Черный феникс. Африканское сафари, стр. 55

Преемники великих традиций, ведущие начало от легендарных времен, маконде уже сделали один переворот в африканском искусстве: за последние 40–50 лет жителями миамбо создана новая пластика, не имеющая себе равных у других народов. Это мнение не мое, а общепризнанное, разделяемое мировыми авторитетами и знатоками культуры и традиций народов Африки. Исходя из посылки своей мифологии, что «резчик — творец» и поэтому «может все», что его долг и святая обязанность — «создавать такое, что еще никогда не было», подлинные мастера резьбы у маконде никогда не связывали себя рамками канона, столь сковывающего всегда традиционное искусство у других африканских народов.

Что было и остается наиболее характерным для этого канонического искусства? Лобовой, фронтальный взгляд художника на собственные творения. Отсюда любая африканская маска, подавляющее большинство скульптур — это изображение анфас. Маконде смело начали смотреть на своих героев под любым углом, из любой точки и вырезать их в любом ракурсе. Традиционная скульптура всегда была символом, она и создавалась для того, чтобы подчеркнуть наиболее типичное, устоявшееся, незыблемое. В полном соответствии с подобным содержанием образа маска должна была быть статичной. Маконде же внесли элемент сюжета, сиюминутности в содержание своих композиций, что требовало выразительности и динамизма.

Сюжетность привнесла и еще одно новшество. Почти повсеместно африканская скульптура (не говоря уже про маску) — это персонификация индивида, в крайнем случае канонизированное изображение мужчины и женщины.

Маконде же проявили себя как подлинные мастера «массовых сцен» в деревянной скульптуре, где все герои находятся во взаимосвязи друг с другом. На смену традиционной монолитности, зачастую тяжеловесности классических образцов африканского искусства, своей массивностью как бы подчеркивавших собственную значимость, из лесов-миамбо в африканское искусство вместе со стилем шитани неожиданно пришла ажурность и легкость конструкций.

Сегодня, на мой взгляд, на плато Муэда назревает еще один переворот в африканском искусстве. На сей раз он коснется не его формы, а содержания. «Расканонизировав» изображения своих духов, дав возможность каждому резчику изображать шитани на пределе его индивидуальной творческой фантазии, маконде сделали первый шаг в этом направлении. Потом они «осовременили» свое «древо жизни» появлением на некогда ритуальном столбе, традиционно изображавшем обитателей «потустороннего мира», не только реально существующих людей, но и таких атрибутов современности, как книга, винтовка, машина. Теперь, смело вкладывая новый смысл в старые темы и формы, маконде революционизируют свое искусство, зачастую наполняя его абсолютно иным, лишенным мистики содержанием.

Изгнанные из-под куста Ликаундой, полностью ушедшим в работу, мы с Нангонгой идем мимо хижин, в которых работают другие деревенские резчики. Главный вывод, который напрашивался после знакомства с их произведениями, — новая жизнь ввела в национальное искусство и нового героя. О нем, о его испытаниях и страданиях, о его борьбе за свободу и независимость рассказывает большинство создаваемых работ. Этот герой — собирательный образ новой, возрождающейся Африки.

Маститый Мванжема резал огромную деревянную колонну «Прошлое страны моей», своего рода эпос в дереве. На ней снизу вверх, по исторической спирали, сменяли друг друга короли Мономотапы и Васко да Гама, португальские конкистадоры и арабские работорговцы, колонизаторы и предатели-коллаборационисты. «Всех их ждет суд народный, который я изображу на самом верху ствола», — объяснил мне Мванжема. Я посмотрел в центр скульптуры. На месте женской фигуры там был вырезан контур матери-родины — Мозамбика.

В хижине Мпунгу мы долго рассматривали приготовленные для отправки в Мапуту деревянные фигурки женщин-партизанок, на голове у которых вместо традиционного кувшина с водой были снаряды, стариков с ружьями, девушек с книгами, солдат с мотыгами. Его сосед — Мтинду осваивал новый для местных мастеров вид резьбы — барельеф на слегка выпуклой доске, с огромным трудом выпиленной из ствола мпинго. На доске крупным планом были изображены счастливые, улыбающиеся люди — представители народов Мозамбика — в своих национальных одеждах. Пульс жизни, ритмы танца угадывались за этими изображениями.

…Быстро пролетело время, настал день отъезда из деревни. До Муэды вместе со мной попросился доехать Мпагуа: у учителя были какие-то дела в райцентре. Несколько раз останавливаясь по пути в селениях, мы в каждом из них видели поглощенных работой резчиков, дивились обилию скульптур, рождающихся под пологом миамбо.

— Я не думаю, что преувеличу, если скажу: за последние годы искусство скульпторов стало главным и самым ярким проявлением духовной жизни моего народа, — как бы размышляя вслух, сказал Мпагуа. — Да и сам резчик по дереву стал одной из центральных фигур деревни, человеком наиболее уважаемым. И это вовсе не оттого, что его труд приносит общине немалый доход. Главное в том, что его глазами, его руками соплеменники получают возможность выразить свое видение мира, рассказать об этом другим. Социальный авторитет настоящих, творчески работающих мастеров сейчас у маконде необычайно высок. Люди начинают понимать, что именно по их искусству судят о маконде во всем мире.

Мне было интересно выяснить мнение Мпагуа, в чем он, как представитель нарождающейся национальной интеллигенции маконде, видит причины тех очевидных и с каждым годом все усиливающихся различий, которые отличают искусство танзанийских и мозамбикских маконде. Откуда этот взрыв «любовной тематики» резчиков в предместьях Дар-эс-Салама? И почему западные исследователи искусства маконде порою не без внешнего основания находят в их творчестве то «реминисценции Босха», то отголоски влияния современного экспрессионизма и натурализма.

— Знаете, для меня ответ на этот вопрос однозначен, — говорит учитель. — Я уверен, что резчики, которые работают в глубинке танзанийского плато Маконде, режут примерно то же и так же, как на плато Муэда. Здесь, в родной атмосфере, на земле праматери, никто не отваживается создавать те эротические композиции, которые за бешеные деньги продаются в восточноафриканских столицах. Вдали же от родных мест некоторые резчики, освободившись от духовного контроля соплеменников, могут соблазниться заработать на создании скабрезных изображений шитани. Однако ничего общего с традицией маконде, кроме формы, эти скульптуры не имеют. Многие их создатели говорили мне, что «любовная тематика» была подсказана им оптовиками, владельцами крупных магазинов, наживающимися на дискредитации нашего народного искусства. Зачастую резчику подсовывают эскиз, сделанный в Копенгагене или Риме, а его воплощение в мпинго выдают за нечто оригинальное…

Путешествие из прошлого

Цивилизации былого: единство в многообразии

Глава тридцать вторая