Контрольная с чужими, стр. 4

– Больно шустрый для умирающего, – буркнула Настя.

– Настя, там что-то торчит. В шее. Ты енту занозу рукавицей дерни, вдруг ядовитая, – жалобно, словно и впрямь умирал, попросил Семен.

Только сейчас Настя заметила торчащий на пару сантиметров из шеи Семки Кольцова кусок черного наконечника щупальца. Она, конечно, в анатомии человека разбиралась слабо, но ей показалось, что это в самом деле лишь заноза, небольшой обломочек, неглубоко застрявший в коже. Такая ерунда с ними приключалась по сто раз на дню. И единственная возможная опасность от него заключалась в том, что он может и впрямь оказаться ядовитым или заразным. И то вряд ли, раз Семен до сей поры жив, стоит себе и даже шутит. Она, не задумываясь, схватила торчавшую из шеи занозу ежовой рукавицей и выдернула. Четырехгранный кусочек когтя в самом деле воткнулся неглубоко, разве что кожу пропорол, так что вылез без усилия. Но за ним тянулась и тянулась тончайшая прозрачная ниточка. Насте пришлось руку отвести в сторону на полный размах, чтобы ее вытащить до конца.

– Ты как, Семочка? – спросила она, стараясь не показать, насколько испугана.

– Ничего вроде. Только… ног не чувствую точно. А теперь уже и рук не чувствую.

– Это от заморозки.

– Грудь давит, дышать трудно. А главное сердце не бьется.

– Семен Кольцов, отставить панику, – приказал Антон Олегович. – Если бы у вас не билось сердце, вы бы давно умерли и не болтали глупости.

– Так я и умер, – сказал Семен Кольцов и закрыл глаза. И сразу стал таким тяжелым, что Настя не смогла его удержать, и он рухнул на песок. Каменным истуканом рухнул, во весь свой несуразный рост вмявшись в песок. Настя с Антоном Олеговичем тут же присели рядом с ним, Настя попыталась оттянуть веко, но не смогла. Нащупала на шее вену, но пульса не было.

Антон Олегович попробовал отыскать пульс на левой руке. Настя вопросительно на него глянула.

– Нет пульса.

– Нужно что-то делать. Током, лекарствами, уколы…

– Дефибриллятора у нас нет.

– У нас есть Серена!

– Ну-ка брысь в сторону! – отодвинул Настю и Антона Олеговича капитан Левченко. – Антон, помоги мне опуститься на колени. Настя, стетоскоп найди в сумке. Всем молчать и даже не дышать.

Айболит слушал Семена бесконечно долго.

– Пульса нет, дыхания нет, – наконец произнес он.

Сколько бы страхов они здесь ни пережили, но все они были не сравнимы с ужасом, вызванным этими словами. Из окаменения Настю вырвал Доцент.

– Или ты их не слышишь, Володя, – сказал он, опускаясь на колени рядом с Левченко. – Полагаю, мои датчики намного точнее.

– Серегин, не дури, – злым шепотом заговорил капитан. – Ребятишкам и так тошно. Не оттягивай момент, от ненужной надежды только хуже будет!

– Айболит, я, пока ты в яме прохлаждался, внимательно смотрел и слушал, – посеревший лицом Серегин затараторил как пулемет. Видимо, чтобы самому не поддаться панике. И с той же невероятной скоростью заработал руками. Доставал как фокусник какие-то тончайшие проводки и всякие блестящие штучки, с чем-то их соединял, куда-то что-то втыкал… – Я, капитан, слушал, как Семен симптомы свои описывал. И подозреваю, что больной скорее жив, чем мертв. Помоги лучше, прижми этот датчик к левому запястью. Антон, второй электрод удерживай на правом. Настя, эти два на виски, еще два на шею. Удержишь все? Тогда всем снова замереть, не шевелиться, молчать и дышать через раз. Долго и терпеливо.

Он покрутил рукоятки, потыкал пальцами в сенсоры.

– Начали! Отставить. Ждать придется не менее пяти минут. Постарайтесь устроиться удобно, чтобы вытерпеть практически без движения. Очень уж тонкая настройка. Начали? Начали!

Настя решила, что эта пытка неизвестностью и неподвижностью будет продолжаться вечно. И когда в приборе Доцента что-то звякнуло, она вздрогнула от неожиданности и едва не разревелась, уверенная, что из-за ее несдержанности все придется начинать сначала.

– Вольно! – устало произнес Серегин. – Замер завершен. Через минуту сообщу точные результаты. Эй, Айболит! Ты чего?

Левченко, смертельно побледневший, с покрытым крупными каплями пота лицом, откинулся на спину и прикрыл глаза.

– Левченко! – забеспокоился в свой черед дядя Сережа.

– У него два ребра сломаны точно, а скорее всего и третье тоже, – сказал стоявший в двух шагах позади Ручей.

– Так какого… ты его не заменил? – сквозь зубы произнес Антон Олегович.

– Они так шустро начали, – хмыкнул Ручей. – И потом он старший по званию, фельдшер к тому же, не мне ему указывать. Может, вам медик нужен был под рукой. А ребра – это не смертельно.

– Не смертельно. Только теперь нашему медику медик требуется, – проворчал Доцент и уткнулся в дисплей своего ящика с приборами.

Ручей и Жгут принялись усаживать Левченко, стараясь не теребить его с левой стороны.

Тут в приборе вновь что-то звякнуло.

– Ну вот. Слушайте точные физические данные. Жив или мертв пациент, решать будете сами. Пульс слабенький-слабенький, кажется, про такой говорят нитевидный. Ну и не частый пульс, один удар через каждые пятьдесят девять целых тридцать пять сотых секунды. Вдох-выдох растягиваются на то же самое время. Собственно говоря, в момент окончания вдоха происходит удар сердца. Понятия не имею, правильно это или нет. Мозг в отличие от этих органов проявляет прямо-таки завидную активность. Не удивлюсь, если Семен меня сейчас слышит. Что еще? Электропроводимость кожи изменяется пульсирующим образом, но с общей тенденцией к понижению. В этом я совсем уже ничего не понимаю, так что хорошо это или нет, прошу не спрашивать. Тут еще куча разных параметров, но толку от них для неспециалистов ноль. А! Тактильно, то есть на ощупь кожа стала очень жесткой, буквально задеревенела. У меня все. Очнулся, Айболит? Слышал?

– Слышал, Доцент. Был не прав. Судя по твоим данным, мы имеем общий паралич в некоей экзотической форме.

– Вот. Если бы дело касалось меня, я бы сказал: невелика разница между нашими диагнозами. Но Семен выкарабкается. Уверен, это у него защитная реакция на действие какого-то яда.

– Да уж, – вдруг глубокомысленно изрек Беркут. – Одно можно сказать точно: заскучать нам здесь не дадут.

– Прекратить разговоры, – спокойно и деловито произнес полковник Ковалев. – Приготовить носилки. Через пять минут начинаем движение в обратном направлении. Наша задача – до наступления темноты вернуться в пещеры. Войцек!

– Я.

– Сил хватит плот провести, а после поднять всех?

– Да.

– Я помогу, – добавила Настя.

– Тогда возвращаемся в пещеры верхнего яруса.

3

Почему командир отдал приказ возвращаться на Верхний карниз Каньона, в более труднодоступное отсюда место, чем их последний лагерь на нижнем карнизе, никто не переспросил. Привыкли приказы не обсуждать. Да и логика была понятна каждому. Пытаться вновь перейти Каньон с двумя ранеными было бы сумасбродством. Что такое серьезные травмы, каждый знал на личном опыте. Все понимали, что капитану Левченко наверняка потребуется не одна неделя, чтобы залечить сломанные ребра. Сколько времени уйдет на выздоровление у Семена, можно было лишь предполагать.

По прикидкам сезон дождей должен был начаться месяца через полтора. Насколько в это время усложняется жизнь, тоже успели узнать. А значит, следовало позаботиться о запасах продовольствия, которое в Каньоне добыть практически невозможно. А вот на Равнине с этим проблем не было. Там и охота, и рыбалка, и огород, и дрова. Понятно, что за каждым зверем придется побегать. Растительное съедобное тоже необходимо умудриться отыскать, собрать или выкопать. Но все равно – это вам не Каньон! А выбираться на Равнину с Верхнего карниза труда почти не составляет – каких-то сто метров вверх, и готово, большая часть дня может использоваться для дела, а не для скалолазания.

Ну и наконец Верхний их лагерь лучше приспособлен для жизни почти в любом отношении. От безопасности до санитарных условий.