История разводов, стр. 7

Еще одно свидетельство неравноправия индийских жен: они не могут подать в суд на любовницу мужа. А мужчина может возбудить уголовное дело против любовника жены и даже получить материальную компенсацию. Впрочем, это трудно назвать дискриминацией женщин, ведь закон, позволяющий наказать любовника, оставляет безнаказанными женщин – разрушительниц чужого семейного очага. Тем не менее измена как жены, так и мужа считается в Индии веской причиной для развода. Но измену мужа нужно доказать, а для того, чтобы обвинить жену, достаточно, если она отсутствовала дома без убедительных объяснений или показалась на улице в обществе постороннего мужчины.

Еще одним поводом для развода индийские суды признают «жестокость» одного из супругов. Но что такое жестокость, каждый судья решает по-своему. Например, в 1994 году в индийском штате Андхра Прадеш слушалось дело о разводе. Жену обвинили в том, что она отказалась носить ритуальное ожерелье, которое в Индии считается символом замужества. Суд квалифицировал ее отказ как жестокость и удовлетворил иск мужа о разводе.

Жестокостью считается и нежелание женщины иметь детей, и отказ жить с родственниками мужа. А вот отказ жены готовить, стирать и даже разговаривать с мужем суд штата Керала в 1988 году жестокостью не посчитал. Жена доказала, что хотя она и не разговаривала с мужем, но писала ему письма, в которых сообщала, что молится о его здоровье. И иск мужа о разводе был отклонен.

По принципам «ли» и «фа»

Китай

Китайцы – народ законопослушный и чтущий традиции. Жизнь любого китайца испокон веков была подчинена двум основным принципам: «ли» и «фа». «Ли» – это моральные устои, правила гармоничного поведения, которые существовали издревле, а в середине первого тысячелетия до н. э. были окончательно сформулированы и утверждены Конфуцием. «Фа» – нормы государственного закона. Некоторое время конфуцианцы и законники-легисты боролись между собой за власть над душами и телами китайцев, но к концу тысячелетия все пришло в относительную гармонию. Нормы конфуцианской морали отныне поддерживались карательными мерами законов, а законы соблюдались во имя господствующей морали.

Впрочем, поскольку власть «ли», даже и не подкрепленная силою «фа», была чрезвычайно велика, то многие области семейного права долгое время оставались в ведении традиции, и законники в них не вмешивались. В те времена, когда и народы Междуречья, и хетты давно уже жили под сенью подробно и четко сформулированного семейного законодательства, в Китае никому и в голову не приходило, что вопросы браков, разводов и измен должны регулироваться с помощью «фа».

Первый дошедший до нас свод китайских законов был запечатлен на бронзовых треножниках в царстве Чжэн в середине шестого века до н. э., в нем расписаны пять видов наказаний (клеймение, отрезание носа, отрубание рук, кастрация и смертная казнь) за тяжкие уголовные преступления. Через полтора века в царстве Вэй появилась книга законов, состоявшая из шести глав: о ворах, о разбойниках, о заключении в темницу, о поимке преступников, об орудиях казни и о пытках. Позднее, в ханьском Китае, ее дополнили главами о военном деле, государственном коневодстве и финансах. Но жениться, ссориться и разводиться китайцы продолжали в порядке, утвержденном традицией, а не писаным законом.

Вероятно, это было большим благом для китайских супругов, поскольку законы в Поднебесной царили отнюдь не самые милосердные. Так, в царстве Цинь после установления господства легистов, в четвертом и третьем веках до н. э., преступников не только традиционно били палками, расчленяли и кастрировали (к этому все давно привыкли), но и поджаривали на медленном огне, зарывали живыми в землю, вырывали у них ребра, сверлили головы… За особо тяжкие преступления казнили не только самого преступника, но и три поколения его родственников по линии отца, матери и жены. Причем, в отличие, скажем, от России, строгость китайских законов отнюдь не смягчалась необязательностью их исполнения. Хотя лазейка для преступников существовала и в Китае: самые суровые законы можно было применить в символическом виде. Например, уголовнику, приговоренному к отсечению ноги, вместо этого могли покрасить колено в красный цвет. А в 167 году до н. э. император Сяо Вэнь-ди и вовсе издал специальный указ о том, что все телесные наказания дoлжно применять лишь символически. Император одно время увлекался конфуцианством и, видимо, надеялся, что нормы «ли» могут работать без помощи «фа». Впрочем, сами конфуцианцы такое мягкосердечие отнюдь не одобряли, считая, что если уж применять «фа», то тяжесть наказания должна соответствовать тяжести проступка, дабы не нарушалась мировая гармония.

Сейчас уже трудно сказать, была ли мировая гармония нарушена правлением добросердечного императора Сяо Вэнь-ди, но практика однозначно показала, что одной покраской колен добиться соблюдения законов невозможно и что «ли» без «фа» работают далеко не в полную силу. А поскольку семейная жизнь и связанные с ней нормы у китайцев всегда ставились очень высоко, то постепенно государственные законы стали вторгаться и в эту, ранее неподвластную им сферу. И когда в середине седьмого века завершилось создание Танского кодекса законов (обнародованного, правда, столетием позже), в нем брачно-семейное законодательство уже занимало немало места. Один из его двенадцати разделов так и назывался: «Домохозяйства и бракосочетания».

Впрочем, в какой-то мере государство и раньше, несмотря на отсутствие соответствующих законов, вмешивалось в семейную жизнь китайцев. Так, еще во второй половине первого тысячелетия до н. э., по свидетельству книги «Чжоу ли», специальный чиновник вел списки мужчин и женщин, которые приближались к предельному, с точки зрения добрых конфуцианцев, брачному возрасту: двадцать лет для женщин и тридцать лет для мужчин, – и принимал меры по их скорейшему вступлению в брак.

Вообще, с точки зрения законопослушного китайца, соблюдающего принципы «ли» и «фа», человек, будь то мужчина или женщина, должен состоять в браке. Целью брака было прежде всего рождение сыновей – ведь только они могли впоследствии приносить жертвы душам усопших родителей. Да и сами холостяки и незамужние девушки не могли рассчитывать ни на что хорошее в загробной жизни. Поэтому в старом Китае родители юношей и девушек, умерших до брака, нередко играли символические свадьбы между покойными детьми. В Китае практически не было холостяков (кроме монахов), не было и старых дев. Но, несмотря на такую приверженность семейной жизни, развод у китайцев был не только при определенных условиях разрешен, но иногда и предписан.

В средневековом Китае существовали семь утвержденных законом причин, по которым муж мог требовать развода. Одной из них было бесплодие жены. В третьем веке н. э. поэт Цао Чжи писал: «Нет детей – отправится навек в дом отца преступная жена». Правда, пока жене не исполнялось пятидесяти лет, прогнать ее под предлогом бесплодия было нельзя – муж должен был повторять попытки, пока имелась хоть какая-то надежда. Но зато он мог завести себе официальную наложницу и иметь детей от нее. Институт наложниц был очень развит в Китае – с этими женщинами тоже играли свадьбы, хотя и по упрощенной программе, и они имели вполне конкретный правовой статус.

Другими причинами для развода могли быть неверность жены, ее плохое обращение с родителями мужа, ревнивость, болтливость, неизлечимая болезнь (например, проказа) и склонность к «воровскому использованию семейного имущества». Причем традиции «ли» не только разрешали, но и прямо предписывали мужу развестись с женой, если она «нарушала супружеский долг» каким-либо из перечисленных способов. А если муж разводиться не хотел, этого могли потребовать его родственники – очень часто инициатором развода выступала свекровь.

Кроме того, существовали еще несколько причин для развода, которые в законе прописаны не были, но традиционное право их признавало. Муж мог выгнать жену, если она оказалась не девушкой, если она пыталась командовать мужем или если она совершила попытку самоубийства. Последнее было очень весомым аргументом в семейных спорах: в случае, если женщина действительно погибала, то и мужу, и его родителям грозила месть родственников умершей. Да и неупокоенная душа самоубийцы могла доставить своей семье немало неприятностей. Поэтому женщину, покушавшуюся на самоубийство, либо отсылали обратно к родителям, либо старались впредь не доводить до отчаяния.