Приключения Семена Поташова, молодого помора из Нюхотской волостки, стр. 35
Так закончилось первое венчание попа Иннокентия. Церковь снова запустела. Раскольники, как и раньше, продолжали молиться по домам, чему помогло возвращение Евпраксеи. Анну она похоронила в скиту. В Волостке пошло все по-старому. Даже поп Иннокентий от расстройства запил, подобно своему предшественнику — Аркашке-Шалбернику.
Куда скрылась Дарья, никто не знал. Говорили, что ее видели вместе с Фаддеичем. Фаддеича тоже больше не встречали. Кирилл только тем и смог отомстить, что сжег его избушку, стоявшую у берега, над самым порогом.
Разыгравшийся взводень не хотел утихомириться. «Николай Чудотворец» то скатывался вниз, то вздымался на сглаженный гребень. Под днищем журчала вода, на палубе пахло смолой.
Буря кончилась; попутный ветер надувал паруса, и «Николай Чудотворец» продолжал плыть по Студеному морю. Скоро должен был открыться берег Новой Земли.
Молодой кормщик Семен Поташов стоял па палубе. Опасность миновала; внизу спали товарищи, только один он бодрствовал у руля.
Одна мысль все время не оставляла молодого помора. Может быть, следовало, несмотря ни на что, пойти за Петром, как шли Щепотьев, Корчмин, Меньшиков? И чем дальше уплывало судно по Студеному морю, тем чаще задавал себе Семен этот вопрос. И сейчас он не находил на него ответа, не знал, правильно ли он поступил.
Одиннадцатого октября тысяча семьсот второго года неприятельская крепость Нотебург, стоявшая у истока Невы, пала под ударами войска Петра.
Последний штурм был самым ожесточенным. Но сикурса не последовало, и Шлиппенбах, не раз уже русскими битый, сдал крепость на милость победителей. Старинный русский Орешек, почти сто лет находившийся под властью чужеземцев, был, наконец, освобожден. Победа эта открыла Петру путь к устью реки Невы и в Балтийское море. Петр переименовал освобожденную крепость в Шлиссельбург, что значило: «ключ-город».
Семен находился далеко от этого места и всего, что произошло, знать не мог. А если бы узнал, наверное, пожалел, что его там не было.
«Николай Чудотворец» то скатывался с гребня, то взбирался на взводень, который никак не мог успокоиться. На горизонте показались очертания Новой Земли.
Вконец распоясавшийся Кирилл Поташов всю зиму наводил страх на нюхотских жителей. По весне Гришка Гореликов уговорил его отправиться на промысел морского зверя к Груманту.
Вернулись они поздно осенью с богатой добычей. Но вернулись не все: троих снесло в море во время бури.
Кирилл выделил семьям погибших причитавшуюся им долю, хотя никто не мог проверить, сколько действительно причиталось. Самым же замечательным было то, что, вернувшись с промысла, Кирилл перестал бражничать.
Он начал торговать, завязал отношения с Соловецким монастырем и стал ссужать деньги в рост. Правой рукой у него стал Гришка Гореликов. Гореликов скоро понял, что хватка у Кирилла еще покрепче отцовской.
СЕМЕН И ДАРЬЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ДОВЕРЕННОЕ ЛИЦО ГОСУДАРЯ
Длиннобородый мужик, высунувшийся из маленького окошка, испуганно глядел на молодого всадника. Окошко находилось в толстой бревенчатой стене. Всадник был одет в городское платье; он слез с лошади и долго стучался у ворот.
— Пошто тревожишь мирную обитель? — наконец выговорил длиннобородый.
Молодой всадник быстро ответил:
— Прибыл к настоятелю обители по приказу государя.
Длиннобородый отпрянул, забыв даже захлопнуть окошко. Было слышно, как, гулко стуча ногами, он сбежал по лестнице. Вскоре тяжелые ворота вздрогнули и начали медленно раскрываться. Длиннобородый, одетый в черную одежду, выбежал навстречу и взял лошадь под уздцы.
Все пространство за стенами было заполнено строениями. Посреди двора поднималась высокая башня-звонница.
Ворота за молодым всадником закрылись. Суетясь и кланяясь, к нему подбежал тощий человек в скуфейке. Поклонившись особенно низко, человек этот пригласил прибывшего следовать за собой. Оба прошли в соседнюю избу, где в широкой горнице, кроме скамеек вдоль стен и икон в углу, ничего не было.
Еще раз поклонившись, суетливый человек осведомился, нет ли у приезжего грамоты, которую надлежало бы передать киновиарху.
Прибывший услышал это слово впервые, но догадался, что так раскольники зовут Андрея Денисова. Он ответил, что грамота действительно имеется, но что передать он ее может только в руки самого настоятеля. Тогда суетливый человек попросил обождать.
Ждать пришлось недолго. Прибывшего провели во вторую избу, где его уже поджидал другой человек. Был он небольшого роста, толстый, краснощекий, с широкой бородой и совершенно лысый.
После витиеватого приветствия человек этот произнес:
— Отец нарядник выговской киновии просит вас, сударь, вручить ему привезенную грамоту.
И он протянул руку. Прибывший ответил, что грамота написана для настоятеля обители — Андрея Денисова.
Отец нарядник словно не услышал этих слов и терпеливо повторил:
— Позвольте, сударь, ознакомиться с грамотой?
— Грамота будет вручена настоятелю обители — Андрею Денисову, — прозвучал ответ.
Отец нарядник сказал, что киновиарх еще почивает и что именно ему поручено принять грамоту.
— Настоятель не век будет почивать, — ответил прибывший, оглядываясь, куда бы присесть.
Неодобрительно покачав лысой головой, отец нарядник вышел из горницы. Вернулся он скоро и попросил следовать за собой. Снова пересекли двор и вошли в третью избу. Здесь прибывшего встретил человек, заявивший, что он «экклезиарх обители», который руководит духовной жизнью братьев и сестер.
Экклезиарх был тоже небольшого роста, коренастый, в подряснике из шелковой материи, имел разделенные на две стороны, обильно умасленные волосы и небольшую бородку.
Экклезиарх протянул руку, как бы предлагая вручить ему грамоту. Прибывший стоял посреди горницы, спокойно ожидая, чем же все это кончится.
Он услышал:
— Отец экклезиарх смиренно просит вас, сударь, вручить ему грамоту, переданную вам, сударь, Александром Даниловичем.
Прибывший отметил, что Меньшикова называют здесь по имени и отчеству, а также и то, что в обители известно, кем была написана привезенная им грамота.
— Грамота будет передана в руки настоятеля, — еще раз сказал он.
Экклезиарх ответил:
— Киновиарх находится в отсутствии; возвращения киновиарха придется ожидать. А грамота, весьма возможно, нуждается в прочтении немедленно.
— Находится настоятель в отсутствии или почивает?
Экклезиарх понял, что допустил ошибку, и сразу же поправился:
— Почивающий всегда как бы отсутствует, ибо духовное естество почивающего на это время бывает как бы усыпленным.
Попросив немного подождать, экклезиарх вышел. Ждать и на этот раз пришлось недолго. Снова пересекли двор и поднялись по широкой лестнице в верхнюю горницу высокой избы. После полагающихся приветствий из-за закрытой двери донеслось «аминь», и дверь изнутри раскрыл келейник.
Киновиарх Выгорецкой раскольничьей обители Андрей Денисов сидел в резном деревянном кресле подле стола. Перед ним лежали раскрытыми книги и ворохи исписанной бумаги. Андрей Денисов был поглощен работой. Обернувшись, он внимательно поглядел на прибывшего, словно желая сразу уяснить себе, что это за человек.
Два года назад мимо обители прошел со своим войском «царь-антихрист», и над раскольниками нависла угроза. Никто не знал, что делали братья Денисовы в царском лагере. Но то, что Петр не разорил обители и позволил раскольникам «молиться по-своему», приписали мудрым действиям Андрея Денисова. Когда же узнали, что Петр со своими фрегатами и войском уплыли прочь, совет особо чтимых старцев избрал Андрея Денисова киновиархом. Оказанное доверие Андрей Денисов оправдал: хозяйство обители еще больше окрепло, а руководители ее, как вожди раскола, далеко прославились за пределами выгорецкого сузёмка.