Мятный поросенок, стр. 19

   Полл уже разинула рот и сама чуть не завопила, но - ни звука. Карета была уже так близко, что Полл видела искры из-под кованых копыт и лицо ­кучера, тускло светящееся под шляпой. Ноги у нее подкосились, она упала на колени и закрыла глаза руками.

   Земля тряслась, грохот стальных колес оглушил ее. Она прижалась к земле, как заяц, и застыла, пока карета не миновала Колодец невесты. Никакой не призрак, просто почтовая карета, которая ежевечерне, в де­вять по церковным часам, отправлялась с Маркет-сквер. Когда она проеха­ла, Полл подняла голову и проследила взглядом, как она свернула за пово­рот. Прислушалась к замирающему звуку колес и копыт.

   Прошло некоторое время, прежде чем она смогла пошевелиться. Впервы­е в жизни она так продрогла и впервые чувствовала себя такой без­защитной, будто надежность и прочность раз и навсегда исчезли из этого мира. Знакомство с привидениями не состоялось, зато она узнала страх, которого не знавала прежде. И это ее испугало. Ее собственный страх испу­гал ее.

   Она медленно шагала по направлению к дому и пыталась облечь свои страхи в какую-то понятную форму. Рассказывали, например, что привидение в виде ослика являлось прохожим на Тэнк Лейн, или еще местные жители встречали черного пса - для некоторых это была добрая примета, а для других дурная. Но эти добродушные духи не испугали бы ее теперь. Да и впредь тоже - она вдруг поняла это. Темный страх, который она час несла в себе, в своем мозгу, не имел формы и образа...

   Тут она услышала, что кто-то бежит ей навстречу, но это ее уже не испугало. Она продолжала свой путь ровным шагом, не опуская головы.

   Тео бежал ей навстречу и от такой поспешности сопел и сипел.

   - Я так и думал, - выдохнул он, - что ты придешь этой дорогой. Мама­ в  т а к о м состоянии! Я вспомнил про Анни и сообразил, что ты у нее.­ - он хихикнул, пыхтя, как тот старикан из дома при дороге. - Эх ты, маму проучить захотела!

   - А она Джонни заперла!

   Но, кажется, это было тыщу лет назад...

   - Глупая ты ослица!

   Обругал, но пожал ей руку с нежностью.

   - Она его выпустила?

   - Разумеется. Ты что, маму не знаешь? Рассердилась, распалилась, а через минуту... - Он не договорил. - Однако на тебя она еще сердится.

   Полл отмахнулась от этого предупреждения:

   - А я была у Колодца невесты, и как раз почтовая карета проехала! Я даже подумала, что это карета молодоженов!

   - Ой, Полл! Ты испугалась ?

   - Слегка. И не надолго.

   Тео так и ахнул:

   - А я бы умер, ей-богу!

   - Пережил бы! Это было н е  т а к страшно.

   Она и сама не могла объяснить, к а к это было, не могла найти верных слов. Она вдруг почувствовала, что ужасно устала, что ей хочется домой, к маме, уткнуться в ее теплые колени. Может быть, для этого особого слу­чая мама даст ей чашку горячей бузинной настойки с сухариками.

   Парадная дверь стояла открытой. Полл пробежала по коридору, толкнула дверь кухни. Мама и тетя Гарриет стояли там и ждали. Ни привета на их лицах, ни утешения. Их глаза уставились на нее, их голоса зазвучали:

   - Ты скверная девчонка...

   Полл закрыла себе уши, она бы и всю голову себе закрыла. И пусть волны их гнева бьются об нее и разбиваются. когда же они иссякли, она проговорила спокойно:

   - Я ведь жива-здорова, так из-за чего весь этот шум?

   Мама вздохнула и выдохнула - и села. Вид у нее был измученный, больной, и Полл уже хотела броситься к ней, но тетя Гарриет преградила ей дорогу. Глаза у нее сверкали, углы рта опущены.

   - И это все, что ты имеешь сказать? Когда твоя бедная мать чутьс ума не сошла от тревоги за тебя!

   Полл плечами пожала: что могла она сказать, когда тетя Гарриет стояла между ней и мамой? Она пробормотала:

   - Я не виновата, если она сама глупая.

   Лицо у тети Гарриет стало такое раскаленно-красное, будто она сейчас дохнет дымом и пламенем.

   - Ты злая девчонка! Если тебе не совестно так обращаться с мамой, то подумала бы о брате. Он, с его слабым здоровьем, бегает за тобой в такую погоду без пальто! Помяни мои слова: если он простудится до смерти, то это будет твоя вина!

   Мама откликнулась, уже сдерживая смех:

   - Ладно, Гарриет, довольно.

   Она поднялась со стула, чтобы подойти к Полл, она руки к ней протянула. Но слишком поздно. Полл оттолкнула ее руки и выкрикнула:

   - Черт с вами, черт с вами со всеми, провалитесь вы все к чертям!

   И с плачем убежала наверх.

ГЛАВА 6

   Та холодная весенняя ночь не причинила Тео никакого вреда, зато Полл подхва­тила от маленького Тома Даусетта скарлатину и чуть не умерла.

   В пасхальное воскресенье в церкви она почувствовала сильный жар. Светлое платье из легкой альпаги гнуло ее к земле, крахмальные панта­лончики врезались в тело, а мягкий гуттаперчевый шнурок, державшийее новенький чепчик, стягивал ей подбородок, будто стальным обручем. Когда она поднялась вместе со всеми, чтобы пропеть общий псалом, ноги, как у тряпичной куклы, еле держали ее. Она шепнула Лили, которая стоя­ла рядом:

   - Я как-то странно себя чувствую.

   Но Лили пела ото всей души и не слышала. Она была влюблена в при­ходского викария - видный такой мужчина, одна нога деревянная, - и в церкви Лили никого, кроме него, не видела и не слышала. Полл тоже попробовала петь, но горло у нее болело, орган гудел в голове, будто она пустая. Ей стало дурно, она подняла глаза к высокому своду, и ей показа­лось, что изваянные из дерева ангелы кружатся над ней и ныряют стре­мительно, как ласточки. Потом, очнувшись, она поняла, что сидит возле церкви на Солдатской могиле, мамина рука у нее на затылке, а под ней холодный камень.

   Потом она была уже дома, в своей постели, и доктор склонился над нею. У доктора черная курчавая борода, а изо рта луком пахнет. Пока он выстукивал ей грудь и живот, она отворачивалась, но потом он велел ей открыть рот, чтобы осмотреть горло, и она получила полную порцию его лукового духа. Ее стошнило, мама тут же все вытерла, сбрызнула подуш­ку лавандой. Доктор стоял у окна, его крупное тело загораживало весь свет, и Полл слышала его слова:

   - Лучше всего - в больницу. Я распоряжусь, чтобы прислали карету «скорой помощи».

   Полл закричала пронзительно. Она кричала без умолку, хотя глотка у нее саднила от боли. Наконец доктор зажал себе уши, а мама взяла ее на руки, откинула ей волосы со взмокшего лба и промолвила:

   - Успокойся, моя овечка. Неужели ты и правда подумала, что я от­дам тебя в какую-то там больницу?

   Потом мама завесила ей дверь простыней, смоченной в карболке, а жестяную ванночку поместила прямо у порога. Теперь всякий раз, выхо­дя от Полл, чтобы приглядеть за другими детьми, мама могла сразу по­мыться и все с себя сменить. Но в первые кошмарные дни и ночи она вы­ходила лишь изредка; когда Полл просыпалась, мама оказывалась рядом, меняла ей рубашку, отирала жаркий лоб. Иногда тетя Сара сидела с Полл, а больше никто. Только однажды Лили к ней зашла - когда мама, решив, что Полл спит, хлопотала внизу по хозяйству.

   Полл дремала. И ей почудилось сквозь дремоту, что кто-то ее целует. Она открыла глаза и увидела Лили - красивое ее лицо очень серьезно, глаза глубокие и темные в свете свечи. Она приложила палец к губам:

   - Ни звука! Я не должна заходить сюда. Милая Полл, поправляйся, пожалуйста.

   Полл было больно говорить, но она проскрипела в ответ:

   - Уходи, Лили. Ты заразишься скарлатиной.

   - Я не боюсь, - благородно объявила Лили.

   Она присела на постель и взяла горячую, липкую руку сестренки. Лили была в новой блузке с жестким отложным итонским воротником. Полл сказала:

   - Но это же м а л ь ч и ш е с к и й воротник!

   - Тетя Сара сказала, чтобы я его носила. Говорит, что мне хорошо, а я считаю, что ужасно, но ты же ее знаешь: хочет, чтобы мы были не как все люди. - Лили вздохнула, ее прохладная рука гладила руку Полл. - О, Полл, я только что из церкви, и о н за тебя молился!