Черный феникс. Африканское сафари, стр. 42

Интересно, осталось ли что-нибудь от этой древней культуры до наших дней? — подумал я, с нетерпением дожидаясь, когда Пэт закончит возиться с вертолетом. Он собирался сделать очередной облет озера Мверу-Вантипа, а затем лететь в Мансу, центр провинции Луапула, согласовывать с местным начальством меры по борьбе с саранчой. Все путешествие должно было занять дней пять.

Летели мы низко, но ничего интересного не видели. Между заповедниками Сумбу и Мверу простирается красная однообразная пустошь. Границы «болотного парка» отмечены самой природой: краснозем неожиданно сменяется черным месивом болотных почв, редкие кустарники — зеленью осок и блюдцами темной стоячей воды. Кое-где торчат однобокие корявые деревья, почти лишенные листвы, но сплошь увешанные фестонами лишайников, которые окутывают стволы серо-белым одеялом и свисают с ветвей в виде длинных лохмотьев, развевающихся на ветру. Очень много деревьев повалено. Но животных, если не считать нескольких буйволов, не попадалось.

Я спрашиваю Пэта, что охраняется в этом безжизненном болоте.

— Скорее всего, миф. Когда смотришь на этот хаос воды и осоки, кажется, что здесь самое подходящее место для бегемотов. Кругом их всюду много — и в Танганьике, и в Мверу. Но в Вантипе, где вокруг нет ни людей, ни хищников, так же как и в Бангвеулу, окруженном гигантским поясом болот, бегемоты почему-то не живут. Спросите у любого из местных африканцев, что тому причиной, и они с уверенностью ответят: чимпекве. Это какое-то легендарное существо, которое, как уверяют местные жители, обитает в болотах и поедает бегемотов.

— Но неужели, четыре года летая над этими болотами, вы ни разу не напали на следы такого крупного животного, которое может одолеть бегемота? — спросил я.

— Я не могу утверждать, что видел его, хотя несколько раз у восточного берега Бангвеулу с воздуха преследовал какое-то не вполне понятное существо. Батва, которые живут в топях Бангвеулу, вырезают из дерева примитивные изображения чимпекве, которому поклоняются. Они уверяют, что животное это напоминает молодого носорога, но волосатое, с длинной шеей.

— Всегда ли так безжизненно выглядит этот «болотный заповедник»?

— Нет. В сухой сезон, когда кругом пересыхают реки, здесь собираются огромные стада слонов. Пожалуй, нигде в Замбии их не бывает так много. Увеличиваются и стада буйволов. И буйволы и слоны без страха ходят по топям Вантипы, откармливают здесь свой молодняк. А вот бегемоты не приживаются. Заинтересовавшись слухами о чимпекве, я вскоре после своего приезда на борьбу с саранчой подговорил двух друзей, и мы провернули одно Дело: перевезли из соседнего заповедника Лусенга в Вантипу четырех молодых гиппопотамов. Тогда я как раз все время летал над озером. Бегемоты преспокойно паслись восемь дней вблизи того места, где мы их выпустили. Но на девятый день один из них пропал, а в течение следующей недели я потерял из виду и остальных. Это были два самца и две самки. Так что если они выжили, то должны бы уже начать размножаться.

К вечеру мы долетели до Кавамбвы, одного из районных центров провинции Луапула, а точнее, перекрестка шести дорог-троп, которые сходятся сюда со всех концов этой огромной, только начинающей пробуждаться от первобытного сна провинции Замбии. Попасть сюда из столицы по суше невозможно из-за бездорожья. Города «медного пояса» вроде бы и близко отсюда, но между ними и Луапулой в замбийскую территорию глубоко вдаются земли Заира. Чтобы проехать тут из одного района Замбии в другой, надо иметь заирскую визу. А получить ее опять-таки можно лишь в недосягаемой столице.

Помню, я как-то попал в Лусаку, когда в Замбии проходили выборы. Вся страна три дня ждала итогов голосования в двух избирательных округах Луапулы. Из-за этого на три дня задерживалось подведение итогов выборов во всей республике и формирование правительства. Оказалось, что где-то пирогу, на которой везли в центр урны с бюллетенями, перевернул крокодил. Где-то полицейский джип с документами увяз в трясине, и его не могли найти на протяжении целых суток. Именно Луапулу имели в виду на одной из конференций правящей партии ЮНИП, где говорили, что есть еще в стране отдельные деревни, жители которых «до сих пор не знают, что Замбия добилась ликвидации колониализма».

Но в Кавамбве сходятся шесть троп, и это делает ее не только районным, но и торговым центром. Сюда на рынок стекаются товары со всех окрестных деревень.

Потратив на рынке не так уж много времени, я наконец нашел то, что искал. Степенные старики разложили под деревом мотыги, топоры, копья. Подобные нехитрые орудия земледельцев и охотников не редкость на деревенском базаре. Но то, что мне везде попадалось до сих пор, было либо заводского изготовления, либо сделанное на месте, но из привозного металла. Такое «старое оружие» всегда предательски блестит и качество металла почему-то мало отличается от шведских марок стали.

Но здесь у копий и мотыг цвет был тускло-черный, металл не обработан, весь в кавернах, с изломами.

Я попросил полицейского быть переводчиком. Старики рассказали, что льют металл из руды, которую достают со дна речушек, текущих где-то к югу от Бангвеулу. Руду эту они обозначали словом «мотапо», что сразу же заставило вспомнить о происхождении названия государства Мономотапа. Еще старики рассказывали, что раньше их ремеслом жило много деревень, но сейчас молодежь не хочет учиться такому сложному делу. Да и прибыли оно дает мало. Крестьяне предпочитают покупать мотыги в лавках, там они дороже, но прочнее. На копья тоже спрос мал, потому что охота на крупного зверя почти кругом запрещена, а воевать перестали. Поэтому кузнечным делом по старинке занимаются лишь одиночки, которые время от времени через посредников присылают им, старикам, свои изделия.

Значит, «железный промысел», о котором писал Ливингстон, еще не совсем забыт. Я попросил полицейского спросить, как добраться до деревень, где плавят мотапо. Но старики толком ничего не объяснили. Они говорили, что кузнецы живут среди болот Бангвеулу, где-то между деревнями Калиманкунде и Бвалья-Мпондо.

Уже в самолете, направляясь к озеру Мофве, которое решил по пути исследовать Пэт, я нашел на его картах эти деревни. Они находились в самом центре огромного пятна, заштрихованного голубыми черточками болот. Но я подумал, что, раз оттуда на далекий рынок Кавамбвы попадают копья и мотыги, значит, туда все-таки можно добраться.

Пэт толкает меня и пальцем показывает вниз. Между нами и землей (а вернее, водой) летит гигантское полчище саранчи. Пятно впереди, которое поначалу показалось мне облачком, вскоре тоже оказалось стаей.

— Это пришельцы, — объясняет Пэт. — Красная саранча, что живет на Руква и Вантипа, еще не созрела для больших перелетов. А это так называемая кочующая саранча. Она, очевидно, появилась здесь из Заира. Так что придется менять журналиста на яд: надо заняться этой гостьей. Есть два варианта. Либо ты возвращаешься в Кавамбву, либо остаешься на два дня в Касембе, куда я сейчас полечу за химикатами. По-моему, Касембе — преколоритнейшее место. Там, правда, только одна лавка, но у ее владельца, Хамида, есть машина. Если он никуда не уехал, то с радостью подзаработает, сдав ее напрокат.

Глава двадцать пятая

Касембе — традиционная столица лунда, народа общительного и красивого. Мелкие черты лица придают их женщинам особую миловидность, а со многих мужчин скульпторы когда-нибудь будут лепить черных Аполлонов.