Призрак и гот (ЛП), стр. 14

Как только все мое тело оказалось в доме, я перевернулась на бок и вскочила на ноги. Отряхнувшись — без особой надобности, но меня это как-то успокаивало, — огляделась вокруг. Я стопроцентно находилась в гостиной. Телевизора в ней не было, огромное панорамное окно на противоположной стене занавешивали тяжелые шторы. В комнате висело ощущение опустелости, ей явно не пользовались. На фортепиано стояли дешевые, покрытые серебряной краской, фоторамки. Практически на всех фотографиях было изображение мужчины, похожего на Киллиана, но постарше возрастом. Наверное, это его отец. На них он точно не напоминал то темное густое облако, с которым я успела столкнуться.

Слева от меня стояли деревянные стеллажи, заполненные хрупкими на вид чайными чашками и керамическими статуэтками. В качестве украшения имелось и несколько книг в твердых переплетах. Стену справа от меня занимал преотвратительнейший, но прекрасно сохранившийся диван девяностых годов в персиково-бирюзовую клетку. Рядом были две одинаковые створчатые двери, открывающиеся в обе стороны, с жуткими деревянными жалюзи. Закрытые. Но это был единственный выход из гостиной.

Словно в подтверждение этому я услышала за ними звук нетвердых шагов и позвякивание ключей. Джуни с Киллианом наконец-то вошли через задний вход и сейчас находились в комнате за створчатыми дверями.

Я поспешила к дверям, но резко остановилась перед ними. Если они окажутся твердыми и я прорвусь сквозь них, то Джуни это увидит. Не меня, конечно же, а то, как откроются двери. Это может ее напугать, но меня беспокоило другое — что она прицепится к Киллиану, требуя объяснений. Поэтому я подождала, пока их неповторимое шарканье немного удалится, и только после этого потянулась к дверям. Моя рука прошла сквозь них. Отлично.

Вслед за рукой все тело без проблем просочилось за дверь, и я очутилась в кухне — оранжевой, с огроменными оранжевыми цветами на обоях. Тут что, дальтоник живет? Вовремя я — как раз в этот момент, Киллиан с Джуни, пошатываясь, вышли из кухни через двери, расположенные с другой стороны.

Я последовала за ними, держась на некотором расстоянии. Из кухни мы сразу повернули вправо, в крохотный коридорчик. Вдоль него, не считая кухни, шли три двери. Этот дом был не из тех, что внутри кажутся больше, чем снаружи.

Идущие впереди Джуни с Киллианом открыли вторую дверь, которая вела — тут без неожиданностей — в комнату Уилла. Не такая уж она и отвратная, как я себе ее представляла. Никакой заплесневелой еды, готических черных красок или постеров Мэрилина Мэнсона. Обычная спальня нормально выглядящего парня: беловато-серые стены, шторы в сине-зеленую клетку, такой же расцветки фланелевое одеяло и белье на односпальной кровати. Слева от постели — дешевый, из серии «собери его сам» книжный шкаф, забитый книгами и комиксами. Справа — тумбочка в том же стиле. По ту сторону изножья кровати — заваленный книгами обшарпанный стол и кресло, отвернутое от него и занавешенное кучей футболок и потрепанных джинсов.

Я сделала осторожный вдох. В комнате пахло свежепостиранным бельем и парнем. Не потом, не заношенными в спротзале носками, а приятным, чистым запахом, который я ощущала, целуя шею Криса, когда он забывал побрызгаться одеколоном.

Я это не к тому, что Уилл Киллиан хорошо пах. Нет, нет, нет. Я этого не говорила. Просто его комната так пахла.

— Ложись. — Джуни помогла Киллиану дойти до кровати, и он рухнул на нее лицом вниз.

— Спасибо, Джун, — пробормотал он приглушенно в подушку.

Боже, надеюсь, он не задохнется. Хотя это, может быть, приблизило бы время нашего разговора.

Я постукивала ногой, ожидая, когда Джуни уйдет, но она все стояла, тяжело дыша от только что пережитой нагрузки и глядя на Уилла. Ну да, он не представлял собой неприятной картины.

Комнату заполнил звук его глубокого, ровного дыхания — он не сопел, но уже и не дышал еле слышно, как раньше. А Джуни все не уходила.

Она принялась теребить пальцами булавку на своей губе. Это у нее нервное, наверное. Я поморщилась.

— Мне нужно идти, — наконец сказала она в спину спящему Киллиану. — Если я опять пропущу физру, Хиггинс не аттестует меня, и я не окончу школу. А ты знаешь… — она странновато и тихо засмеялась, — как сильно я хочу убраться из дома.

Оу, мы перешли на новый уровень фрикости.

— Я хочу, чтобы ты был честен со мной, Уилл. Мне кажется, ты обманываешь меня, пытаясь защитить.

Раздался еле слышный металлический стук, и, взглянув вниз, я увидела покатившуюся по паркету булавку. Фу-у-у.

— Ты должен рассказать мне правду, — настаивала Джуни. Судя по ее голосу, она готова была расплакаться. На губе, в том месте, откуда выскочила булавка, блестела капелька крови. — Иначе у нас ничего не получится, а я хочу, чтобы получилось. Ладно?

Я застонала.

— У тебя гордость есть? Это жалко — умолять кого-то, чтобы он тебя полюбил. Умолять Киллиана тебя полюбить, это… я даже слово подходящее не могу найти.

— Знаешь, я же правда люблю тебя. — Она шмыгнула носом и вытерла слезы под глазами, испачкав пальцы черной подводкой. — Мне так жаль, что тебе стало плохо.

— Радуйся, что спишь, — сказала я Киллиану. — Жаль, что я не сплю.

К счастью, признанием Джуни закончила свою трагическую речь. Глубоко вздохнув, она кивнула и, кинув последний взгляд на Киллиана, наконец ушла. Несколько секунд спустя я услышала, как захлопнулась задняя дверь.

Я устало опустилась в кресло. И все это лишь для того, чтобы поговорить с человеком, который мне даже не нравится. Быть мертвой отстойно.

Глава 6

Уилл

Открыв глаза, я наткнулся взглядом на знакомый узор из желтых водяных потеков на потолке. Я дома. В безопасности. В своей уютной кровати. Я смутно помнил, как при помощи Джуни доковылял до ее машины и как она меня вытащила оттуда — и ничего больше. После встреч с тем призрачным и извращенным, что осталось от моего отца, я всегда чувствовал страшную слабость и опустошение, как будто оно вытягивало из меня всю энергию. А в этот раз мне еще досталось и от деда Брю и остальных…

Дед Брю. Директор Брюстер. Исключение из школы. Каждая новая мысль порождала следующую — так одна за другой включаются лампочки, чтобы высветить в конце концов всю картину целиком. Во мне начала подниматься волна ужаса. Я прогулял уроки — пусть даже по важной причине, это не будет приниматься в расчет — меньше чем через час после того, как Брюстер пригрозил мне исключением из школы. И это будет означать звонок моей маме, которая тут же позвонит доктору Миллеру, за чем последует «Добро пожаловать в психиатрическую клинику Ивиторн, мистер Киллиан».

— Черт. — Я резко сел в постели, но через пару секунд снова упал на спину — голову пронзила сильная боль и потемнело в глазах.

— Ну наконец-то. Не знаю, нужно ли у тебя для начала спросить, какой сегодня год, кто у нас президент и тому подобное? — требовательно спросил почему-то знакомый женский голос. В нем прозвучали властные нотки, так что это точно был не голос Джуни, и… — Потому как ведешь ты себя как ненормальный, во всех смыслах этого слова. Хотя, — фыркнул голос, — ты всегда так себя ведешь.

— Нет. Нет, нет, нет. — Этого не может быть. Я отказываюсь в это верить. Но глаза открылись сами собой, и зрение прояснилось достаточно для того, чтобы я увидел Алону Дэа, единственную и неповторимую Алону Дэа, как она наверное сама себя называла, сидящую в моем кресле на куче чистой одежды, подтянув стройные ноги к груди. Она выглядела бледнее обычного. Что, впрочем, не удивительно для того, кто умер. — Ты здесь.

Она нахмурилась.

— Вот только не надо злиться и брюзжать по этому поводу. Я жажду находиться здесь ничуть не больше, чем ты жаждешь моего присутствия.

— Хорошо. Уходи.

Часы на столе показывали 11:33. Я потерял больше трех часов. У миссис Педерсон было полно времени сообщить Брюстеру о произошедшем, а у Брюстера — позвонить моей маме. Я все еще находился дома только потому, что Сэм — мамин шеф в закусочной — не разрешал на работе пользоваться телефоном. В основном потому, что знал: она будет звонить и проверять меня каждые пять минут. На экстренный случай у меня у самого имелся номер закусочной, а «правило» Сэма дарило мне ощущение хоть какой-то свободы. Мне он нравился из-за этого.