К своей звезде, стр. 77
Рукоятка сектора газа скользит за максимал, и Чиж явственно представляет, как из черного зева сопла с бешеной скоростью вырывается острый язык спрессованного пламени, сопровождаемый громом извергающегося вулкана. Отпускай тормоза, и после короткого разбега небо примет тебя и понесет над лоскутными коврами полей, застекленными змейками рек, паутиной серых дорог, рассекающих на части зеленую пену лесов. Отпускай…
Нахлынувшие чувства переполняли Чижа. Побежавшая на экране взлетно-посадочная полоса словно распрямила стремительным дуновением слежавшиеся за спиной крылья, и они, упруго наполнившись встречным потоком, разорвали притяжение земли. Мышцы плеч напряглись до предела, и проклятый металл сорок пятого года злорадно полоснул по живому.
Вся в солнечном свете, с распущенной косой, по гальке черноморского берега бежала заплаканная Ольга. В ее синих от южного неба глазах металась растерянность, губы испуганно дрожали. На покатых шоколадных плечах в непросохших капельках воды искрились лучами частички полуденного солнца, тонкие пальцы напряженно комкали резиновую шапочку. В ее голосе, лице, фигуре, во всех движениях было столько неподдельного горя, что Чижу захотелось упасть на колени, обхватить эти родные ноги и просить самыми ласковыми словами прощения.
Он чувствовал себя виноватым перед этой заблудившейся в трех соснах женщиной. Виноватым во всем. В том, что, полюбив ее, не сумел разделить себя между самолетами и ею, в том, что оставил ее наедине с ее чувствами, не помог сделать иного выбора, чем сделала она сама, в том, что обокрал ее как мать, эгоистично захватив всю любовь дочери, в том, что насильно гнал ее из памяти, пестуя мстительное злорадство, гнал тогда, когда до боли хотелось обнять ее, окунуться в синь ее неповторимых глаз, навсегда раствориться в их бездонной, как вселенная, глубине.
Чиж молил ее о прощении, словно исповедовался в совершенных грехах, навсегда покидая землю. Осколок металла уже вовсю кромсал сердце, и, как Чиж ни напрягал волю, крылья теряли упругость и не хотели держать его на встречном потоке. Боль обволакивала сознание, стремительно приближая его к черному куполу неба, заполняла каждую клеточку, как заполняет воздух резиновую камеру, и он услышал тонкое многоголосие неслыханных ранее перезвонов…
24
На Фонтанке начали ремонт гранитной облицовки, и острое лязганье вибромолота, загоняющего в дно реки металлические шпунты ограждения, мешало сосредоточиться. Ольга поняла, что ей уже сегодня ничего не удастся поправить в докладе, с которым предстоит выступить в Роттердаме на международной конференции, организованной в соответствии со Всемирной стратегией охраны природы. Доклад был давно готов, но она всегда за день до отъезда перелистывала написанное и всегда вносила в текст какие-то принципиальные поправки. В конце дня оставалось время, чтобы отдельные места начисто перепечатать.
Закрыв папку, Ольга отодвинула ее в сторону и поняла, что совсем не вибромолот ей мешает сосредоточиться. Из головы не шел вчерашний звонок Юли. «Намечаются серьезные перемены». И таким спокойным голосом сообщает. Ребенок… Не представляет, насколько эти перемены серьезны.
Вчера она долго не могла уснуть. Чтиво не лезло в голову, считалки не помогали. Захотелось вдруг сделать уборку в квартире, и она, не сопротивляясь, подчинилась этому желанию. Включила пылесос, обошла с ним все три комнаты, затем поелозила по паркету электрополотером, влажной тряпкой обмахнула подоконники, дверки шкафов, рамы картин. Было около двух часов ночи, когда Ольга почувствовала усталость и свалилась на тахту. Тепло пушистого пледа уютно обволокло, и она быстро заснула. Проснулась от дружного топота бегущих по набережной курсантов военного училища. Этот топот будил Ольгу ежедневно, и она привыкла к нему, как к будильнику.
Попытка поработать над докладом на свежую голову к успеху не привела. И она неожиданно для себя решила: надо съездить к Чижу. Заграничный паспорт у нее в кармане, билет на «Стрелу» взят, чемодан собран. Все дела по институту еще вчера переданы заместителю, пусть руководит.
Она сняла трубку и набрала номер домашнего телефона водителя.
– Отдых, Мишенька, отменяется, – сказала в трубку, – поедем за город на весь день. Заправь полный бак.
На машине Ольга еще не ездила к Чижу. Ей казалось, что ему будет неловко: экое начальство на черной «Волге» заявилось. Сегодня она не могла зависеть от расписания поездов: вдруг понадобится уехать раньше или позже, можно прямо к «Стреле».
Нет, она ехала не затем, чтобы помочь Чижу утвердиться в своем решении. Когда об этом тебя не просят, лучше не соваться. Сердце подсказывало: в такой час надо просто быть с ним рядом.
И опять подступало прошлое…
Когда его перевели в свой полк, она в этот год была назначена директором института, готовилась к защите докторской диссертации. Она была откровенно счастлива и не скрывала своей радости от Чижа.
– Как видишь, – смеялась она при встрече, – нет худа без добра. Одиночество заставило меня работать. Иначе бы свихнулась.
А когда подбиралась к сердцу накопившаяся тревога, она забывала о науке, институте и с мольбой просила:
– Скажи только, что не можешь без меня, и я откажусь от института, от диссертации, заберу Юльку и к тебе…
– И что будешь делать? – спрашивал он сухо.
– Квартиру убирать, обеды готовить, с Юлькой заниматься, книги читать, в театры ходить, музеи.
Чиж смеялся:
– Обедать мне положено в части. Юлька сама отлично занимается, музеев у нас нет, театр всего один, библиотека тоже небогатая. Уберешь ты квартиру за тридцать минут. Я – на полетах, Юлька в школе. И ты на третий день скажешь: «Зачем ты меня сюда привез?»
– Не скажу, – упрямилась Ольга.
– Ну хорошо, – обещал Чиж, – я подумаю.
Перед отъездом он сказал:
– Если одной рукой командовать полком, а другой ласкать любимую женщину – и то, и другое будешь делать плохо.
И Ольгу от этих слов не покоробило. Она почувствовала облегчение, потому что подсознательно ждала его согласия со страхом. Она не представляла, как откажется от института, от защиты. Зачем тогда было огород городить? Зачем училась, зачем страдала от одиночества в самые лучшие годы своей жизни? Институт – это все-таки награда. Компенсация за безвозмездные потери. Гавань, в которой можно укрыться от душевных бурь.
Ей тогда еще не было сорока, и жизнь, казалось, только начинается. Исследования лаборатории принесли ей всесоюзную известность. На основе сульфоксидов удалось получить композиции для изготовления устойчивых к коррозии изоляционных покрытий магистральных нефтегазопроводов. Экономический эффект от внедрения новых покрытий составлял внушительные цифры. Ее везде поздравляли. Это была серьезная победа.
Занимаясь вопросами безотходной технологии, она вплотную подошла к проблеме многотоннажных отходов. В большинстве случаев их можно превратить в ценные продукты. Но не всегда это просто сделать. Сложно складывалась судьба некоторых фракций пиролиза, являющихся прекрасным сырьем для получения синтетических каучуков, эпоксидных смол, лакокрасочных материалов и других ценных продуктов. Получив в свое распоряжение институт, Ольга поверила в успех, хотя отлично понимала, что такую сложную задачу в два хода не решишь.
Зрели головокружительные замыслы, открывались заманчивые перспективы. Отказаться в такой момент от института было подобно катастрофе. И Чиж понял, что Ольга по женской слабости сморозила чепуху.
Взяв вину на себя, он помог ей примирить душевные противоречия на годы вперед. Работа заполняла ее до предела. И если бы не тетя Соня, помогавшая по дому, она бы частенько оставляла Юлю голодной и неухоженной.
– Я перееду к папе, – сказала ей однажды дочь. И Ольга не нашлась, что ей ответить. В день отъезда хотела безотлучно быть с Юлей, но ее срочно вызвали в министерство, и Юля уехала сама.