Опасное окружение, стр. 23

– Господи, – пробормотала я, – сделай так, чтобы они замолчали. Ради Бога, Гарт, сделай что-нибудь.

Гарт подошел ко мне и опустил мои руки. Стоны стали громче. Он удерживал мои руки, больно вонзаясь пальцами в плоть, и чем сильнее я старалась высвободиться, тем крепче он меня держал. В глазах его вспыхнул огонь.

– Уступи мне, Элиза.

– Никогда, – задыхаясь, ответила я, – никогда, покуда живу!

– Мертвая, ты мне не нужна, – сказал он грубо.

Руки его нежно заскользили по моему телу, губы приблизились к моим губам. Знакомая истома овладела мной, я чувствовала, как он расстегнул корсаж, развязал ленты рубашки, как обнажил грудь, бережно и нежно лаская ее.

– Ты так красива, – пробормотал он, – такая нежная, такая милая.

Я старалась превозмочь растущий прилив желания, но с тем же успехом можно пытаться остановить мощный, неукротимый бег морских волн. Со стоном я упала в его сильные объятия, подставив жгучим поцелуям лицо, шею и грудь. Я больше не могла с ним бороться. Не могла и не хотела. Решимость мою разрушил медленный огонь, зародившийся в глубинах моего существа. Я знала, что этот огонь, сейчас едва тлеющий, будет разгораться, пока не поглотит меня целиком, превратив в горящую свечу.

С закрытыми глазами я ждала, пока Гарт разденет меня. Дюйм за дюймом он пробегал пальцами мое тело. Наша жажда была взаимной; я ощущала, как мощный поток чувственности, исходящий от каждого из нас, сливаясь в один, накрывает нас и несет куда-то. Он скинул с себя одежду и провел моими руками по своему телу. Я снова восхитилась чудесной крепостью его мышц, рук, спины, ягодиц. Погрузив пальцы в густое золото его волос, я поцеловала его.

Я отдалась ему без стеснения, с радостью, без борьбы. Его твердый клинок пронзил меня, но эта боль оказалась приятной, волнующей до дрожи. Больше не было ни криков рабов, ни похотливого капитана, ни оголодавших мужчин, находившихся всего лишь в нескольких футах от нас. Я позволила Гарту увести меня в темные пещеры любви, туда, где правило балом наслаждение, где забывались боль и горечь.

Когда мы, опустошенные, лежали в объятиях друг друга, Гарт, потрепав меня по голове, сказал:

– Больше ни одной ночи на полу, дикая кошка. Мы и так растратили впустую слишком много времени.

Ослепление страсти прошло, передышка закончилась. Ко мне вернулись слух и зрение, и снова я слышала стоны рабов. Приподнявшись на локте, я заглянула ему в лицо. Я сердилась на себя за то, что так тянулась к нему, но знала, что сейчас не смогу ему отказать ни в чем. Он приобрел надо мной власть. Я отодвинулась подальше.

– Я ненавижу тебя. Больше, чем раньше. Ничего не изменилось между нами, ничего!

Гарт потрепал меня по щеке.

– Вот тут ты не права, Элиза. Все изменилось.

С этими словами он отвернулся и уснул.

Глава 5

ЖОЗЕ ФОУЛЕР

«Красавица Чарлстона» попала в шторм, который даже не всем бывалым морякам доводилось пережить. Нас швыряло по волнам, как щепку. Человеческий груз в трюме выл от ужаса. Матросы еле успевали вычерпывать воду из трюма. Мы находились в теплых широтах, но ветер хлестал ледяными иглами, словно несся из самого ада. Даже ко всему привычные моряки не могли выстоять на палубе долго, а рабы, не ведавшие других температур, кроме тропических, страдали от холода едва ли не сильнее, чем от качки.

Меня швыряло по каюте, словно горошину в пустом ведре. Я не могла найти ни одного устойчивого предмета, за который можно было ухватиться не то что руками, а хотя бы взглядом. Во время редких затиший я, свернувшись клубочком, лежала на койке, измотанная морской болезнью.

– Что с тобой происходит, Элиза? – спрашивал Гарт, когда я, прижимая руки к желудку, плакала от очередного приступа. – Ты всегда держалась молодцом, а сейчас совсем раскисла.

– Спасибо за сочувствие, милостивый государь! – с бессильной злостью отвечала я. – Иногда ваша доброта переходит всякие пределы. Господи, ну почему ты не даешь мне умереть? Убей меня, Гарт, и положи конец моим страданиям.

Гарт, черствый человек, только посмеивался.

– Ничего, все пройдет. Завтра море успокоится. Я возьму тебя на палубу, и солнышко вернет твоим щечкам румянец.

– Уходи немедленно. Ты отказываешь мне даже в том, чтобы я страдала в одиночестве. Господи, – стонала я при очередном крене корабля. Стол ездил от одной стены к другой, табуретки катались по полу, как бильярдные шары, но Гарт со своей обычной усмешкой стоял надо мной, твердо и несокрушимо. – Убери отсюда свою мерзкую рожу, – взвыла я, – глядя на тебя, мне делается во сто раз хуже.

Он засмеялся и вышел, а я, вцепившись в койку, чтобы не упасть, как только его не обзывала.

Шторм утих ночью, и наутро я вышла на палубу, чтобы подышать свежим воздухом. Море все еще немного волновалось, и, когда я взглянула вверх на качающиеся мачты, меня затошнило. Я подбежала к борту. Появился Гарт.

– Получше? – спросил он без всяких признаков сочувствия. – Ты сегодня ночью здорово хулиганила. Совсем мне спать не дала.

– Плохо. – Я вытерла рот платком. – Почему бы тебе не пойти спать в другое место?

– Как же, Элиза? – удивился Гарт. – Ты же знаешь, что лучшее место на земле рядом с тобой. Разве я могу бросить тебя в несчастье?

– Чтобы ты свалился с этой мачты и сломал свою поганую шею, – с чувством сказала я. – Нет ничего приятнее, чем увидеть тебя с переломанными костями. Чтобы ноги твои отгрызли акулы, чтобы…

Он подкрался ко мне сзади и поцеловал в шею. Дрожь удовольствия прокатилась по моей спине.

– Смерть – это очень грустно, Элиза, – засмеялся он. Я гневно вспыхнула и выскользнула из его рук.

– Я ежечасно молюсь о смерти. Твоей или моей, все равно. В любом случае я буду от тебя свободна.

Я спустилась в каюту. Там пахло потом и рвотой. Открыв окошко, я вытряхнула постели, затем принесла ведро с морской водой и принялась скрести пол.

– Познакомьтесь, мадемуазель Элиза Лесконфлер, – бормотала я себе под нос, оттирая с пола грязь, – поденщица, шлюха, авантюристка. Рожденная в благородном семействе, воспитанная в лучших школах Франции и Англии, свет очей двора и самого императора! О, как я его ненавижу! Бог видит, как я его ненавижу!

И снова к горлу подкатила тошнота. Что со мной? Я хорошо переносила море, но с недавних пор… Может быть, я умираю, успокоила я себя. Не важно. Смерть все равно лучше того убожества, в котором я вынуждена жить.

Вычистив каюту, я принялась за стирку. Одежда моя была в ужасном состоянии: дорожный костюм износился, да и белье протерлось. Однажды я попросила Гарта найти мне иглу. Он исполнил мою просьбу, а потом со смехом потребовал вознаграждения. Сейчас я уже привыкла управляться с иглой, а первый раз…

Гарт вошел, когда я шила. Хмуро глянув на него, я вернулась к своему занятию.

– Хорошо, что ты прибралась, – заметил он, – здесь уже начало попахивать.

Я прикусила губу, чтобы не накричать на него. Гарт присел за стол напротив.

– Какому-то счастливчику достанется такая прекрасная женушка, – сказал он, разглядывая меня. – Может, ты еще и готовить умеешь?

Я вскинула подбородок.

– Разумеется, не умею.

– Ах, простите, – поспешил извиниться Гарт. – Я не думал, что мои слова будут восприняты как оскорбление. Интересно, что с тобой делать, когда мы доберемся до Америки. Ты, вероятно, могла бы стать гувернанткой в доме какого-нибудь плантатора, может быть, даже выскочишь замуж. Хотя англичане весьма разборчивы в смысле жен. Тебе лучше податься не в Вест-Индию, а на север, в Штаты, там народ демократичнее. Половина жителей Луизианы происходит от французских девчонок, осужденных в своей стране за незаконное ремесло, да только кто в этом признается! Я уверен, что тебе удастся отыскать какого-нибудь увальня, готового ради твоей красоты простить дурной нрав и змеиный язык.

– У меня прекрасный характер! – возмутилась я и чуть было не отшвырнула рваную юбку, но сдержалась, прилежно продолжая шить. Мне не хотелось, чтобы он понял, насколько я задета. – Ты тоже не подарок, – добавила я более ровно.