Призрак и гот (ЛП), стр. 40

— Что с тобой?

Я отвернулась от него и закрыла защипавшие от слез глаза.

— Помолчи, я пытаюсь сконцентрироваться.

С тех пор, как я очнулась в больничной палате, меня не покидало какое-то тянущее ощущение, будто часть меня осталась в том месте, которое я не могла вспомнить, и что-то оттуда изо всех сил старалась утащить меня вслед за ней. Я боролась с этим ощущением, но, похоже, проигрывала.

— Думай о чем-нибудь позитивном. — В голосе Уилла звучала паника. — О… распродажах косметики, бальных платьях, сексе на заднем сидении лимузина.

Я зыркнула на него через плечо.

— К какому балу, по-твоему, я готовилась?

Он нервно провел рукой по своим растрепанным черным волосам, взъерошив их еще больше. — Не знаю. Я просто пытаюсь помочь.

Я покачала головой.

— Спасибо, но это не помогает.

— Может быть, если ты будешь думать что-то хорошее о других людях…

— Киллиан, я тут торчу уже два часа, и то становлюсь прозрачной, то проявляюсь, независимо от того, как много думаю о щеночках, радугах и твоих на удивление больших бицепсах. — Ха, пусть поразмышляет о последнем моем заявлении.

Пауза.

— Моих чего?

— Забудь. Ты был прав. У каждого свой временной лимит, и мой, кажется, вышел. — Странно, на эта мысль принесла облегчение. Я устала бороться с тем… что бы это ни было. Я хотела, чтобы все это наконец закончилось.

— Нет. Не может быть. Ты же мой дух-проводник… или кто там, — настаивал Киллиан.

— Ага, тот, кого ты не слушал. — Я вытерла веки под глазами и развернулась на кровати к нему лицом.

Уилл попробовал занять полусидячее положение.

— Я был не прав. Но я не выкинул твои записи.

— Это неважно, Уилл. Я не могу остаться, — устало сказала я. К такому заключению я пришла, ожидая его пробуждения. — Мне осталось пробыть здесь лишь несколько часов или даже меньше, если пока я тут сижу, снова появится Злобняк, а мне нужно кое-что сделать.

— То, что ты откладывала, пока у тебя был выбор. — Плечи Уилла поникли, и он обмяк на кровати.

— Верно, — кивнула я. — Ты был прав в этом. И… — я помедлила, — ты был прав насчет моей мамы.

Он удивленно взглянул на меня.

— Алона, — мягко, но без жалости произнес он. Есть разница между тем и другим, и теперь я могла ее распознать.

Я махнула рукой, останавливая его. Глаза жгло от слез.

— Молчи. Не хочу сейчас об этом говорить. — Я глубоко вздохнула. — Просто хотела, чтобы ты знал — ты был прав. И… да, наверное, часть того, что я записала по просьбе Брюстера и остальных, совсем не то, что держит их здесь, но… — я наклонилась к нему, — есть люди, которым ты действительно можешь помочь. Прячась, ты никому не поможешь, включая себя самого. Ты должен это знать.

Он отвел взгляд.

— А как же ты? Ты мой дух-проводник. Ты должна оставаться здесь, пока я нуждаюсь в тебе.

— Я не нужна тебе, — улыбнулась я. — Если бы была нужна, то не исчезала бы, так ведь?

— Мы не знаем этого.

Голоса, доносившиеся из коридора, стали громче.

— Кто-то идет сюда. А мне пора. — Я сделала глубокий вдох и оттолкнулась от матраса, собираясь уйти. Уйти насовсем.

Уилл поймал мою руку до того, как я встала. Его рука обхватила мое запястье, а не прошла сквозь него. Он потянул меня к себе, и я не противилась. Его светло-голубые глаза блестели от чувств, губы — теплые и мягкие — нежно скользнули по моим губам один раз, другой… и задержались. Я прижалась к его жаркому телу, уперевшись свободной рукой в подушку. Отпустив мое запястье, Уилл провел пальцами по моим волосам, наклонил голову и поцеловал, по-настоящему поцеловал, и я приникла к нему, пробуя на вкус его губы, отвечая на поцелуй.

Громкий звук чего-то упавшего на пол в коридоре заставил нас оторваться друг от друга.

— Может быть, тебе стоило сделать это раньше, — сказала я, восстанавливая дыхание и впервые за все эти дни ощущая невыразимо приятное тепло. — Когда я была живой.

Уилл улыбнулся, его щеки порозовели.

— Когда ты была живой, ты бы ударила меня за это.

— Да, верно. — Я соскользнула с кровати и обошла ее.

— Позволь мне пойти с тобой, — тихо попросил Уилл. — Я могу помочь.

Я покачала головой.

— И что потом? Я исчезну, а они обнаружат, что ты сбежал? Как думаешь, какие меры они предпримут в отношении тебя в следующий раз?

Он не ответил. Я насколько можно свободно привязала его свободную руку к кровати. Я была права, и он это знал.

Я улыбнулась Уиллу, видя его расплывчатым за застилавшими глаза слезами.

— Хочешь последний совет от проводника? Хотя ты все равно не послушаешься…

— Алона… — его голос надломился.

— Скажи своей маме правду. У твоего отца были причины держать это от нее в секрете, ладно, бог с ним, но чем все кончилось для него? Ничем хорошим. Ты ему ничего не должен, ты не обязан делать то, что делал он, только потому, что у вас одинаковый дар.

— А если она мне не поверит?

Я похлопала по ремню, охватывающему его запястье.

— Если не поверит, то хуже чем сейчас вряд ли уже будет, разве нет?

— Останься. Мы что-нибудь придумаем.

— Пожалуйста, не надо. Мне и так тяжело и страшно.

— Алона, пожалуйста, подожди! — Уилл забился в сдерживающих его ремнях.

Я распрямила плечи и улыбнулась ему своей самой широченной увидь-ее-через-все-футбольное-поле улыбкой.

— Не могу. Время на исходе. — Я коснулась его щеки, но отодвинулась прежде, чем он смог схватить меня рукой. — Я вернусь к тебе, если смогу. Если же нет… может быть увидимся когда-нибудь на той стороне.

Затем я прошла сквозь дверь, не давая ему возможности заставить меня передумать.

Глава 16

Уилл

В попытке освободиться я так сильно дергал руками, что кровать ходила ходуном, но лишь натер ремнями запястья. Ладно, Алона была права, говоря о последствиях, с которыми мне придется столкнуться, если я отсюда убегу, но неужели нужно было снова привязывать меня?

— Небольшие затруднения?

Маленькая девочка со светлыми косичками и в розовой полосатой пижаме, умершая в возрасте примерно десяти-одиннадцати лет, въехала в мою палату на кресле-каталке через приоткрытую дверь.

Я проигнорировал ее.

— Ой, да ладно, — сказала она. — Я знаю, что ты слышишь меня.

Она подкатилась ближе, но я отвернулся и уставился в потолок, сосредоточенно крутя запястьями в ремнях — правый, который Алона перестегивала, был гораздо свободнее левого.

— Я видела, как эта белокурая потаскушка и сквернословница покинула твою комнату. Так что я знаю, что ты можешь разговаривать с нами, — продолжала девочка.

Потаскушка? Я чуть не попался на ее крючок, но вовремя сдержался и не повернул к ней головы. Мы тут с Алоной кричали достаточно громко и долго, но если эта девочка и слышала крики, то не может быть стопроцентно уверена в том, что это были мы. «Мы». Забавно применять этот термин в отношении меня и ее Высочества Алоны Дэа. Но наш поцелуй…сколько бы я еще не прожил, никогда не забуду ее теплые и мягкие губы, отвечающие на движения моих губ, горячий шелк ее волос вокруг моих пальцев и вырвавшийся у нее короткий, еле слышимый стон удовольствия.

— Я должен выбраться отсюда, — пробормотал я.

Пока я лежу здесь сейчас, Алона может уходить в небытие.

— Я могу тебе помочь, — тут же вызвалась девочка. — Мне только нужно, чтобы ты выполнил мою просьбу. Я прошу о малости, правда.

Я подавил желание закатить глаза.

— Я знаю, ты сможешь сделать это. Слышала, как другие говорят о тебе. Если ты поможешь мне, — она пожала худенькими плечами, — может быть, я смогу помочь тебе.

В попытке избежать ее взгляда я уставился на свои джинсы, висящие на спинке кресла поверх другой моей одежды. Я собрал все листки с записями Алоны и положил в свой карман. В последние минуты седьмого урока, непосредственно перед тем, как зазвонила пожарная тревога, я даже написал часть письма деда Брюстера. Сначала я хотел тем самым показать Алоне, что слушаю ее (и что это на самом деле не изменит ситуацию деда), но начав, почувствовал, что делаю то, что должен. Возможно, она права. Пришло время перестать убегать. Но как? Как мне теперь кто-нибудь поверит?