Бегство охотника, стр. 47

На глазах у Рамона двойник вылез на берег, выждал минуту, низко опустив голову, а потом исчез в деревьях. Рамон скорчился на носу, добавляя свой вес к весу тростника и настила в надежде удержать эту чертову штуковину там, где она застряла, и одновременно готовый прыгнуть к берегу, если она все-таки отцепится. Но время шло, солнце начало согревать спину и плечи, высушив мокрую от брызг одежду, и страх с возбуждением сменились какой-то странной умиротворенностью.

Это вышла точь-в-точь одна из бессмысленных буддистских притч, которые любил рассказывать Паленки, когда напивался. Он сидел в западне на краю водопада, на плоту, который в любую секунду мог сорваться с камня, и ждал человека, вознамерившегося вернуться черт знает с чем, чтобы спасти его, — и который, вполне вероятно, попытался бы его убить, узнай он всю правду. И даже если удастся отсюда вырваться, им предстояло еще безумное путешествие к городу, в котором Рамона ожидало неизвестно что, где его, возможно, еще разыскивала полиция, а над головой тем временем парили инопланетяне — любители геноцида. И о чем он, спрашивается, думал?

О том, как приятно греет солнце.

Тянулись часы. Когда ноги у Рамона затекли в неудобной позе, он рискнул сесть. Плот время от времени поводило из стороны в сторону, но не настолько, чтобы это его тревожило. Мысли блуждали. Рамон вспоминал ленивые, ничем не занятые послеполуденные часы под слепящим мексиканским солнцем, когда он молился разве что о том, чтобы пошел дождь и наполнил цистерну прежде, чем она пересохнет. Эти воспоминания не отличались такой яркостью, как те, что наводились сахаилом. Это были обычные воспоминания о том, что с ним происходило в детстве на другой планете. Мимо проплыл косяк рыбешек — их чешуя переливалась под водой зеленью и золотом. Рамон не знал, плывут ли они навстречу смерти в водопаде, или же знают какой-то неизвестный ему фокус, который спасет их. Наверняка ведь есть какие-то приемы, с помощью которых речные обитатели справляются с географическими катаклизмами вроде этого. Но, возможно, это только вопрос количества: чем больше тел швырнуть в эту пучину, тем больше шансов на то, что хоть кто-то останется в живых. Это вроде как семена, брошенные на камни — несколько штук да попадут на трещины с почвой. Не важно, что погибли тысячи; в зачет идут только две-три сотни выживших. Должно быть, именно так ощущали себя Маннек и его народ, как в омут бросаясь в космос.

Рыба черпает надежду в реке.

Когда двойник наконец показался на берегу, ему пришлось кричать и махать руками, чтобы вывести Рамона из полудремы. На плече он тащил моток лианы толщиной с его ногу. Рамон так и не понял, знал ли тот раньше о существовании таких растений (и, значит, информация о них просто не проявилась еще в его мозгу), или же двойнику просто повезло наткнуться на такое. Впрочем, это его не слишком волновало. После оживленного обмена жестами Рамон в итоге понял намерения двойника: тот бросит Рамону один конец лианы, привязанный к небольшой коряге. Рамон вытащит лиану на плот — кусок достаточной длины, чтобы перебросить конец с корягой обратно на берег. После этого останется привязать оба конца лианы к дереву на берегу, а потом раскачать плот, чтобы он снялся с камня, и позволить потоку прижать его к берегу. Идеальный план… при условии, что лиана выдержит. Рамону пришло на ум, что понятие допустимого риска у двойника несколько шире, чем его собственное, но никакого другого плана у него все равно не имелось.

Им потребовалось три попытки, чтобы перебросить лиану на плот, и еще пять, чтобы вернуть конец двойнику на берегу. Однако в результате тот привязал импровизированный трос к дереву и довольно ухмыльнулся. Рамон ощущал меньше уверенности. Впрочем, если план двойника хотя бы приблизит его к берегу, это повышало его шансы на спасение. Двойник подал знак, и Рамон принялся раскачивать плот из стороны в сторону — течение помогало ему в этом. Несколько долгих минут ему казалось, что плот застрял крепче, чем он думал, но потом тот дернулся, накренился и соскочил с камня. Лиана натянулась, и Рамон от рывка едва не потерял равновесие. Сложенная им с таким старанием поленница развалилась, ветки с корягами посыпались в воду. Стоя на коленях, Рамон ждал, пока плот опишет дугу. Ветви настила скрипели и трещали от непривычной нагрузки. Наконец плот ткнулся в глинистый берег, и двойник испустил торжествующий вопль. Рамон спрыгнул на берег, и вдвоем они выволокли плот из воды.

— Отлично проделано, pendejo! — воскликнул двойник, хлопая Рамона по плечу здоровой рукой и ухмыляясь как идиот. Рев водопада был так громок, что ему приходилось кричать, чтобы быть услышанным. Рамон обнаружил, что ухмыляется в ответ.

— Я думал, на этой реке нет водопадов! — крикнул Рамон.

— Считалось, что их и нет, — согласился тот. — Но тут, считай, дальний север — кого волнует уточнение карт? Вот они этот и проглядели.

— Надеюсь, что проглядели только один, — заметил Рамон. — Ты вниз по течению не сходил? Насколько там все серьезно?

Двойник, разумеется, сходил. Рев и водная взвесь являлись результатом падения реки с двух ступеней, первой чуть выше трех метров, второй вдвое меньше. Плот разнесло бы в хлам. Однако после водопада река, похоже, текла дальше относительно спокойно. Фокус заключался в том, чтобы перетащить плот по берегу вниз и там спустить на воду.

Отрезком лианы они привязали плот к ближнему от него дереву на случай, если вода в реке вдруг поднимется. Потом Рамон с двойником отправились в чащу. Лес изобиловал звериными тропами… вот только никто из лесных зверей не таскал за собой двухместный плот. Рамон начал жалеть, что они сделали свой корабль таким большим. Уже стемнело, когда они нашли наконец подходящую тропу и разбили лагерь прямо на ней.

— Придется, блин, здорово попотеть, стаскивая эту штуку, — заметил двойник.

— Угу, — согласился Рамон. — Все лучше, чем пытаться соорудить еще один плот. С тростником здесь, кстати, хуже, чем на севере.

— Думаешь, сумеем? Сдвинуть эту гребаную хреновину?

Вдали кто-то заухал. Мелодичный звук напомнил Рамону койотов и завывание ветра. Он вздохнул и сплюнул в огонь.

— Между нами, мальчиками — сдюжим, — заявил он. — Мы, как-никак, крутые ублюдки.

— Поодиночке, пожалуй, и не смогли бы.

— Пожалуй, так.

— Вот хорошо, что я тебя тогда не прирезал, а? — хмыкнул двойник. Произнес он это шутливым тоном, но шутка вышла зубастая. «Не забывай, — намекал двойник, — я держал тебя на кончике ножа. Ты жив, потому что я оставил тебя в живых». Именно те слова, какими он сам напомнил бы констеблю, кто, кому и чем здесь обязан. Только теперь, услышав все это со стороны, Рамон начал понимать, как это глупо и отвратительно.

— Хорошо, ага, — согласился он с улыбкой.

Глава 21

Утро застало Рамона разбитым и невыспавшимся. В просветы листвы виднелось серое небо. Ветер буквально набух дождем. Двойник поднялся раньше и варил пучок медовой травы. Рамон громко зевнул и протер глаза. Локоть отчаянно зудел, и он почесал его, ощущая пальцами плотный рубец шрама от мачете. Размером и плотностью шрам уже почти не уступал знакомому. Он опустил рукав халата, чтобы прикрыть его.

— Гроза надвигается, — сообщил двойник. — К вечеру обещает сделаться очень и очень мокро.

— Тогда нам стоит пошевеливаться, — сказал Рамон.

— Я думал, не занориться ли нам. Найти место посуше и переждать все это.

— Хорошая мысль. Как насчет Прыжка Скрипача? Там довольно сухо.

— Мы еще неделю или две можем даже не думать о встрече с другими людьми.

— Их будет не две, а больше, если мы будем вести себя как парочка школьниц, которые боятся намочить прическу, — возразил Рамон.

Лицо у двойника разом окаменело.

— Ладно, — буркнул тот. — Как хочешь, так и сделаем.

Они поели. Медовая трава по сытности напоминала пшеничную крупу, а по вкусу — мед, как и следовало из названия. После завтрака Рамон с двойником еще раз обсудили маршрут волока. Рамон даже не удивился тому, что их предложения практически совпали. Двойник усомнился в паре Рамоновых мыслей, но скорее так, из удовольствия поспорить.