Возвращение домой.Том 2., стр. 39

1942

«Квартиры ЖВС ВМС [16], Норт-Энд, Портсмут.

Пятница, 23 января.

Дорогие мама и папа!

Давно не получала от вас писем, последним было то, что вы отправили сразу после Нового года, — и я переживаю, что, может быть, у вас нет возможности написать, или письма потерялись, или это из-за нехватки почтовых судов и самолетов. В общем, отправляю это письмо на Орчард-роуд, может, вы еще там, а если нет, то надеюсь, вам перешлют его на новый адрес. Я читаю газеты и слушаю новости и очень беспокоюсь за вас, ведь с каждым днем японцы, кажется, продвигаются все дальше и дальше, на Филиппины, Манилу, Рангун и Гонконг; потопили «Принца Уэлльского» и «Отпор», а теперь еще пал Куала-Лумпур. Так близко от вас. Что происходит? Неужели никто не может их остановить? Я пыталась позвонить дяде Бобу в Скапа-Флоу — вдруг он может узнать о вас хоть что-нибудь, — но, естественно, не смогла к нему пробиться. Даже если бы дозвонилась, то вряд ли смогла бы с ним поговорить.

Тогда я позвонила Лавди, чтобы спросить, не получала ли она каких-нибудь известий о Гасе. (Гас Каллендер находится вместе с «Гордонскими горцами» в Сингапуре. Не так давно вы писали, что познакомились с ним на вечеринке в Селаринг-Варракс, что он сам подошел к вам и представился. Помните?) Гас и Лавди часто пишут друг другу, и я подумала: может быть, она что-нибудь знает, но она тоже давно не получала от него писем. Она думает, что он находится на каких-нибудь учениях или маневрах.

Так что и тут никаких новостей.

Сегодня утром я пошла к капитан-лейтенанту Кромби подписать кое-какие письма (он мой начальник, специалист по новым разработкам в области военной подготовки), он как раз читал газету и вдруг спрашивает: «Твои родные ведь в Сингапуре?» Это было довольно неожиданно, потому что вообще он не очень любезен. Ума не приложу, откуда он узнал; наверно, командир нашей части ЖВС ему сказала. Ну, я и рассказала ему все и добавила, что немного волнуюсь за вас, а он сказал, что дела сейчас везде идут скверно, даже в Северной Африке мы терпим поражение, однако он меня уверил, что Сингапур хорошо укреплен и на его защиту будут брошены все силы, поэтому захватить город японцам не удастся. Надеюсь, он прав, но меня не радует мысль о возможной осаде. Прошу тебя, мама, если у вас появится возможность уехать куда-нибудь в более безопасное место, — уезжайте не раздумывая. Всегда сможете вернуться назад, когда опасность минует.

Теперь, когда я выложила все, о чем болит душа, расскажу о себе. У нас тут собачий холод, не квартиры, а настоящая морозилка, утром вода в стакане у меня на тумбочке подернулась льдом. Просыпаюсь сегодня утром — зеленый холм Портсдаун стоит весь белый от снега… впрочем, слой был тоненький, и сейчас снег уже сошел. Отправляюсь на службу всегда как на праздник — по крайней мере, в хибаре, где помещается наш офис, тепло. Завтра меня отпускают на выходные, и я еду на день в Лондон. (Не волнуйтесь, сейчас там вроде поутихло, ужасных налетов, какие бывали раньше, нет.) Останавливаюсь в доме на Кэдоган-Мьюз, он, несмотря на все бомбежки, пока еще стоит целехонек. Хетер Уоррен тоже приедет в Лондон со своей сверхсекретной службы. Я не видела ее с начала войны: к тому времени, как я въехала в Дауэр-Хаус, она уже начала работать и покинула Порткеррис. Несколько раз мы уже пытались договориться о встрече, но ее так редко отпускают с работы, и притом всегда в будни, а я могу вырваться только в выходные. Но на этот раз мы все уладили, и я с нетерпением жду встречи с ней. Я ведь писала вам, что Чарли Лэньон — в плену в Германии? Не позавидуешь парню, но, по крайней мере, он жив.

Мы договорились встретиться у входа в «Свон и Эдгар», потом идем обедать, а затем, может быть, на концерт. Я бы с удовольствием купила, как Афина выражается, какую-нибудь «тряпицу», но теперь ношу форму, поэтому талонов на одежду мне не полагается и приходится клянчить их у Филлис или у Бидди.

Время от времени получаю письма из Нанчерроу. Афина приложила к письму фотографию Клементины, ей уже восемнадцать месяцев, и она начинает ходить. Надо сказать, девочка очень симпатичная. Муж Афины, Руперт, сейчас в Северной Африке в составе бронетанковой дивизии. Да—да, уже не кавалерия, а танки. Пожалуйста, ответьте как можно скорее и успокойте меня, что с вами все в порядке.

Горячо вас любящая,

Джудит».

Уже восемнадцать месяцев Джудит жила в реквизированном для женской вспомогательной службы многоквартирном доме на севере города Портсмут, дешевом, слепленном на скорую руку и из чего попало в тридцатых годах. Он стоял на перекрестке шоссе и унылой пригородной улицы. Построенный в современном стиле — красный кирпич, плоская крыша, закругленные углы, ужасные стальные рамы, — дом затмевал все соседние здания безобразным внешним видом и внутренним неудобством. Не было ни газонов, ни балконов, чтобы скрасить безликий фасад; с задней стороны располагался залитый цементом двор, где когда-то несчастные жильцы развешивали на просушку белье, ныне же превращенный в велосипедную стоянку для служащих ЖВС.

Трехэтажный дом вмещал двенадцать совершенно одинаковых квартир. На верхние этажи вели каменные лестницы, лифтов не было, квартирки крошечные: гостиная, две спальни, кухня и ванная, ни центрального отопления, ни каминов. Только в гостиной и в узкой передней имелись встроенные в стену электрические обогреватели, да и те из соображений экономии отключили. Холод зимой был зверский, продирало насквозь.

Каждую квартиру занимали по десять девушек. Они спали на двухъярусных койках военно-морского образца. Четверо — в гостиной, четверо — в главной спальне и еще двое — в дополнительной спальне, которая явно была спроектирована в расчете на очень маленького ребенка или на такого же миниатюрного престарелого родственника. В этой-то комнатушке, которая была не просторнее продуктовой кладовки в Дауэр-Хаусе и раза в три холодней, и ютилась Джудит на пару с девушкой по имени Сью Форд. У долговязой, вялой Сью, главной из «морячек» ЖВС в связном отделении, бывали ночные дежурства, и это было поистине счастливое обстоятельство, ибо размеры комнаты не позволяли одеваться или раздеваться двум девушкам одновременно. Столовая находилась в цокольном этаже, она была постоянно затемнена и укреплена мешками с песком, поскольку служила также бомбоубежищем. Завтракали в семь, ужинали тоже в семь, и иногда Джудит казалось, что ее вытошнит при одном только взгляде на консервированный колбасный фарш, порошковый омлет или цветную капусту из банки с маринованными овощами.

Поэтому она с облегчением думала о том, что уедет, вырвется в Лондон, пусть даже на один день. Морозным утром, закутавшись в шинель, захватив чемодан с самыми необходимыми вещами, она отметилась в регистратуре и вышла на улицу, намереваясь доехать до вокзала на автобусе. (Разумеется, можно было поехать на велосипеде, но тогда его пришлось бы оставить на вокзале, где его могли стащить. А велосипед являлся настолько неотъемлемой частью ее теперешнего существования, что она очень боялась его лишиться.)

Автобуса ей ждать не пришлось — пока она стояла на остановке, на дороге показался грузовик ВМС, сидящий за рулем молоденький матрос заметил ее, остановился и открыл дверцу.

— Подвезти?

— Ага.

Она забралась в кабину и захлопнула за собой дверь.

— Куда?

— На вокзал. — И добавила: — Спасибо.

— В увольнение, да?

С ужасающим скрежетом переключив передачу, он вывел машину обратно на шоссе.

— На выходные.

— И куда путь держите?

— В Лондон.

— Счастливица. Я сам живу в Хакни [17]. Точнее, жил. Мама моя погибла во время бомбежки. Теперь обитаюсь в Балхеме, у ее двоюродной сестры. Черт, ну и холодина! Не желаете сигаретку?