Лев в долине, стр. 46
– Влюблен в нее? В нее? В нее?!
– Хватит изображать попугая! Лучше сядьте и не кричите, иначе все сбегутся на шум.
Дональд медленно осел в кресло, как человек, которому отказали ноги. Его глаза, круглые, как блюдца, и синие, как первосортная египетская бирюза, были устремлены на меня. Я продолжала:
– А почему, по-вашему, Энид вас преследует? Зачем пытается убедить, что вы должны себя защитить? Зачем ей было принимать ухаживания негодяя Каленищеффа, если не ради помощи вам? Почему она так на вас зла? Поверьте, женщина не способна на самопожертвование исключительно в память о старой дружбе. Нет, это любовь! В то же время Энид вас презирает, и на то, согласитесь, есть причины. Терпя наказание вместо брата, вы оказываете ему медвежью услугу. А если вы настолько глупы, что готовы принять бесчестье из ложной доблести, то почему заставляете страдать тех, кто вас любит? Вам следует сообщить, что виноваты вовсе не вы, а брат. Станьте наконец самим собой и объявите о своей любви!
– Я вам не верю, – пробормотал Дональд. – Она меня презирает. Она...
– Презирает, еще как! И все же любит. Слушайте внимательно, Дональд. Вы не можете нас покинуть. Я не в силах ничего объяснить Эмерсону... Он впадает в бешенство при упоминании Гения Преступлений, но вы-то, надеюсь, поймете меня. Энид грозит страшная опасность, и вовсе не со стороны полиции. Гений Преступлений сделал все, чтобы Энид заподозрили в убийстве Каленищеффа. Иначе зачем надо было убивать князя в ее номере?
– Затем, что Каленищефф всегда был настороже. Застать его врасплох можно было только во время свидания.
– Мой последний вопрос был риторическим, – сказала я резко. – Поверьте, Энид в опасности! Возможно, в ту ночь она видела или слышала нечто такое, что может разоблачить злодея Сети. Нужно лишь, чтобы Энид вспомнила. Пусть она и дальше клянет и поносит вас сколько душе угодно, вы не должны ее бросать! Кстати, о брани. С какой радости вы сносите ее с бараньей кротостью, а? Давайте-ка я научу вас, как следует отве...
На сей раз Дональду удалось свалиться вместе с креслом. Он на четвереньках метнулся в сторону, вскочил и со всех ног рванул прочь.
– Умоляю, миссис Эмерсон, пощадите! – донесся до меня его жалобный крик. – Вы меня убедили! Я не оставлю мисс Дебенхэм! Но я не могу...
И он исчез в доме.
Глава десятая
I
Абдулла забыл закрыть ворота. Я наслаждалась одиночеством, прислушиваясь к голосам Рамсеса и Энид, обсуждавших язык древних египтян (вернее, к лекции Рамсеса и редким замечаниям Энид). Глаза мои были прикованы к буйству закатных красок. Ни один художник не сумел бы добиться оттенков, которыми были расцвечены сейчас небеса, – бронза с алыми прожилками, фиолетовый с вкраплениями розового и голубого... Я знала, что эти чудесные краски объясняются большим количеством песчинок в атмосфере, и побаивалась, не назревает ли пыльная буря.
Мимо распахнутых ворот брели феллахи, возвращающиеся с полей, плелись ослы, нагруженные вязанками хвороста, грациозно скользили женщины в черных одеяниях с тяжелыми кувшинами на головах. Вечная египетская процессия... В подобные моменты я очень поэтична.
Внезапно в неторопливую вереницу вклинилась несообразная фигура. Уже сама скорость свидетельствовала о чужеродности. То был всадник, прямиком направлявшийся к воротам. Он въехал во двор и, увидев меня, спрыгнул на землю и сорвал шляпу.
– Миссис Эмерсон, я Рональд Фрейзер. Мы недавно встречались...
– Знаю. Не вы ли случайно проделали сегодня дыру в шлеме моего сына?
– Надеюсь, не я.
Улыбка еще больше увеличивала его сходство с братом. Я невольно оглянулась, но Дональда не было видно. Зато в дверях стоял, едва помещаясь широкими плечами в проеме, Эмерсон, и нельзя сказать, что его лицо лучилось радушием.
– Надеетесь? – буркнул мой ненаглядный супруг. – Я тоже на это надеюсь, молодой человек. Если бы сия оплошность была на вашей совести, вам бы пришлось держать ответ передо мной!
– Именно с целью все объяснить и попросить прощения за случившееся я и взял на себя дерзость предстать перед вами и вашей очаровательной супругой, – пропел Рональд на одном дыхании. – Вы позволите?..
– Пожалуйста, – указала я на перевернутое Дональдом кресло. – Могу предложить вам чаю, но, боюсь, он уже остыл.
Рональд поднял кресло и уселся. Он был более элегантен и менее мускулист, чем его братец. Теперь я бы их ни за что не спутала. В лице младшего брата сквозила слабость характера – тонкие губы, безвольный подбородок, редкие брови. Даже глаза, тоже голубые, были не столь яркими. И смотрели они на меня с такой искренностью, что невольно наводили на подозрения.
Рональд с безупречной учтивостью отверг мои попытки за ним поухаживать, даже не позволил налить чаю.
– Я лишь хотел убедиться, что мальчик не пострадал. Уверяю вас, он выскочил так внезапно! Я действительно не знаю, чья именно пуля выбила из его руки шлем. Не успели мы опомниться, как он подобрал шлем и удрал. Мы искали сорванца, но никого не нашли. Правда, я заметил человека, – судя по одежде, араба...
Я проигнорировала его вопросительный тон: не говорить же, что он чуть не столкнулся с родным братом! Ответ Эмерсона оригинальностью не отличался. Он разразился страстным монологом о молодых остолопах, беззащитных птичках и своих надеждах, что рано или поздно остолопы перестреляют друг друга. Рональд по-прежнему улыбался.
– Я не обижаюсь, профессор. На вашем месте я бы тоже пришел в ярость.
Эмерсон надменно вскинул подбородок:
– Сомневаюсь! Если вы считаете себя равным мне в умении оскорбить ближнего, то сильно ошибаетесь.
– Я готов искупить свою вину. Мальчик получит от меня подарок и искренние извинения...
Больше всего меня удивляло отсутствие Рамсеса. Интересно, почему он пренебрегает такой блестящей возможностью перебивать взрослых? Из дома больше не доносилось ни звука, утомительный бубнеж нашего чада и тот стих.
– В этом нет необходимости, – ответила я. – Хорошо, что вы заехали.
В мои намерения не входило так быстро отпускать Рональда, но и свернуть разговор на интригующую меня тему тоже было не так-то просто. Вряд ли годилось ляпнуть: «Это, случаем, не вы подделали подпись брата?» или «Как вы думаете, это мисс Дебенхэм зарезала Каленищеффа?». Тем более что мне не полагалось знать ни братца нашего гостя, ни мисс Дебенхэм.
Но молодой человек сам разрешил мою проблему.
– Я приехал не только за этим... Э-э... можно мне поговорить с мисс Дебенхэм?
– Мисс Дебенхэм? – Я округлила глаза. – А кто это? Что-то не припоминаю...
– Неужели ей удалось обвести вокруг пальца вас, миссис Эмерсон?! Вы слишком проницательны, чтобы позволить себя одурачить. В то же время о вашем добросердечии ходят легенды. Вы приютили мисс Дебенхэм, за что я навечно останусь вам благодарен. Миссис Эмерсон, неужели вы полагаете, будто я способен предать ту, кого боготворю?! Позвольте же мне ее увидеть! Поговорить с ней, убедиться, что она жива и невредима, понять, чем я могу быть ей полезен...
Плененная его красноречием, я молча слушала. Не знаю, надолго ли хватило бы молодого человека, если бы не вмешательство самой Энид. Чтобы выбежать из дому, ей пришлось сдвинуть с места гору, то есть оттолкнуть Эмерсона, слушавшего излияния гостя со смесью недоверия и отвращения.
– Видишь? Это я, – сказала она ледяным тоном. – В целости и сохранности. Сам знаешь, чем ты можешь быть мне полезен. Полагаю, я ответила на все твои вопросы.
– Энид! – Юноша бросился к ней, снова опрокинув злополучное кресло. Я услышала треск: одна из ножек кресла не выдержала очередного удара судьбы.
Энид величественно вскинула руку.
– Энид! – с упреком воскликнул Рональд. – Как ты могла? Я страдал, не зная, где ты, что с тобой...
– Опять эти твои страдания! – Девушка презрительно улыбнулась. – Не знаю, как ты меня выследил, но нам нечего друг другу сказать. Разве что ты решишься поступить по-мужски и сознаться в содеянном.