Дядюшка Наполеон, стр. 66

Чистильщик перекинул через плечо ремень от ящика:

– Если вам потребуется сделать что… почистить, подметки подбить, осоюзки поставить… Я в двух квартала отсюда сижу, возле лавки угольщика.

Он совсем собрался уходить, когда дядюшка с беспокойством сказал:

– Что это, уважаемый, куда же вы?.. Здесь место хорошее… У нас тут целый день работы полно – и чисти и починка. Да одна наша семья вас работой завалит!

– Нет, ага, я лучше пойду. «Сто манов [28] охотничьей добычи не стоят того, чтобы вонь от собачьего дерьма терпеть!»

Дядюшка бросился за ним, схватил его за руку:

– Прошу вас… Слово даю, Маш-Касем будет тебе брат.

Маш-Касем пробурчал, так чтобы дядюшка не слышал:

– Точно, как брат… Я тебе такое дерьмо собачье покажу…

– Ты меня слышишь, Маш-Касем? – повернулся к нему дядюшка. – Ты ведь будешь как брат Хушангу?

Маш-Касем опустил голову:

– Ну, зачем врать? До могилы-то… Как вы прикажете… Коли вы забыли про фотографа…

Но, заметив сердитый взгляд дядюшки, он осекся:

– Ах ты господи, должно быть, я спутал этого чистильщика с тем, который на базаре…

Чистильщик опустил свой ящик на землю. Дядюшка облегченно вздохнул и сказал:

– А в обеденное время Маш-Касем тебе поесть принесет… Касем! Скажи ханум, если еда готова, пусть пришлет тарелку Хушангу… Да не забудь про зелень, лепешки и кислое молоко.

Чистильщик с довольным видом раскладывал свое добро, приговаривая:

– Да не оскудеет рука щедрого! У меня своя лепешка есть и винограду кисть – я перекушу, не беспокойтесь.

– Нет, нет, ни в коем случае… Вы сегодня наш гость! В обед приходите в сад кушать.

По дороге к дому Маш-Касем, который остался очень недоволен исходом дела, попытался было вразумить дядюшку, но встретил такой гневный отпор, что прикусил язык и явно приуныл.

Когда мы вошли в дом, Асадолла-мирза вопросительно посмотрел на меня. Я знаком показал, что все идет наилучшим образом.

Родичи опять начали обсуждать болезнь Пури, но не успели ничего решить: вбежала Лейли и объявила, что звонят из уголовной полиции, хотят побеседовать с Азиз ос-Салтане.

Азиз ос-Салтане подошла к телефону, а все присутствующие, пораженные, столпились вокруг нее.

– Алло! Слушаю вас. Кто?.. А, здравствуйте, очень приятно. Я к вашим услугам. Как вам удалось меня разыскать? Ко мне домой?.. Да – да… Нет, это Фати, дочка няни Гамар… Что?.. Ах, боже мой, что вы такое говорите?.. И вы поверили?!

Дядюшка изо всех сил делал ей знаки, чтобы она объяснила, о чем речь, и Азиз ос-Салтане проговорила:

– Не кладите трубку… Во дворе шумят, я прикрою дверь, а то не слышно!

Тут она зажала трубку рукой и шепотом сказала:

– Это начальник сыскного отделения… Тот, у которого я была в прошлый раз, друг покойного аги… Он говорит, сегодня ему позвонил какой-то неизвестный и сказал, что я стреляла в Дустали и что мы скрываем раненого у себя в доме…

Дядюшка трясущимися губами с трудом выдавил из себя:

– Это их рук дело!.. Ответьте ему… Скажите, что он может поговорить с самим Дустали.

– Алло? Так о чем мы говорили? Вы, конечно, шутите! Обождите у телефона, я сейчас позову самого Дустали. Нет – нет, вы обязательно должны с ним поговорить, пожалуйста!

Азиз ос-Салтане поспешно перетащила телефон в комнату, где лежал Дустали-хан, в двух словах растолковала мужу суть дела и приказала:

– Поговори-ка с ним, да не вздумай стонать в трубку!

Дустали-хану оставалось только повиноваться. Зычным голосом он приветствовал шефа уголовной полиции, обменялся с ним положенными любезностями и успокоил его, а потом вернул трубку Азиз ос-Салтане. Дядюшка тем временем уже дал ей необходимые инструкции.

– Алло, вы слушаете? Теперь вы убедились, что над вами подшутили? Дустали вчера патроны набивал, порохом слегка ногу обожгло… Благодарю вас. Вы очень любезны…

Дядюшка, жестикулируя, побуждал ее спросить то, что ему нужно. Азиз ос-Салтане также жестами давала понять, что помнит об этом. После обмена любезностями и обещаний повидаться в ближайшем будущем она проговорила:

– Да, я еще хотела спросить… Вы не могли бы описать человека, который вам звонил… Конечно, я сказала – голос, может быть, акцент какой-нибудь! Например, индийский? Нет?.. Тогда… Что? Ширазский выговор?.. Вы уверены? Ах так, вместе с семьей долго жили в Ширазе… Ну, я вам очень признательна… Ясно… Разумеется, если бы не вы, нам не избежать бы неприятностей. Ну, всего вам хорошего, спасибо.

Я не смел взглянуть на дядюшку. Но, даже не поднимая глаз, я прекрасно представлял себе, что выражали физиономии присутствующих. Наконец я исподлобья покосился в дядюшкину сторону: его окаменевшее, бледное лицо свидетельствовало об еще большем смятении, чем я ожидал. «Господи, смилуйся!» – твердил про себя. Ведь во всей нашей семье ширазский выговор был только у одного человека – у моего отца.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Дядюшка оставался недвижим. Наконец Асадолла-мирза сказал:

– Наверняка, это кто-нибудь из друзей – приятелей пошутить изволил… С тех пор как понаставили этих телефонов-автоматов…

Тут дядюшка прервал его, сдавленным голосом обратившись к Азиз ос-Салтане:

– Азиз-ханум, у вас есть его номер телефона?

– Телефон шефа сыскного отделения? – с изумлением переспросила Азиз ос-Салтане. – Есть, а зачем?

– Прошу вас, сейчас же позвоните ему и скажите, что вам необходимо зайти к нему прямо сегодня – по важному делу.

– Зачем это я к нему пойду?

– Позвоните сейчас же, прошу вас, – повелительно повторил дядюшка, – я потом вам объясню.

Азиз ос-Салтане не посмела ослушаться. Она вытащила из сумочки записную книжку, нашла номер и позвонила в уголовную полицию. Встречу назначили на половину пятого. Когда она положила трубку, дядюшка сказал:

– Я пойду вместе с вами.

– Вы хотите поговорить с ним о Гамар?.. Умоляю вас…

– Нет, – отрезал дядюшка, – о Гамар мы поговорим потом. Есть гораздо более важное дело. Я должен узнать, кто этот человек, который звонил ему. Это для меня вопрос жизни и смерти…

Походив взад и вперед по комнате, дядюшка объявил:

– Прошу всех нынче прийти к ужину… Мы должны обсудить все вопросы, связанные с беременностью Гамар и болезнью Пури.

Жена дяди Полковника плача проговорила:

– Ага, умоляю вас, я боюсь, как бы не опоздать… Боюсь, как бы не случилось беды с моим бедняжкой…

– Нет, не опоздаем, – твердо возразил дядюшка. – Сегодня вечером все обсудим, потом предпримем необходимые меры.

Дядя Полковник с женой вернулись к себе. Я вышел вместе с Асадолла-мирзой, так как хотел поговорить с ним об этом последнем происшествии – об анонимном телефонном звонке. Неприятности все не прекращались. С каждым днем, с каждым часом все новые препятствия возникали между мной и Лейли.

Закрыв за собой дверь дома дядюшки Наполеона, я с беспокойством спросил:

– Дядя Асадолла, а что означает этот телефонный звонок? Вы думаете, что…

– Моменто, тут и думать нечего – ясно, что это дело нашего злого гения. Я с той самой минуты, как ага набросился на твоего отца, ожидал от него ответного выпада.

– А зачем дядюшка собрался к шефу уголовной полиции? Вы считаете, тот узнал папин голос? И теперь расскажет дядюшке?

– Сомневаюсь, что он вообще знаком с твоим отцом, а если даже и знаком… – Асадолла-мирза на минуту задумался, потом сказал:

– Во всяком случае, мне надо еще до половины пятого заглянуть к этому уголовному шефу, попросить его, чтобы он для предотвращения новых ссор и склок замазал эту историю.

В это время я заметил, что из дома вышел Маш-Касем с подносом, на котором стояла тарелка плова. Сделав несколько шагов, он огляделся по сторонам. Мы стояли за деревьями, так что нас не было видно. Маш-Касем запустил руку в тарелку и достал что-то, мне издалека не было видно, что именно, но я догадался: он вытащил из плова кусок мяса. Вытянув руку, он зашептал: «Кис – кис – кис». В одно мгновение к нему подскочили два кота – из числа бездомных полудиких обитателей сада. Он бросил одному из них кусок. Оба кота ринулись к мясу, урча, мяукая и громко завывая. Маш-Касем, стараясь не повышать голос, принялся увещевать их: