Бегство охотника, стр. 8

— Удачной охоты! — крикнул он вслед хлопышу и улыбнулся. Удачной охоты им обоим?

Когда последние закатные лучи коснулись вершин хребта на востоке, взгляд Рамона зацепился за что-то. За какую-то неправильность каменных глыб. И дело не в цвете или взаимном положении геологических слоев — нет, Рамон даже не мог определить, что именно насторожило его. Что-то в строении склона — но что? Это не столько встревожило его, сколько заинтересовало. Рамон воткнул в это место воображаемый флажок: сюда стоит наведаться поутру.

Он посидел у огня еще несколько минут, пока ночь окончательно не сгустилась вокруг него, а на небо не высыпали армады сиявших ледяным светом чужих звезд. Жители Сан-Паулу дали новым, странным созвездиям имена по образу земных: Мул, Каменный Великан, Цветок Кактуса, Больной Гринго — и все спорили (Рамон даже узнал раз точно, но потом забыл), которая из этих мерцающих точек — земное Солнце. Потом он отправился спать и увидел во сне себя мальчишкой в горном пуэбло — он сидел на крыше отцовского дома, завернувшись в колючее шерстяное одеяло, и, стараясь не обращать внимания на громкие сердитые родительские голоса в комнате внизу, вглядывался в зимнее небо в поисках звезды Сан-Паулу.

Глава 4

Утром Рамон залил костер водой и для надежности помочился на головешки. Он легко позавтракал холодными лепешками и фасолью, потом снял пистолет с подзарядки и сунул его в кобуру на поясе; тяжесть оружия на бедре приятно грела душу и вселяла спокойствие. В конце концов никогда не знаешь, когда напорешься на чупакабру или когтехвата. Он сменил мягкие шлепанцы из шкуры плоскомеха, в которых ходил в фургоне, на старые походные башмаки и отправился к тому странному месту, что заметил накануне вечером. Как всегда, башмаки словно бы приходились ему более впору здесь, на пересеченной местности, чем на ровных городских мостовых. На траве и кустах серебрилась роса. Маленькие, похожие на обезьян ящерки прыгали с ветки на ветку, перекликаясь пронзительными перепуганными голосами. На Сан-Паулу обитали миллионы неизученных видов. За те двадцать минут, что потребовались на то, чтобы дойти от лагеря до необычного на вид участка у подножия утеса, Рамон миновал, должно быть, сотню растений и животных, не попадавшихся прежде на глаза человеку.

Очень скоро он нашел то странное место на склоне и почти с сожалением приступил к его обследованию: отдых кончился, пора за работу. Но даже так он делал время от времени перерывы, чтобы полюбоваться пейзажем или утренним солнцем.

Мох, цеплявшийся за камни на склоне, был в этом месте темнее и рос замысловатыми спиралями, напоминавшими Рамону наскальные рисунки в земных пещерах. Правда, здесь, вблизи, отличия казались менее заметными. Геологические слои перетекали с одного склона на другой, как им полагалось, без мало-мальских нарушений структуры. И уж во всяком случае, то, за что зацепился взгляд Рамона накануне вечером, сделалось вообще невидимым.

Он сбросил с плеч рюкзак, закурил и внимательнее всмотрелся в возвышавшийся перед ним склон. Камни имели, похоже, вулканическое происхождение, что говорило о том, какие чудовищные давление и жар царят в этом месте совсем недалеко от поверхности планеты. Конечно, часть камней могла быть принесена сюда ледниками, и все же этот участок склона явно складывался из вулканических пород. Значит, и осадочные геологические слои, если они здесь вообще имеются, расположены ближе к поверхности. Как раз из тех мест, где вероятнее всего найти месторождение, на что и надеялся Рамон. Возможно, урановую руду. Вольфрам или тантал, если повезет. Но даже если все ограничится золотом, или серебром, или медью, он все равно сможет продать информацию об этом участке с прибылью для себя. Иногда информация стоит даже дороже самих металлов. Рамон прекрасно осознавал горькую иронию своей профессии. По собственной воле он ни за что не покинет Сан-Паулу. Пустота этого мира превращала его для Рамона в надежное пристанище. В более развитой колонии одиночество невозможно: этого не позволят ни спутники-ретрансляторы, ни разветвленная сеть наземной связи. Сан-Паулу оставалась пограничным миром, на большую часть которого не ступала еще нога человека. Он, Рамон, и ему подобные — глаза и руки промышленности поселенцев; его любовь к неизведанным углам нового мира сама по себе никого не интересовала. Ценились его полевой опыт, точность и содержательность отчетов, его знания. Выходит, он зарабатывал на жизнь, уничтожая те места, что дарили ему комфортное одиночество. «Ситуация дурацкая, но нельзя сказать, чтобы редкая», — подумал Рамон. Человечество вообще генетически обречено на противоречивость. Он раздавил бычок о камень, вынул из рюкзака геологический молоток и занялся долгим, ответственным процессом выбора места для пробного шурфа.

Солнце уже немилосердно жгло землю своими лучами, а потому Рамон скинул рубаху и заткнул ее за пояс рядом с кобурой. Чередуя молоток и лопатку, он расчистил слой наносных пород, под которым на глубине полутора футов обнаружилось скальное основание. Окажись оно глубже, пришлось бы возвращаться к фургону за дополнительным оборудованием и делать это решительнее, мощнее и громче, как обычно и поступает цивилизация. Однако это вышло бы дороже. Окинув взглядом склон горы, он решил, что в других точках, возможно, придется и повозиться немного. Что ж, тем лучше, что для начала попалось несложное место. Кумулятивный заряд был рассчитан на дробление твердых пород на глубину руки — достаточно, чтобы взять образцы. Ну, в случае хрупкого камня лунка могла получиться и глубже. За неделю Рамон взорвет с дюжину таких зарядов по всей этой долине. Еще дня три или четыре уйдет на то, чтобы оборудование у него в фургоне проанализировало пробы на предмет минералов, наличие которых трудно заметить на глаз. Располагая этими данными, Рамон сможет определить наиболее простой и дешевый способ сбора остальной необходимой ему информации. Еще устанавливая первый заряд, он вдруг понял, что мечтает о нескольких днях блаженного безделья, пока автоматы будут заняты анализом. Он сможет поохотиться. Или поплавать по озерам. Или найти солнечную поляну и дрыхнуть на ней под пение трав на ветру. Его пальцы привычно пробежались по взрывчатке, детонаторам и шнуру. Не один и не два разведчика поплатились карьерой и руками — а некоторые и жизнью — за небрежность в обращении со взрывчаткой. Рамон не забывал об осторожности, но и опыта у него хватало. На установку заряда в готовый шурф ушло меньше часа.

Странное дело: Рамон поймал себя на том, что ему не хочется приводить заряд в действие. Здесь было так тихо, так мирно! Поросшие лесом склоны, окрашенные в черный, синий и желтый цвета; ветер раскачивал кроны, и на расстоянии леса казались моховым покровом. Если не считать белого, похожего на яйцо купола палатки, пейзаж этот, возможно, не менялся от начала времен. На какое-то мгновение Рамон даже испытал соблазн плюнуть на мечты о богатстве и просто отдохнуть в эту поездку — раз уж ему так и так приходится прятаться в горах. Однако он отогнал соблазн: стоит ему вернуться после того, как утихнет вся эта шумиха с европейцем, и снова нужны будут деньги, фургон не сможет вечно летать без ремонта, и уж меньше всего Рамону хотелось бы видеть недовольство Елены, если он снова вернется с пустыми руками. Возможно, здесь и не окажется вовсе руды, сказал он себе, почти надеясь на это, и сам удивился своим мыслям. Ведь правда же, вовсе не так плохо было бы разбогатеть? У него снова разболелся живот. Рамон поднял взгляд на склон. Когда он поработает здесь, горе уже не остаться такой, как сейчас — прекрасной, нетронутой.

— Мои извинения, — сказал он, обращаясь к пейзажу, который собирался осквернить. — Но надо же человеку как-то на хлеб зарабатывать. Горы, поди, есть не просят. — Рамон достал из серебряного портсигара последнюю сигарету и закурил, подражая приговоренному к смерти. Потом спустился к груде камней, которую высмотрел в качестве укрытия, разматывая по дороге бикфордов шнур, пригнулся и, затянувшись последний раз, прижал тлеющий бычок к косому срезу шнура.