Бегство охотника, стр. 6

— Нет, которых просто бесятся, я знаю. Елена, так ее маму, loca. [5] Помнишь, тебе нравилась совсем другая девица? Как, бишь, ее звали?

— Лианна? — с сомнением в голосе спросил Рамон.

— Ага, она самая. Ну, с северной окраины. У тебя ведь с ней что-то было, так ведь?

Рамон вспомнил те дни — он тогда был моложе и только-только прилетел в колонию. Да, была такая женщина с кожей цвета кофе с молоком и смехом, одних звуков которого хватало, чтобы стать счастливее. Может, он даже скучал по ней с тех пор раз или два. Но и это имело свою адскую сторону. Рамон почесал шрам, перечеркивавший его живот. Гриэго повел бровью, и Рамон хохотнул.

— Она… Нет. Нет, она не такая. Между такими, как она, и такими, как я, ничего и быть не может. И не дай бог, чтобы Елена услышала от тебя, что это не так.

Гриэго огорченно помахал в воздухе бутылкой. Рамон сделал еще глоток. Насыщенный, грубоватый вкус пива отвлекал его от других мыслей. «Интересно, — подумал он, — насколько оно хмельное, это пиво?»

— Лианна была хорошая женщина, — сказал Рамон. — Зато Елена вроде меня. Мы с ней друг друга понимаем, ясно? — Он даже сам удивился тому, сколько горечи прозвучало в его голосе. — Мы с ней друг друга стоим.

— Как скажешь, — согласился Гриэго, и тут как раз тренькнул сигнал: фургон закончил проверку систем. Рамон выпрямился и следом за Гриэго подошел туда, где светились в воздухе результаты проверки. Показания энергосистемы были чуть ниже допустимых, и Гриэго ткнул в цифры корявым пальцем.

— Не важно, — заметил он. — Может, еще раз проверим…

— Это силовой кабель, — уверенно заявил Рамон. — Предыдущий соляные крысы перегрызли. Надо, надо было поставить на замену золотой. От углепластовой фигни никакого толку.

— Эх, — вздохнул Гриэго и поцокал языком, то ли сочувственно, то ли огорченно. — Угу, должно быть, так оно и есть. Чтоб их, крыс этих. Вот ведь проблема: мы распугали всех хищников, так? Выходит, защитили от них всех тех, кого они жрали раньше — ну, соляных крыс там или плоскомехов… вот они теперь все и заполонили.

— Нескольких крыс я уж как-нибудь переживу, только бы мне не остерегаться чупакабр или красножилеток всякий раз, как до ветра выйду, — возразил Рамон. — И потом, если бы не грызуны, какой бы это, к чертовой матери, был город?

Гриэго пожал плечами и вырубил дисплей. Они договорились о цене: половину с банковского счета Рамона, половину с ожидаемой прибыли — с автоматическим перечислением ее на счет Гриэго. Солнце близилось к горизонту, окрашивая небо розовым, золотым и лазурно-голубым. Под ними раскинулся мерцающий словно прогоревший костер Диеготаун. Рамон допил пиво и сплюнул липнувший к зубам осадок.

— Последний глоток, конечно, не самый приятный, — согласился Гриэго. — Все равно лучше, чем вода.

— Аминь, — кивнул Рамон.

— Ты надолго собрался?

— Месяц, — ответил Рамон. — Может, два.

— Весь праздник пропустишь.

— В том и смысл.

— Еды-то у тебя хватит на такой срок?

— Взял с собой охотничье снаряжение, — заверил его Рамон. — Хоть насовсем там останусь и проживу, если захочу. — Он снова удивился своему голосу, который звучал теперь почти мечтательно.

Оба помолчали с минуту, а когда Гриэго заговорил, слова его ударили по нервам Рамона, наполнив его внезапным страхом:

— Слыхал про убитого европейца?

Рамон, вздрогнув, поднял взгляд, но Гриэго с отсутствующим видом вычищал из зубов пивной осадок.

— А что с ним? — осторожно поинтересовался Рамон.

— Губернатор, сколько я слышал, рвет и мечет.

— Если так, похоже, он в изрядной заднице.

— Ко мне полиция заглядывала. Двое констеблей, серьезнее некуда. Спрашивали, не приходил ли ко мне кто срочно ремонтировать фургон. Ну, если вдруг кому не хочется, чтоб его нашли.

Рамон кивнул и покосился на свой фургон. Густое пиво в желудке, казалось, превратилось в камень.

— И что ты им сказал?

— Сказал, нет, не было никого, — пожал плечами Гриэго.

— А что, правда никого не было?

— Двое, — отозвался Гриэго. — Парень Орландо Вассермана. И этот псих, гринго из Лебединой Отрыжки. Но я подумал, какого черта? Понимаешь? Мне полиция не платит в отличие от остальных. Так что ничего я им не должен.

— Ну, человека все-таки убили, — сказал Рамон.

— Угу, — с довольным видом кивнул Гриэго. — Гринго. — Он сплюнул и пожал плечами, будто смерть гринго или любого другого типа с Европы не имела особого значения. — Я и тебе-то рассказываю только потому, что они спрашивали. Ты улетаешь, они могут это неправильно понять и здорово попортить тебе кровь. Ты просто имей это в виду, когда будешь запасы пополнять.

Рамон кивнул.

— Как думаешь, его поймают? — спросил он.

— Еще бы, — убежденно ответил Гриэго. — Придется. Хотя и попотеть придется хорошо. Им же надо показать эниям, что мы народ законопослушный. И пусть им на это наплевать. Блин, да ведь эти энии лижутся — друг друга лижут и, возможно, губернатора тоже оближут, а потом его же с дерьмом съедят, если он в ответ не оближет их. Но в любом случае он устроит показушный суд на всю катушку — все сделает для того, чтобы показать им, что они нужного человека выбрали. Осудят и повесят, как гребаного пса. Даже если настоящего не найдут. Ты ведь знаешь, Джонни Джо Карденас всегда под рукой. Они сто лет уже как мечтают пришить ему что-нибудь.

— Может, даже хорошо, что я улетаю из города, если так, — заметил Рамон. Он попытался изобразить на лице подобие улыбки и тут же решил, что уж она-то выдает его с головой. — Ну, сам понимаешь. Во избежание недоразумений.

— Угу, — кивнул Гриэго. — И потом у тебя ведь серьезное дело, да?

— Надеюсь, — согласился Рамон.

Едва оторвав фургон от земли, он почувствовал разницу. Подъемные тубы буквально пели, уводя машину в небо, прочь от раскинувшегося под ним хаотического лабиринта узких улочек и красных черепичных крыш Диеготауна. Где-то там, внизу, осталась Елена. И полиция. И труп европейца. И Микель Ибраим вместе с гравиножом, который Рамон сам отдал ему в руки. Орудие убийства! А где-то в баре или подпольном приюте курильщиков опиума — а может, и в чужом доме, в который он вломился, чтобы ограбить, — Джонни Джо Карденас в ожидании виселицы.

А в одном из благополучных кварталов у порта, возможно, Лианна, не вспоминающая больше Рамона.

Мысли Рамона прервал пульсирующий рев уходящего на орбиту челнока с очередным грузом металла, или пластика, или топлива, или хитина для готовящейся ко встрече платформы. Рамон отвернул фургон к северу, включил автопилот и систему предупреждения столкновений и полетел дальше один, оставив за спиной ад, грязь и скорби Диеготауна.

Глава 3

Стоял теплый июньский день. Шел уже второй июнь — год на Сан-Паулу продолжается заметно дольше земного, так что там целых два июня. Рамон вел свой потрепанный фургон на север — через Пальцеземье, через страну Зеленых Трав, через реки и болота, через Четвертый океан, в глубь неизведанных территорий. Севернее Прыжка Скрипача, самого удаленного поселения расползавшейся по планете людской колонии, лежали тысячи гектаров земель, на которые не ступала, да и не думала даже ступать нога человека. Все, что про них знали, основывалось на орбитальных съемках, сделанных еще первыми разведчиками планеты.

Колонии землян на планете Сан-Паулу едва исполнилось сорок лет, и большинство ее городов располагалось в субтропической зоне восточного континента, длинной змеей вытянувшегося почти от полюса до полюса. Колонисты прибыли большей частью из Бразилии и Мексики, с вкраплениями уроженцев Ямайки, Барбадоса, Пуэрто-Рико и прочих карибских наций, так что для них вполне естественно было селиться во влажных краях у самого экватора. В конце концов в отличие от хилых nortamericanos они привыкли к такому климату, они умели уживаться с жарой, возделывать джунгли, и кожа их не обгорала на солнце. Поэтому они стремились на юг, не обращая внимания на холодные северные земли — возможно, по невысказанному, но всеобщему, сложившемуся задолго до того, как нога первого испанца ступила на землю Нового Света, убеждению в том, что не стоит и пытаться жить там, где хоть изредка выпадает снег.