Дневник леди Евы (СИ), стр. 70

— Не подходи ко мне, Роджер, я больна.

Силы окончательно истаяли, и она бы упала, если бы не его крепкие руки, подхватившие ее. Из их плащей он устроил постель под деревьями и уложил в нее Еву, подложив ей под голову седельную сумку. Ева была в сознании, но контуры предметов выглядели как-то странно размытыми, как будто были окружены мерцающим ореолом, а складки и тени казались, наоборот чересчур резкими. Она была рада, что, наконец, закончилась тряска, и не надо больше заботиться о том, чтобы не упасть, а можно просто закрыть глаза и расслабиться.

— Ну вот, — сказал Роджер, преувеличенно бодро, — Ты немного отдохнешь здесь, а потом мы двинемся в Торнстон.

— Я думаю, Роджер, что буду отдыхать здесь очень долго, — тихо ответила Ева, — Будет чудом, если я протяну до вечера.

— Не говори ерунды, ты просто устала, вот и все. Наверное, тебе пришлось ухаживать за этими животными день и ночь кряду! — он попытался взять ее руку, но она не дала.

— Роджер, милый, если ты меня хоть немного любишь, не прикасайся ко мне! Я знаю, что говорю, это только ради тебя самого. Я хочу, чтобы ты жил. Мне будет гораздо легче умереть, если я буду знать, что ты жив и здоров. Послушай, обещай, что выполнишь мои просьбы, даже если они тебя удивят. Ты обещаешь?

— Я обещаю, что выполню всё, о чем бы ты меня ни попросила, любовь моя, — сказал он необыкновенно нежно.

— Даю тебе слово рыцаря, — а вот в этом тоне был весь Роджер, Ева слабо улыбнулась.

— Хорошо, милый, — она немного помолчала, собираясь с силами, — Когда я умру, нет-нет, не спорь, я знаю, поверь. Так вот: после моей смерти ни в коем случае не целуй меня, и вообще старайся поменьше прикасаться к моему телу. Не надо меня хоронить, просто обложи ветками и сожги до пепла со всеми вещами кроме одной, о ней я расскажу чуть позже. С пеплом можешь поступать так, как пожелаешь. В моей седельной сумке лежит тетрадь из пергамента, завернутая в кусок шелка. Ткань сожги вместе с моим телом, а тетрадь я обработала специальными составами, она будет не опасна ни для тебя, ни для кого-то другого. Но самое главное, Роджер, и это очень важно, никто не должен читать ее, кроме наших далеких потомков. Дату, когда можно будет прочитать мою тетрадь, я указала на обложке. Это очень нескоро, милый, но ты должен позаботиться, чтобы она сохранилась до этого времени. Ты обещаешь сделать всё, что от тебя зависит? — долгая речь утомила ее, и она замолчала, тяжело дыша.

— Я думал, что уже знаю тебя так хорошо, что ты не сможешь больше меня ничем удивить, — мягко сказал Роджер, — Но ты опять удивила меня, Ева. Ты самая удивительная женщина, которую я встречал когда-либо. Наверное, я понял это еще в нашу первую встречу, но тогда я был просто ослом. А сейчас… Я не в состоянии поверить, что ты можешь меня покинуть. Конечно, если это случится, я выполню всё, что ты попросила, но… Ева, не смей умирать, слышишь?

— О Господи! Роджер, если бы ты знал… Как мне хотелось уйти из этого мира когда-то давно! Тогда я ни за что бы не поверила, что ты станешь мне так дорог. А сейчас я всё бы отдала, только бы остаться здесь, с тобой и детьми… Я даже не буду просить тебя позаботиться о них… Я знаю, что никто не сделает это лучше тебя… — ее голос становился все тише, и последние слова она уже шептала.

— Ева, не закрывай глаза, говори! Не спи! О небо, нет! Ева, любимая! Ева!!!..

Его голос еще звал, она еще слышала его, но он был всё дальше, дальше, дальше…

Глава 10. Снова дома

Круговерть темных и светлых пятен, странно искривленное и свернутое пространство, нет ни зрения, ни слуха, ни осязания, но почему-то все это ощущается. Нет личности, великое Ничто. Но почему-то есть страх. Потом откуда-то выплыл звук: л-л-л-л-л… л-л-л-л-л… Светлых пятен стало больше. Резко и ветвисто, как молния, ударила боль. Пятна стали складываться в какие-то стеклянные стены. Что-то блеснуло сбоку. Это сток душевой кабины! Понимание этого пришло раньше, чем понимание и ощущение собственной личности. Она! Это она! Снова боль. Судороги. Ощущение тела, одежды. Два перепуганных лица за стеклом. Ева! Ее зовут Ева! Или нет… кажется, Глэдис. Вот один из тех, за стеклом неистово кричит: «Глэдис! Глэдис!», и рвется к ней. А второй держит его и что-то пытается ему внушить. Сначала уговаривает, потом просто бьет его наотмашь по лицу, и тот оседает на пол и плачет, не отрывая при этом от нее глаз…

— Том, не бей моего брата…

Слова сложились сами собой. Голос какой-то хриплый, но с ним возвращаются почти все чувства. И самое главное — боль разлуки. Где-то там, за неимоверными пластами невероятно плотного и тяжелого времени остались крепкий невысокий мужчина, настоящий рыцарь, со всеми достоинствами и недостатками этого звания, стройный, ироничный, неистощимый на выдумки и изобретения молодой человек, самый дорогой и любимый — ее сын, и крошечная светловолосая девчушка, которую невозможно удержать на месте… Теперь все они так далеко…

— Слава Богу, Олли, она в порядке! Да хватит реветь! Ты же видишь, она вернулась.

Том резким движением отодвинул стеклянную дверь душевой кабины (по совместительству, временной капсулы).

— Тебе легко говорить, Том, это же не твоя сестра, — проворчал Оливер, поднимаясь с пола, — как ни крути, а я в первый раз вижу такое. Птички и обезьяна вернулись без проблем, даже ту крысу так не выворачивало.

— Во-первых, это моя девушка, ты забыл? А во-вторых, с ней все в порядке, правда, Глэдис? — спросил Том, подавая ей руку.

— Да, я в порядке, — она говорила, как во сне. В самом деле, трудно было сориентироваться, где сон, а где реальность.

— Скажи, — тормошил ее Оливер, — ты вернулась нормально? Нашла место отправки без проблем?

— А где доказательство? Ты прихватила что-нибудь с собой? — вцепился в нее с другой стороны Том, — Ты вообще была в прошлом?

— Была.

— В какое время?

— Кажется, 14 век…

Они оба опешили.

— Круто! — наконец выдавил из себя Том, — И????

— Я ничего с собой не принесла…

Казалось, всё в лаборатории, даже приборы, содрогнулось от горя.

— Ты нормально вернулась? — повторил вопрос Олли.

— Нет.

— Что???!!! Тебе пришлось умереть???!!! О боги! Я так и знал! Нельзя было отправлять ее туда!

— А камера? — подал голос Том, — О нет! Одни осколки! Ты что, топтала ее ногами?

— Какое сегодня число? — неожиданно спросила Глэдис.

— 15 июня…

«Ну да», — подумала она, — «Я так и рассчитывала, двадцатого состоится чтение дневника, а двадцать второго у меня экзамен по практической хирургии у профессора Кросби. Я так его боялась!» Она даже хихикнула, так смешно ей это показалось.

— Олли, по-моему, она не в себе…

Глэдис повернулась к друзьям. «Они отправят меня туда снова», — подумала она, — «Чего бы мне это ни стоило. Надо взять побольше антибиотиков, самых новых, последнего поколения, и тогда мы с этой чумой еще посмотрим, кто кого!»

— Я в себе, как никогда, — сказала она, — Через пять-шесть дней вы получите такие доказательства, что весь научный мир дружно снимет перед вами шляпы.

— Не говори загадками, что ты задумала?

— Увидите через пять дней. А пока я ничего не скажу. Том, пообещай мне одну вещь…

— Пообещать я могу все, что угодно, — пробурчал тот.

«Роджер никогда бы так не сказал», — подумала Глэдис.

— Как только вы получите свое доказательство, — сказала она, — Вы немедленно отправите меня обратно в прошлое. Дату я назову.

Парни посмотрели друг на друга, и расхохотались. Глэдис почуяла недоброе. Наверное, у нее в этот момент было такое лицо, что весельчакам сразу расхотелось смеяться. По крайней мере, они мгновенно заткнулись, как будто проглотили остатки смеха.

— Эй, Глэдис, ты что? Честное слово, если бы я тебя совсем не знал, то подумал бы, что вернулась не моя сестра! Да мы не то, что в дату, мы и в век попасть не можем! У нас для всех экспериментов были одни и те же параметры, а животных всегда забрасывало в разное время! Только для тебя мы выставили немного по-другому, потому что хотели тебя подальше забросить… Для более впечатляющих результатов… Я и подумать не мог… — Олли передернуло.