Дружба (СИ), стр. 73

Глава 33

— Настя, мне кажется это не правильно.

— Сиди.

— Все равно, как-то это нехорошо…

— Сиди.

— Нам бы поесть уже, тебе отдохнуть…

— Слушай Моцарта и сиди!

В это замечательное воскресное утро мы расположились в зале соседней квартиры, которую товарищ использовал для своих бизнесменских митингов. Свет от огромных окон исходил идеальный и вокруг — ни одной незнакомой души. Только краски, классическая музыка, мы с Русланом и обнаженный Паньков.

— Ты сам обещал выходной с пользой для дела, так что нечего убегать от ответственности.

Бурчание фрилансера в ответ, я приняла за согласие. Удивительно, как я раньше не замечала его внешней красоты. Причем прекрасно было не столько тело, напоминавшее мне пловца, сколько само лицо. Резко очерченный профиль Панькова был выше всех похвал. В отличии от того же Дмитрия или Аристарха, парней на мой вкус, слегка упрощенных и в чем-то слащавых, мой друг обладал каким-то основательным стержнем первобытной дикости. Взять хотя бы острый подбородок и брови, тяжело нависающие над глубоко посаженными глазами. Обычное выражение лица Панькова можно было принять за хмурость, основательную задумчивость, а при нужном освещении — вообразить, что товарищ обозлился и жаждет мести. Выделялся так же ровный заостренный нос и прямой высокий лоб. Не мужчина — ходячий оргазм.

Похлопав себя по щекам, я решила воспользоваться великим интернетом, чтобы узнать истоки этой совершенной красоты. Всему должно было быть логическое объяснение.

Паньков почуял неладное.

— Настя, ты там что-то затаилась.

— Слушай! Острый подбородок оказывается отличный повод, чтобы срочно заняться бизнесом, так как безошибочно говорит о хитрости и способности к предпринимательству! А так же указывает на остроумие! А у тебя он ещё и длинный. Тут пишут, что это значит суровость, грубость, гордость и жестокость!

Я выглянула из за мольберта с победоносной улыбкой на лице. Сходится же!

— Настя, все это ерунда, — устало махнул рукой.

— Физиогномика не ерун… Драпировка!

В последнюю секунду Паньков успел загрести концы простыни и прикрыть успевшие оголившиеся части.

— Настя, — это дьявольски красивое лицо приобрело почти страдальческое выражение — Рисуй.

Уси-пуси, кого мы доводим до ручки! А ведь по большей части я уже закончила, осталось добавить бликов белой гуашью. Правда, от самой картины даже на этом этапе веяло подделкой. Ведь она не являлась даже на половину такой прекрасной как сам натурщик.

Требовался допинг.

— Слушай, а можно вопрос? — поинтересовалась — Какой у тебя любимый цвет, после серого?

— Черный.

— А после черного?

— Белый.

Можно было догадаться.

— Но у тебя нет белой одежды, — удивилась.

— Нет. Я не могу носить белое.

— А у меня много белых вещей. Мне их попрятать?

Паньков удивленно моргнул:

— Настя, ты имеешь право и должна носить белое.

— Должна?

— Конечно. Белый — цвет чистоты.

Я посмотрела на свои пальцы измазанные в краске. Наверное, ему с этого расстояния не очень хорошо видно.

Заканчивая просушивать третий диск Моцарта, мы разговорились. Видимо классическая музыка и нагота раскрепощающе действовали на моего товарища — информация из него так и лилась. К сожалению, свое прошлое и членов семьи он не упоминал, так же как и работу, но в избытке рассказал о своих предпочтениях и мировоззрении:

— Основы психологии нам преподавали в университете. Потом я решил продолжить, чтобы… Ты знаешь почему. Но не помогло. Иррациональные страхи не корректируются логикой при всем желании. Но я не жалею. Что-то… что-то все-таки оказалось полезным. Плюс, мы с тобой познакомились.

Последнее он сказал в совершенно иным тоном, нежели остальное, будто заранее приготовил речь и все думал, куда же её впихнуть.

— Ты несомненно прав, — согласилась — Помнишь Агро-Омск? Я до последнего не была уверена, кого встречу. Не исключала варианты смены пола, возраста и численности думающих голов по ту сторону монитора. Твои сообщения были слишком глубокими и… короче, мне как-то не верилось, что существует такой человек. Да ещё в моем городе, — дождавшись пока высохнет бумага, я сделала подпись карандашом сбоку — Как-то сильно все совпало.

— Тебе нравились мои сообщения? — удивился фрилансер.

— Очень, — агакнула — Я бы даже так сказала, я в них влюбилась.

Перепроверив светотень, я повернула мольберт в сторону натурщика.

— Смотри.

Обкрутив простыню вокруг бедер, товарищ слез со стола на котором мы оборудовали подиум. Видеть эти две разительные разницы — Панькова реального и жалкого бумажного клона, было весьма странно.

Но что-то все-таки пело внутри. Странный оптимизм никак не хотел покидать меня в последнее время. Причем я едва не лишилась его, когда товарищ в конце недели высунул документы из сейфа. Будучи ужасным напоминаем стопроцентной несостоятельности в плане доверия, они буквально вогнали меня в депрессию. Было решено держать все бумаги там и дальше, вместе с мои свидетельством о рождении и коллекцией проездных. Фрилансер при этом обязался купить ещё одно хранилище лично для меня и утрамбовать куда-нибудь в стену спальни. А пока мое внимание отвлекали постоянно пополняющиеся предметы традиционной живописи — Паньков решил делать мне подарки каждый раз после работы забегая в художественный салон с очередным заданием что-то приобрести.

— Очень красиво, Насть. Ты молодец, — чмокнул в макушку, погладив по спине — Ещё никогда не видел себя таким красивым и… обнаженным.

Меня чуть на хихи не прорвало:

— В реальной жизни ты намного красивее!

Получив заряд похвалы от важного человека, я торжественно нахохлилась и пошла подбирать рамку из стопки новокупленных.

— Насть, — друг пошлепал за мной через всю квартиру — И что с сообщениями? Они тебе до сих пор нравятся?

— Разумеется! Я от тебя не отписывалась. Отслеживаю все, даже не сомневайся. Странно, что ты в последнее время мало пишешь. Исправляйся!

— И ты до сих пор влюблена?

— Конечно!

Достав две позолоченные рамки из распакованных ящиков, я стала выбирать между цветочным и листовым орнаментом.

— И часто ты влюблялась в онлайн пользователей? — снова поинтересовался Паньков.

— Да никогда. Не то чтобы меня вообще кто-то интересовал. Ну, кроме меня и родителей. И тебя, — взглянула на товарища — Влюбиться в стиль мышления, в видение мира, намного проще и безопаснее. Тебе так не кажется?

На этом вопросе Паньков завис.

— Я наверное, верю в судьбу, — сказал, после минуты размышления.

— Понятно. А мне как-то претит эта идея, — пожала плечами — Всего можно добиться, если захотеть. Думаю, мозг способен воплощать желания.

— Я уже полгода напрягаю свой мозг в одном направлении, но цель до сих пор далека.

— А какая у тебя цель? Может, я могу чем-то помочь?

Товарищ скрылся за коробками.

— Нет, нет! — хохотнула — Колись давай, коли начал. Какие у тебя цели в жизни? Наверняка тебе захочется иметь детей и семью в будущем. Ты красив и состоятелен, проблем с кандидатками не будет. Над чем же ты там мозг напрягаешь?

Фрилансер что-то уронил.

— Вот скажи, Настя. Можно ли влюбиться в человека, если тебе очень нравится его образ мышления и… видение мира? Можно ли с таким прожить всю оставшуюся жизнь вместе? Построить семью?

Вопрос интересный.

— Дай подумать, — я отложила картинку в сторону и размяла кости — Влюбиться можно в кого угодно. Даже в серийного убийцу. Так что если образ мышления тебя устраивает — это уже полдела. Ну, лично я так считаю, смотря на тебя.

Паньков снова что-то уронил.

— То есть, при определенной направленности — да, конечно. Почему бы и нет? И жить с таким будет приятно. Опять же — по тебе вижу. Ведь много нынче браков основанных на черт знаем чем, только не на внутренних ценностях. На детях, договоренностях, сексе, эстетизме…