Черный феникс. Африканское сафари, стр. 117

Затем мы зашли в хижину приветливого Мпфуму, по местному обычаю, через тростниковую трубку попили пива из общего кувшина и еще раз пожелали много радости Калашу, спавшему прямо на даговом полу.

— Амигу обидит меня, если не посмотрит мою кузницу, — проговорил Мпфуму, когда мы покидали его жилище. — Это совсем недалеко отсюда, на склоне холма у одной из троп, по которой мы будем спускаться вниз. В отряде ФРЕЛИМО я научился многому. А с металлом в этих краях сейчас туго, да и не всякий твердый заводской металл мне здесь под силу обработать. Поэтому я и плавильную печь построил, старики помогли…

Когда мы подошли к кузнице, разместившейся в пещере, и я увидел печь, стоящую между скалами, то не поверил своим глазам.

— Ну, что скажете? — прозвучал из-за спины лукавый голос Антонио.

— Так ведь это же почти точная копия конической башни руин Великого Зимбабве, форма которой вызывает так много толков у ученых! Хоть беги в машину за путеводителем и сличай с фотографией.

— Ах, если бы не было так жарко, я бы обнял вас и расцеловал! — довольно хлопая меня по плечу, засмеялся Антонио. — Это же моя старая идея! Башня Великого Зимбабве — своего рода памятник, символ плавильной печи как первоисточника богатства и могущества Мономотапы. По всей стране каранга-розве были разбросаны маленькие печи, поставлявшие железо на экспорт, а в ее столице, на удивление иностранным купцам, выросла гигантская печь. Но и форма и кладка у них одинаковая.

Очень много одинакового вообще в архитектуре и технике строительства как этой деревни, чудом пронесшей через века древние традиции каранга, так и многочисленных каменных построек эпохи Великого Зимбабве, — продолжал историк. — Эта муша дает возможность проследить, с чего все началось в Мономотапе и как все развивалось от примитивных плавильных печей, даговых хижин и каменных изгородей, сложенных техникой сухой кладки, до архитектурных гигантов Зимбабве. И все по подсказке африканской природы, благодаря смекалке местных жителей, но без всякой помощи неких высокоразвитых пришельцев!

…По дороге, указанной Мпфуму, мы поехали на север. Вдоль нашего пути теснились причудливые канделябры молочаев. И всякий раз, когда машина ломала их мясистые, лишенные листьев ветви, растения обильно проливали на красную землю белый, словно молоко, сок.

— Есть легенда о молочаях, — нарушил окружавшую нас тишину Антонио. — В ней говорится, что африканские женщины, погибшие во время борьбы против добычи золота, отдали этим растениям свое молоко до лучших времен, с тем чтобы, когда земля шона освободится от чужестранцев, природа взрастила на ней сильных и смелых людей. Под наиболее старыми и уважаемыми молочаями общинники маньика и ндау проводили церемонию посвящения юношей в мужчин. На густом и горьком соке растений, символизировавшем у шона молоко героически погибших женщин, юноши клялись ни при каких условиях, ни под какими пытками не выдавать иноземцам тайны древних рудников.

И они сдержали свое слово. Исчезли, превратились в священный фетиш, недоступный для глаз чужестранцев, карты золотоносных мест времен Мономотапы, вычерченные на ткани, изготовленной из древесного луба. Португальские хронисты с нескрываемым удивлением отмечали, что эти карты свидетельствуют о тонком знании туземцами геологии своей местности и никогда не подводят. Конкистадоры на протяжении веков охотились за этими картами, но так и не убедили шона вынуть их из тайников. В 1970 году в золотоносной Манике португальцами был добыт лишь один килограмм драгоценного металла!

Однако спецслужбы ЮАР, действуя по совету амазизи — знахарей и колдунов-готтентотов, издревле практикующих среди шона, организовали нечто вроде… археологических раскопок в Северном Трансваале. Там в фундаменте дома летней резиденции одного из мамбо, в тайнике, выложенном все тем же способом безрастворной кладки, они обнаружили несколько обрывков карт на лубе. Их сопоставили с современной топографической картой и без труда определили район, о котором идет речь. Результатом этой находки стало создание в 1971 году консорциума для эксплуатации старых рудников Маники. В него вошли три юаровские компании — «Миндеп оф Саут Африка», «Саут Африкен файненс корпорейшн» и «Минерал депозите оф Саут Африка» — и две португальские — «Маника аурифера» и «Маника минас». Геологические изыскания позволили этому консорциуму сделать в своем отчете за 1974 год вывод: «Изученный район Маники имеет весьма перспективные для разработки современными промышленными методами месторождения золота». В преддверии событий 1975 года вся документация об этих месторождениях была вывезена в ЮАР.

Однако провозглашение независимости НРМ отменило клятвы, которые на протяжении трех столетий давали под молочаями шона. В конце 1975 года в отделение ФРЕЛИМО в Шимойо пришел один из старейшин розве и положил на стол комиссару карту рудников в треугольнике Масекесе — Мавонде — Пунгве. Другой старейшина рассказал о тайнике с важными документами, который был устроен под самым носом у колонизаторов, на труднодоступной скале Массере, где, словно в природной крепости, отсиживался, опасаясь местного населения, гарнизон мазунгаш.

По следам древних рудознатцев пошли современные геологи. Необходимость создания государственного предприятия по добыче золота в Манике подчеркивается в директивах Партии ФРЕЛИМО по социально-экономическому развитию Народной Республики Мозамбик.

Традиции и государство

Глава семьдесят первая

Его величество Собхуза II, верховный вождь народа а-ма-нгване, король Свазиленда, лихо плясал вот уже второй час. Обильный пот струился по его морщинистому лицу, смазанному придворным знахарем по случаю торжеств смолистыми черными снадобьями.

Однако никаких иных признаков усталости этот престарелый правитель, находившийся у власти более 60 лет [57] и поэтому слывший монархом с наибольшим стажем на нашей планете, не выказывал. Если он на мгновение и останавливался, то лишь для того, чтобы поправить накидку из серебристого обезьяньего меха, едва прикрывавшую его торс. В этот момент услужливые царедворцы вставляли в его волосы потерянные во время танца черные перья редкостных птиц, а девушки посыпали тело монарха мелко истолченными листьями священного дерева мбонво. Собхуза милостиво одарял их улыбкой, а затем вновь принимался выделывать замысловатые пируэты.

Бешено стучат тамтамы, лишь изредка умеряя свой пыл для того, чтобы разрешить подать голос ксилофонам-маримбам. Пение доносится откуда-то издалека, из-за загородки, где столпились тысячи подданных Собхузы. Сановники танцуют молча и, лишь дождавшись звуков маримбы, начинают кричать в такт ксилофонам: «Ингвеньяма! Ингвеньяма! Ингвеньяма!»

В переводе с сисвати — официального языка Свазиленда — это слово означает «непобедимый лев». Традиция свази ассоциирует монархов с самыми сильными и мудрыми представителями животного мира и официально разрешает употреблять подобное прозвище. Поэтому, обращаясь к Собхузе II, совсем не обязательно было начинать с вычурной фразы: «Ваше королевское величество». Достаточно сказать просто: «Ингвеньяма». Прочие титулы короля — Сын Слонихи, Буйвол Необъяснимый, Великая Гора — менее почетны, и поэтому о них вспоминали редко.

В королевской деревне Лобамба к своей кульминационной развязке приближался четвертый день знаменитой инчвалы — главного ежегодного праздника а-ма-нгване, известных в мире как народ свази.

Инчвала, или праздник «первых плодов», который отмечается согласно прихотям лунного календаря то в декабре, то в январе, совпадает у свази с Новым годом и служит сигналом к отмене строжайшего табу на употребление в пищу плодов нового урожая.