи, почему ты так вертишься?

Будучи не способна к членораздельной речи, я безмолвно ткнула пальцем на дверь в соседнюю комнату. Рамсес обучал Джона арабскому. Приглушенное бормотание, время от времени прерываемое смешками Джона, свидетельствовало, что урок в самом разгаре.

Затравленно взглянув на дверь, муж выпустил меня.

– Когда же кончится это мучение? – простонал он, запуская пальцы в черные кудри.

Голос Рамсеса на мгновение прервался, затем бормотание возобновилось.

– Завтра Джон встанет на ноги.

Эмерсон расцвел в хитрой улыбке:

– Почему не сегодня ночью?

– Ну... О господи! Совсем забыла. Нам ведь назначили свидание, Эмерсон, в полночь. После твоего горького известия у меня совсем вылетело из головы.

Эмерсон без сил опустился на кровать:

– Неужели на сегодня мало?! Ты же обещала, Амелия... Что ты задумала на этот раз?

Я рассказала ему о происшествии в лавке Абделя, в завершение предъявив обрывок папируса.

– Как видишь, Абдель лгал, утверждая, что у него нет папирусов. Вообще-то это коптские письмена, но...

Эмерсон брезгливо оттолкнул клочок:

– Вот именно! Уолтера не интересует язык коптов!

– Знаю, Эмерсон, но...

– Тебе не следовало ходить к этому жирному мошеннику.

– Я обещала Уолтеру поискать манускрипты...

– Но это не...

– Где есть один обрывок, там должен быть и целый папирус. Я ведь говори...

– А я тебе говорил...

– Эмерсон!

– Амелия...

– Эмерсон!

К этому времени мы вскочили на ноги и вопили так, что стены тряслись. Впрочем, я вопила громче. Гм... еще и ногами топала, в запале со мной такое случается. Ну и ладно, не стану я извиняться: Эмерсон и святого выведет из себя.

Я замолчала и виновато глянула на мужа. Он с угрюмым видом принялся кружить по комнате. Из-за двери как ни в чем не бывало долетало мирное, чуть шепелявое гудение Рамсеса.

Наконец Эмерсон остановился. Надо отдать ему должное: отходит он так же быстро, как и распаляется.

– Дорогой, я пообещала Абделю, что мы придем к нему в лавку сегодня ночью.

– Очень опрометчивое обещание. Вот скажи, с какой стати мне тащиться черт-те куда из-за этого старого мерзавца, а? Между прочим, ночами порядочные люди не шастают по улицам, а...

Его глаза выразительно сверкнули, но я сделала вид, будто ничего не заметила.

– Абдель вне себя от страха. Думаю, он связан с грабителями.

– Разумеется, связан, дражайшая моя Пибоди. Все торговцы древностями якшаются с грабителями.

– Ты не понял, я имею в виду конкретных грабителей, Эмерсон. Помнишь, вы с Уолтером обсуждали невиданный поток древностей, хлынувший на рынок? Ты тогда сказал, что в игру вступил какой-то новый игрок, настоящий гений преступлений...

Я с изумлением услышала в своем голосе восторженные интонации.

– Ничего такого я не говорил! Лишь предположил...

– И Абдель входит в эту банду! Он терзается, что упомянул при мне какого-то «хозяина». Наверное, это и есть Гений Преступлений... Будем называть его так.

Эмерсон язвительно захохотал.

– Живописно, но неубедительно! Ты опять даешь волю воображению. Что-то не верится, будто злодеи в твоем присутствии стали вдруг делать такие признания. Ты уверена, что правильно поняла?

– Во-первых, Абдель не знал о моем присутствии. А во-вторых... интересно, чем ты слушаешь, Эмерсон? А во-вторых, они говорили на жаргоне.

– Ну хорошо... Согласен, Абделя вовлекли во что-то более серьезное, чем его обычные темные делишки. Но твое предположение, будто толстяк состоит в какой-то гипотетической банде, – это всего лишь предположение, не более. И этот твой Гений Преступлений... Пибоди, у тебя редкий дар возводить фантастические теории на пустом месте. А зданиям без фундамента свойственно падать, дорогая моя. Так что, прошу, сдерживай свое буйное воображение и оставь в покое бедного мужа.

Пришлось подбавить в голос смирения.

– Эмерсон, а что, если я права? Вдруг мы сумеем поймать этих подлых людишек? У нас ведь есть шанс. Неужели это не стоит небольшого неудобства?

– Гм-м...

О, этот многозначительный звук был максимальной уступкой, на которую я могла рассчитывать. А потому дискуссию пришлось отложить, тем более что вернулось наше чадо и с важным видом оповестило родителей, что первый урок арабского прошел успешно. У меня не было ни малейшего желания посвящать Рамсеса в наши планы. Он бы тут же объявил, что пойдет с нами, да еще прихватит Бастет, а его мягкотелый отец согласился бы с блаженной улыбкой.