Перст указующий, стр. 127

Гораздо больше людей простились бы с жизнью, начнись вновь война, но это соображение не спасло бы Мордаунта, если бы подробности той сделки стали общеизвестны. Беда в том, что юный Престкотт теперь пытается доказать невиновность своего отца, а для этого он должен найти другого предателя – Мордаунта, так как ему известно достаточно, чтобы понять, на ком в действительности лежит ответственность. А тогда будет сделан вывод, что Мордаунт действовал по распоряжению Кларендона.

– Это так?

Турлоу улыбнулся.

– Нет. Распоряжение отдал сам король. Но Кларендон принял бы вину на себя, спасая от порицания его величество. Он – верный слуга и лучший, чем того заслуживает такой король.

– Престкотту все это известно?

– Не совсем. Он убежден, что предателем был Мордаунт, который действовал самостоятельно. И я поддержал его в убеждении, будто Сэмюэль Морленд был с ним заодно.

– Дело становится еще более запутанным, – заметил я. – Зачем вы это сделали?

– Причина очевидна: в противном случае он остался бы при убеждении, что виновник я, и перерезал бы мне горло. Кстати, вы можете оказать мне услугу. Когда будете в следующий раз в Лондоне, предупредите Сэмюэля о том, что этот молодой человек намерен его убить.

– И вы говорите, кто-то помогал Престкотту?

– Думаю, да, – ответил Турлоу.

– Кто?

– Он слишком хитер, чтобы ответить на этот вопрос, пока не назовут подходящую цену.

– Его показания в любом случае ничего не стоят, – сказал я в ярости, что маленький негодяй посмел рядиться со мной, да еще по такому делу.

– В суде? Разумеется, ничего. Но вы ведь искушены в политике, доктор.

– Чего он хочет?

– Доказательств невиновности его отца.

– У меня их нет.

Турлоу улыбнулся. Я кашлянул.

– Полагаю, у меня нет оснований не пообещать ему, чего он пожелает. Разумеется, когда у меня будут его показания…

Турлоу погрозил мне пальцем.

– Конечно, конечно. Но не считайте его глупцом, сударь. У него изворотливый ум, хотя я и сомневаюсь в его здравости. Он не из тех, кто доверяет людям, и хочет сперва получить от вас кое-что в знак доброй воли. Вы сделаете кое-что для него, он отплатит вам тем же. Он никому не доверяет.

– Чего же он хочет?

– Он хочет, чтобы с него сняли все обвинения.

– Сомневаюсь, что могу это устроить. Мои отношения с мировым судьей вовсе не таковы, чтобы он стал оказывать мне услуги.

– А вам этого не понадобится. Мистер Престкотт готов предоставить изобличающие улики, что этого Грова убила какая-то женщина по имени Бланди. Не знаю точно, как они попали к нему, особенно если вы говорите, что в убийстве повинен итальянец. Но нам следует использовать те возможности, какие даются нам в руки. Думается, нетрудно будет убедить мирового судью в том, что твердый обвинительный приговор по делу об убийстве лучше шаткого по делу о нападении. Суд над ней означает свободу Джека Престкотта и его содействие.

Я уставился на него в полном непонимании, пока не догадался, что говорит он совершенно серьезно.

– Вы хотите, чтобы я потворствовал судебному убийству? Я не наемный убийца, мистер Турлоу.

– Вам и не нужно им быть. От вас требуется только поговорить с мировым судьей, а потом хранить молчание.

– Сами вы, конечно, подобных подлостей не совершали, – сказал я.

– Поверьте мне, я их совершал. И с радостью. Долг слуги взять грех на себя, дабы обезопасить государя. Спросите лорда Кларендона. Это – ради сохранения доброго порядка.

– Так, без сомнения, утешал себя Понтий Пилат.

Он согласно наклонил голову.

– Без сомнения. Но, думается, обстоятельства здесь иные. Во ком случае, это для вас не единственный ваш выход. Этой женщине не обязательно умирать. Но тогда вы не узнаете, кто стоит за итальянцем. Не будет у вас и надежд предать его суду. Но, чувствую, вы желаете большего.

– Я желаю смерти Кола и погибели тех, кто призвал его сюда.

При этих моих словах глаза Турлоу прищурились, и я понял, что горячность моего ответа и ненависть в моем голосе дали ему увидеть слишком многое.

– Неразумно, – сказал он, – руководствоваться чувством в таких делах. Или жаждой мщения. Потянувшись за слишком многим, вы рискуете потерять все. – Он встал. – А теперь я должен оставить вас. Я передал вам то, о чем меня просили, и дал мой совет. Мне жаль, что вы находите его столь тяжким, хотя и вполне понимаю ваши колебания. Если бы я мог побудить мистера Престкотта к более умеренным требованиям, я, безусловно, сделал бы это. Но на его стороне упрямство молодости, и он не пойдет на уступки. В вас, если мне позволено будет заметить, этого упрямства тоже немало.

Глава одиннадцатая

В ту ночь я молился о наставлении свыше, но ни помощи, ни утешения не было мне дадено; я был совершенно покинут, оставлен собственным моим колебаниям. Я не был столь слеп, чтобы позабыть о том, что у Турлоу были собственные причины вмешаться, но я не знал, каковы они. Разумеется, он не преминет обмануть меня, если сочтет это необходимым. Средств в его распоряжении оставалось немного, и я полагал, что он использует их сполна.

Я чувствовал, что не должен пренебрегать ни единым из доступных мне путей, и несколько дней спустя я переговорил с мировым судьей, который тут же велел арестовать Сару Бланди. Ее уже допрашивали, и она, естественно, была напугана, а мне не хотелось лишать себя возможности сделки с Престкоттом из-за ее внезапного бегства. Если бы она сбежала, нашлось бы достаточно людей, которые согласились бы укрыть ее, и я едва ли мог бы надеяться отыскать ее снова.

К тому времени Кола уже отправился во врачебный объезд с Лоуэром. Узнав об этом, я пришел в ярость, ибо меня обуял страх, что эта его поездка может стать завершающей ступенью в его преступном замысле, но меня успокоил мистер Бойль, который в письме из Лондона известил меня, что лорд-канцлер не намеревается уезжать в поместье еще несколько недель. Преследовавший меня кошмар – готовившаяся засада на лондонской дороге, кареты поломаны, а вся вина возложена на старых солдат Кромвеля, взявшихся за грабеж на большой дороге, – оставил меня, когда я догадался, что Кола, верно, просто скрашивает время праздного ожидания. Возможно, Турлоу действительно прав, и Кола прибыл в Англию, чтобы вступить в игру только тогда, когда потерпят неудачу все попытки мирно свергнуть Кларендона.

Скажу больше я даже радовался передышке, какую мне принесло это известие, ибо мне предстояло принять решение чрезвычайной важности, и я готов был стать на путь, который или приведет к погибели меня, или низвергнет одного из могущественнейших вельмож королевства, а к такому никто не приступает с легким сердцем.

И потому в ту мирную неделю, пока Кола объезжал графство (насколько я понимаю, его повествование в этом вновь соответствует истине, так как Лоуэр рассказал мне, что он усердно трудился, облегчая страдания страждущих), я обдумал все открывающиеся предо мной возможности, пересмотрел улики – и все они указывали, что мои умозаключения о том, что Кола опасен, были верны. Я не нашел в них изъяна, как не найдет его никто, кто усомнится в них никогда человек невинный не вел себя так преступно. Кроме того, я вновь взялся за Сару Бланди, ибо думал, что смогу уговорить ее рассказать, какой интерес был у Кола к ее семье, и тогда, быть может, мне удалось бы избавить себя от унижения, на какое я пойду, уступив желаниям полубезумного юнца, каким был Джек Престкотт.

Ее привели ко мне в небольшую комнату, где обычно находился тюремный надзиратель. Заключение не слишком изменило ее внешность и, как я вскоре обнаружил, не умерило ее дерзости.

– Думаю, у тебя было время поразмыслить над нашим прошлым разговором. Я в силах помочь тебе, если только ты сама мне это позволишь.

– Я не убивала доктора Грова.

– Я это знаю. Но многие думают, будто ты его убила, и ты умрешь, если я тебе не помогу.

– Если вы знаете, что я невинна, то ведь в любом случае должны мне помочь. Вы же священник.