Черный феникс. Африканское сафари, стр. 110

Его записная книжка заполнилась первыми сведениями о главном сооружении Великого Зимбабве, которое затем не вполне удачно нарекли «эллиптическим храмом»: длина наружной стены, окружающей все сооружение, — 300 метров, высота — до 9 метров, толщина у основания — 6 метров, наверху суживается до 3 метров. Молодой немец зарисовал расчищенную африканцами по его приказу от лиан коническую башню, поднявшуюся над землей на 11 метров. Затем он подсчитал количество плит, слагающих стену по высоте, тут же, на листке планшета, произвел расчеты. Получалось, что на сооружение «эллипса» ушло ни больше ни меньше, а почти 900 тысяч каменных блоков, что соответствует 22,5 миллиона «европейских кирпичей». Геологическим молотком Маух отбил один из них, прикинул на руке вес, вновь перемножил цифры. Весь «храм» должен весить минимум 100 тысяч тонн!

Затем Маух оторвал глаза от планшета, осмотрелся по сторонам и вздрогнул от неожиданности. На вершине нависшего над долиной скалистого гребня, чем-то напомнившего ему огромного крокодила, он заметил нечто вроде крепости, удивительно искусно вписанной в естественный ландшафт. Поднимаясь на скалу, геолог чуть было не поплатился за свое любопытство жизнью. Тропу, ведущую к крепости (за ней впоследствии утвердилось название «акрополь»), стерегли готовые в любой момент сорваться «висячие камни». Стоило задеть за болтавшуюся над тропой лиану, как они падали вниз, всякий раз готовые размозжить голову.

Отскакивая от камней, Маух всякий раз останавливался, переводил дух и осматривался вокруг. Вскоре он заметил, что во многих местах проходы между глыбами скал, среди которых петляла коварная тропа, перекрыты каменными стенами, а за ними создано нечто вроде «миникрепостей», стерегущих путь наверх. Обычно толщина этих стен не превышала двух метров, но на западе, где доступ наверх облегчался рельефом, превосходила четыре метра. За стеной находился «нижний двор» крепости, соединенный с «верхним двором» лабиринтом узких, простреливающихся отовсюду переходов. Оттуда на «акрополь» вела единственная тропа в траншее, прикрытая сверху 50-метровым каменным бруствером с серией защищенных площадок, позволявших обитателям крепости обстреливать пытающегося прорваться наверх врага.

Сама крепость венчала 30-метровую скалу, обрывающуюся в сторону долины. В центре ее, среди зарослей, вырисовывалась, словно вычерченная по лекалу, стена «эллиптического храма».

Стояла безветренная погода, ни единый листочек не двигался в подернутой красноватым маревом «долине руин». Жизнь как бы осталась там, за горами, со всех сторон ограждавшими загадочное строение от внешнего мира. «Никаких следов людей, — записал К. Маух на уголке листка, испещренного цифрами. — Я открыл мир, историю которого забыли даже камни…»

Итоги своих открытий К. Маух изложил на страницах популярного немецкого географического журнала. Его обмеры, сделанные с немецкой скрупулезностью, до сих пор никем не корректировались. Однако исторические «выводы» геолога отбросили науку далеко назад и перечеркнули то, что было очевидно еще португальцам в самом начале XVI века: Зимбабве — творение рук зинджей. Овеянные африканскими мистическими преданиями развалины почему-то дали Мауху повод вновь вспомнить о царе Соломоне и утверждать, что обмеренный им «эллиптический храм» — точная копия дворца царицы Савской, в котором она флиртовала с иудейским царем. Фантазия Мауха зашла настолько далеко, что он счел возможным написать в своей статье: «Деревянные брусья над проходами в «эллипс» вырезаны из ливанских кедров, высаженных тирским деспотом Хирамом».

Сообщение Мауха произвело настоящий фурор в Западной Европе и побудило Р. Хаггарда начать работу над своим знаменитым романом «Копи царя Соломона». Однако не нашлось ни Джека Лондона, ни Брет-Гарта, которые бы описали ту «золотую лихорадку», которая охватила междуречье после того, как К. Маух и Р. Хаггард вновь возродили надежды на реальное существование легендарного Офира. Она мало чем отличалась от аляскинской или калифорнийской! Достаточно сказать, что к началу XX века в междуречье Лимпопо — Замбези было зарегистрировано 114 тысяч заявок на золотоносные участки…

Вряд ли стоит говорить о том, что авантюристов и искателей легкой наживы, со всего света съехавшихся в эти места, интересовало золото, и только золото. В поисках желтого металла они варварски разрушили, уничтожили многие памятники Великого Зимбабве, а также окружавшие его шахты, рудники и поселки, хранившие свидетельства старинных методов добычи и плавки. Золота находили немало. Но любое изделие, пусть даже представлявшее огромную историческую или ювелирную ценность, тотчас же переплавляли в слитки.

Единственное интересное открытие, дополнившее увиденное Маухом, было сделано в 1889 году. Вилли Поссельт, переквалифицировавшийся из профессионального охотника в кладоискателя, нашел тогда среди развалин «акрополя» несколько крупных изваяний птиц. Они были мастерски вырезаны из стеатита (мыльного камня) и восседали на высоких прямоугольных столбах. Проводники-каранга, завидев птиц, упали ниц, в страхе произнося лишь одно слово: «Хунгве, хунгве».

Впоследствии В. Поссельт, ставший благодаря этой находке знаменитостью, напишет в своих мемуарах: «Я сразу же понял, что это главные тотемы каранга, стоящие на ритуальных подставках. Они напоминали то ли соколов, то ли орлов. Я задался целью унести этих идолов с холма, чтобы продать их в Йоханнесбурге и окупить расходы на экспедицию к руинам. Однако сопровождавших нас кафров [54] обуяло такое негодование, что нам пришлось взвести курки ружей… Через пару дней, сторговавшись с кафрским вождем из другого племени, я все же стал обладателем нескольких «хунгве». Одну из птиц купил у меня сам Родс — создатель Родезии».

Родс и К? вдохновляли и финансировали целые направления антинаучных «исследований», призванных доказать: африканцы к созданию зимбабвийских колоссов никакого отношения не имеют. Птицам хунгве нашли предка в ближневосточной мифологии и даже отыскали их изображение на финикийских монетах. По меткому выражению известного зимбабвийского археолога П. Гэрлаке, «в качестве создателей архитектурных памятников междуречья упоминались все древние народы, кроме самих африканцев». Расиствующая политика властно вмешалась в археологию: все исследования, сулившие пролить свет на происхождение «руин», свертывались, запрещались, а их итоги засекречивались. Так, уже в наше время Великое Зимбабве стало «великой загадкой».

Глава шестьдесят седьмая

Первая, причем отнюдь не робкая, попытка сказать правду о Зимбабве была сделана в начале XX века Д. Рэнделл-Макайвером. Маститый британский египтолог обладал авторитетом, который разрешил ему пойти против расистского течения и заявить: «Я обследовал семь районов развалин в районе междуречья и пришел к твердому мнению: они имеют чисто африканское происхождение и относятся к средневековому или послесредневековому периоду». В архитектуре, писал он, «независимо от того, военная она или гражданская, нельзя обнаружить никаких следов восточного или европейского стиля любого периода. Здания, заключенные в эти каменные руины и составляющие их неотъемлемую часть, имеют, бесспорно, африканский характер. Искусство и ремесленные изделия, представленные предметами, найденными в этих зданиях, типично африканские».

«Финикийцы», однако, не сдались и превратили выводы Ренделл-Макайвера об африканском средневековье в современную политическую проблему. Доказывая, что «черные ничего не создали и не имеют никаких корней на африканском юге», они настолько накалили страсти, что в 1929 году Британская ассоциация содействия развитию науки послала в междуречье новую экспедицию. Ее возглавила Гертруда Кайтон-Томпсон, по итогам своих исследований опубликовавшая классический труд, самое название которого — «Культура Зимбабве» — звучало словно пощечина расистам от науки. Ее вывод таков: «Исследования свидетельств, собранных со всей страны, не подтверждают ничего такого, что опровергало бы происхождение от банту или датировку средневековым периодом… Я решительно не могу согласиться с часто повторяющимся предположением, будто Зимбабве и смежные с ним сооружения были созданы под руководством «высшей расы или надсмотрщиков».