Рука Джотто, стр. 27
— Конечно.
— Подожди, я сейчас вернусь.
Люси скрылась в соседнем помещении, предварительно убедившись, что там никого нет. Аргайл слышал, как она выдвигала и задвигала ящики шкафов, потом раздался гул копировальной машины. Наконец Люси появилась с несколькими листками бумаги в руках.
— Я скопировала акт инвентаризации. Мы действительно проводили ее в январе. Я скопировала только картины, на мебель у меня ушел бы весь день.
— Отлично.
Люси вручила ему листки.
— Довольно пестрая коллекция, — сказала она. — Мы, конечно, не самый крупный торговый дом, однако тоже имеем дело с вещами первого сорта. На девяносто девять процентов.
— И сколько картин было в этой коллекции?
— Так, подожди. — Она быстро сосчитала. — Семьдесят две картины, остальное — рисунки. А что такое? Ты, я вижу, разочарован.
— Их больше, чем я ожидал.
— Да? Ну, не знаю. Ничего выдающегося в коллекции нет, в основном семейные портреты. Один предположительно кисти Неллера, но никаких подтверждений тому нет. Зато кто-то оставил записку, в которой утверждает, что если это — Неллер, то он — папа римский. Все остальное вообще не представляет интереса.
Аргайл кивнул.
— Я отнял у тебя много времени. Пожалуй, мне нужно идти.
— Иди, но сначала обещай, что будешь информировать меня обо всем, что имеет отношение к нашему дому.
Аргайл согласился.
— И пустишь меня к себе пожить — в сентябре я собираюсь на недельку в Рим.
Аргайл согласился.
— И будешь продавать картины только через наш дом.
Он согласился и на это.
— И до отъезда в Италию пригласишь меня поужинать.
И на это тоже. Покидая ее кабинет, он подумал, что счет за ужин нужно будет переслать Боттандо.
ГЛАВА 11
Он вернулся в галерею Бирнеса на полчаса позже Флавии, и уже оттуда они вместе двинулись в путь через центральную часть Лондона к вокзалу. Ливерпуль-стрит в половине шестого вечера можно рекомендовать только физически крепким людям со стальными нервами. Флавии показалось, что она попала в ад. Современный, отремонтированный, но, без сомнения, — ад. Косметический ремонт здания нисколько не отразился на абсолютно сумбурной системе движения транспорта.
— Боже милостивый, — простонала Флавия, протискиваясь вслед за Аргайлом к платформе с флажком «5.15 — Норвич». Была уже половина шестого, но поезд почему-то еще не ушел.
Она в немом изумлении взирала на вереницу старинных вагонов с облупившейся краской, наполовину оторванными дверями и с почерневшими от грязи окнами. Не веря своим глазам, Флавия покачала головой и попыталась заглянуть в вагон сквозь мутное грязное стекло. На каждый квадратный миллиметр вагона приходилось по человеку, при этом все они как-то умудрялись читать газеты и делать вид, что передвигаться таким диким способом — совершенно естественно для цивилизованного человека.
— Это и есть экспресс, о котором ты говорил? — спросила Флавия, оборачиваясь к Аргайлу.
Он смущенно кашлянул. Очень трудно отрицать очевидное, даже если ты истинный патриот своей страны.
— Ничего, как-нибудь втиснемся, — пробормотал он. — Наверное.
— Я не понимаю, почему такая давка? Разве люди не могут пересесть на другой поезд?
Такой вопрос мог задать только человек, живущий в стране с нормальной транспортной системой.
Аргайл начал было оправдываться и говорить, что управление железной дороги собирается перебросить старые вагоны на другое направление, скорее всего на Брайтон, но его речь заглушил громкий треск в динамике, за которым последовал невообразимый гул.
— Что это? — морщась от невыносимого звука, прокричала Флавия.
— Не знаю.
В динамике послышались хрип и неразборчивое бормотание, однако пассажиры немедленно отреагировали на сообщение. С единым дружным вздохом они свернули свои газеты, подхватили сумки, вышли из вагонов и распределились по платформе. Казалось, никого не обеспокоил и не возмутил тот факт, что поезд должен был отойти от платформы еще двадцать минут назад.
— Простите, — обратилась Флавия к хорошо одетому мужчине лет пятидесяти, надежно пристроившемуся у колонны. — Что это было за объявление?
Он удивился ее вопросу.
— Поезд опять отменили, — объяснил он. — Следующий будет через час.
— Уму непостижимо, — проговорила Флавия, переварив эту информацию. Терпению ее наступил предел. — Я не собираюсь торчать здесь еще целый час для того, чтобы втиснуться в вагон для перевозки скота. Если людям нравится стоять тут словно стадо баранов, это их проблема. Я больше не останусь здесь ни секунды.
Подавив желание развернуть дискуссию о баранах и вагонах для скота, Аргайл поплелся за ней в пункт проката автомобилей, находившийся за углом.
Он прикинул, что в автомобиле они будут двигаться со скоростью три мили в час и что даже с учетом ожидания следующего экспресса на поезде они все равно добрались бы быстрее, однако высказывать свои соображения, учитывая боевое настроение Флавии, не рискнул. К тому же в автомобиле они могли свободно поговорить о Джеффри Форстере.
— Ну и что ты об этом думаешь? — спросила Флавия, когда он передал ей разговор с Люси Гартон. Машина проехала еще три метра и снова остановилась. Как Аргайл и ожидал, они больше стояли, чем двигались.
— Я думаю, это дает нам новые зацепки.
— Да? Какие же?
— В течение нескольких лет Форстер продавал картины из коллекции Уэллер-Хауса, правильно?
Флавия кивнула.
— Когда дядя Годфри пятнадцать лет назад отбросил копыта, была произведена инвентаризация коллекции. Так вот, пятнадцать лет назад коллекция насчитывала семьдесят две картины. Полгода назад, после смерти Вероники, была произведена новая инвентаризация. И что бы ты думала?
— Ну, говори, не томи меня.
— В коллекции по-прежнему оставалось семьдесят две картины.
Поток машин снова пришел в движение, и Флавия попыталась перестроиться в соседний ряд, где, как ей казалось, был шанс разогнаться до двадцати миль в час. Попытка оказалась неудачной, и она снова вернулась к разговору:
— Это означает, что он либо купил новые картины — это можно проверить, сравнив акты инвентаризации, — либо он ничего не продавал.
Аргайл возбужденно кивнул.
— Думаешь, он использовал Уэллер-Хаус в качестве прикрытия? — спросила Флавия.
— Смотри: Форстер крадет картину и находит покупателя. Но ему необходимо скрыть ее происхождение, чтобы не вызвать подозрений. В наше время очень трудно продать картину без документов, еще труднее продать картину из итальянской коллекции. Поэтому он находит старинную английскую коллекцию, уничтожает все имеющиеся на нее документы, кроме краткой описи, где указаны лишь названия и авторство картин. После этого он начинает продавать краденые картины через надежный торговый дом, прикрываясь коллекцией Уэллер-Хауса.
— И даже если у кого-то возникнет сомнение, — продолжила его мысль Флавия, — никто не сможет ничего доказать, потому что он похищал картины, с которых не было сделано репродукций. А новые владельцы были также достаточно осторожны, чтобы не фотографировать свои приобретения.
— Именно так. Конечно, риск оставался, но незначительный, поскольку вероятность того, что краденая картина попадется на глаза человеку, способному опознать ее, была чрезвычайно мала.
Флавия кивнула.
— Твоя приятельница пообещала выслать тебе список купленных и проданных им картин?
— Да, через пару дней. Она не хочет, чтобы об этом кто-нибудь узнал.
— Я могла бы официально снять с нее свидетельские показания.
Аргайл обдумал ее предложение.
— А что, других свидетелей нет?
— Одна свидетельница при смерти и к тому же небеспристрастна. Сандано тоже нельзя трогать: я обещала ему не упоминать его имени. Синьора делла Куэрция недееспособна. Уинтертон может подтвердить только то, что Форстер опознал ворованную картину. Вероника Бомонт умерла. Поэтому показания твоей знакомой относительно того, что Форстер продавал какие-то картины, выдавая их за картины из коллекции Уэллер-Хауса, нам бы очень пригодились. Надо бы выяснить, кому он продал картины. В его бумагах были данные о покупателях?