Багдадский вор, стр. 54

— Они убьют вас.

— А? Что?! Кто? Эти?! Кого?! Меня-я???

— Обязательно убьют, — бесцветным, утешающим голоском продолжила маленькая Епифенди. — По законам Шариата безумец, опозоривший гарем владыки, подлежит немедленной казни. А также все жёны, что попались ему на глаза и были этим безвозвратно обесчещены…

— Да что ты… Их тоже поставят в угол?! — удачно, как ему показалось, съязвил Оболенский.

Девушка повернулась и в первый раз без смущения глянула ему в глаза:

— Нас обезглавят или утопят.

— Бред собачий!

— Так поступали всегда. Меж смертью и позором достойнейший выберет смерть.

— Угу… Офигенно нравится мне ваша толстовская политика непротивления! — посерьёзнел Оболенский, и меж его бровей легла упрямая складка борца до последнего. — Короче, ты тут, конечно, как хочешь, а я пошёл домой.

— Там вооруженные люди. — Танцовщица мельком глянула в окно. Лев отважно (или безрассудно) пожал плечами. — Но выход только внизу, а там — эмир.

— Отлично, вот наконец и познакомимся! Так ты со мной?!

— Нет.

— Почему? — уже начал заводиться Оболенский, сам отвечая на свой вопрос. — Потому что я опять голый?! О, трах тибидох трах, чтоб не сказать крепче! чёрт с тобой, где там завалялась моя старая одежда? Но имей в виду, она вся так пропитана маслом — хоть выжимай, и я наверняка буду оставлять жирные пятна на паркете… Устраивает?

Рыженькая Ирида осторожно кивнула. На всякий случай, так как особой уверенности у неё всё равно не было…

* * *

Гарем — это серпентарий из любящих жён.

Автор неизвестен

Эмир у входа тоже пребывал в заторможенном состоянии. С одной стороны, так и не мог перекричать своих женщин, а с другой — что толку на них орать, если логического разрешения ситуации всё равно днём с огнём не сыщешь. Ведь вроде бы всё просто — зайди в гарем, самолично проверь помещение и, если там кто есть, — хватай злодея за шиворот да тащи в шариатский суд. А лучше — руби его тут же, на месте преступления… Оставалось одно «но» (честно говоря, их было два, просто второе вытекало из первого…). Вдруг этот Багдадский вор действительно там и вместо того, чтобы покорно склонить голову перед мощью закона, вздумает оказать сопротивление? Если он действительно так силён и страшен, то в одиночку выходить на такого преступника — опасно! Лучше заручиться поддержкой проверенных слуг и послать их вперёд, а уж самому появиться в нужном месте в нужный час для совершения акта последнего приговора. Вот тут-то вступает в дело второе «но», плавно проистекая из первого — если пустить нукеров в гарем, то получится, что они своими нескромными взглядами обесчестят всех пятьдесят жён! Что же потом, казнить и нукеров, и супружниц чохом?! Идея показалась настолько привлекательной, что эмир даже отвлёкся от мыслей о штурме. Любимые женщины старательно продолжали всё тот же ор, в полной убеждённости, что от их верноподданнического воя сердце их общего мужа полнится непередаваемой радостью.

— Я войду туда и за уши вынесу голову негодяя, скрывающегося в моём гареме!

— Но, владыка мира, а если там никого нет? — резонно уточнил кто-то из приближённых царедворцев. Ответить эмир не успел, так как четверо молодцов поставили пред его грозные очи вырывающегося Ходжу Насреддина:

— О великий и сиятельный, мы поймали этого человека за битьём окон во дворце!

— Кто ты такой?! — гаркнул эмир.

— Не слышу! — нагло ответил домулло, указуя кивком головы на заходящийся воплями гарем.

— Я спрашиваю, кто ты такой, недостойный червь?! — едва не срывая глотку, проорал глава Багдада. Насреддин поморщил лоб, имитируя работу левого полушария, и откровенно доложил:

— Просто прохожий. Гулял себе под луной, смотрел на звёзды, слушал пение соловья о его неразделённой любви к прекрасной розе…

— Ты лжёшь!

— А что, нельзя?!

— Казнить паршивца!

— Что сделать?! — оттопыривая уши, переспросили нукеры. Эмир медленно начал наливаться багровой краской…

— Я сказал, отрубите ему голову-у-у!!!

— Не надо… — вынужденно буркнул Ходжа.

— Что?! — не расслышал эмир.

— Я говорю: не надо-о-о!

— Почему-у-у?!

— Потому что я — Насредди-и-н! Друг Багдадского вора-а, легендарная личность и герой народных анекдото-о-ов!

— О-о?! — даже удивился Селим ибн Гарун аль-Рашид. — Так, значит, это ты и есть? Ну тогда, конечно, мы не можем тебя вот так, сразу, обезглавить… Мы посадим тебя на кол посреди базарной площади, где ты будешь, извиваясь от боли, славить моё имя!

— На всё воля Аллаха… Так я пойду?

— Куда?!

Если бы не бдительные стражи, Ходже почти наверняка удалось бы выкрутиться.

— Но вы же сами сказали, что пока я не нужен. Посижу вон там, в уголке…

— Ах ты, бесстыжий нахал! Паршивый шакал с раздвоенным языком змеи! Говори сейчас же, где прячется твой жалкий соучастник, и, быть может, мы одарим тебя лёгкой смертью!

— Ну, так сразу я не могу… — замялся Ходжа, опустив глаза долу. — Мне надо осмотреться, покажите-ка, где тут у вас что и как.

Пожав плечами, стража указала на двух всё ещё не пришедших в себя нубийцев и воющее здание «женского общежития».

— Угу, клянусь бородой пророка, здесь не обошлось без проделок Багдадского вора. Даю руку на отсечение — он и сейчас находится в вашем гареме!

— Ничего не слышу… — простодушно развёл руками эмир.

Насреддин поманил к себе ближайших стражников, и те под его началом хором проорали:

— Баг-дад-ский-вор-в-ва-шем-га-ре-ме!!!

От такого громогласного известия притихли даже заинтересовавшиеся жёны.

— Кто у нас в гареме? — тихохонько полюбопытствовал тонкий голосок со второго этажа.

— Баг-дад-ский-вор! — ещё раз продекламировали нукеры, виновато косясь на обалдевшего владыку.

— Ой, мамочки-и… — томно вздохнули три голоса сразу. И все почему-то поняли, что это значит…

— Я убью его! — визгливо поклялся эмир. — Принесите мой самый большой ятаган!

— И доспехи! — твёрдо добавил домулло. — Щит, шлем, кольчугу, копьё, кинжал и лук со стрелами. О вас же забочусь, о великий и блистающий в гневе… Мой друг силён, как снежный барс, просто так вам ни за что его не одолеть.

— Может быть, взять боевого коня? — призадумался Селим ибн Гарун аль-Рашид, но Ходжа дружески отсоветовал:

— Не стоит, о мудрейший… Гонять лошадь взад-вперёд по всем этажам, да ещё заглядывая под каждую кровать в каждой комнате?! Клянусь аллахом, это лишнее…

— Но как я могу доверять тебе?

— Его дед, — домулло ткнул пальцем в сторону гарема, — когда-то написал:

Если глупый лекарство даёт тебе — вылей!
Если мудрый подаст тебе яду — прими!

А я отнюдь не глупец…

— Из тебя вышёл бы хороший царедворец, — поджав губки, процедил эмир, — но я всё равно посажу тебя на кол, а с твоего друга сдеру кожу. Ну, чего же вы ждёте, лентяи?! Слышали, что он сказал? Принесите мой парадный доспех, и живо!

Выдрессированные слуги бросились выполнять приказ уличного бродяги, подтвержденный волей самого властелина Багдада. Но пока они бегают туда-сюда, у нас есть пять минут свободного времени, и мы вполне успеем посмотреть, где в настоящий момент скрывается думающий виновник всего переполоха. Думающий — это потому, что рыженькая Ирида ушла на поиски Лёвиной одежды, а сам Оболенский ходил взад-вперёд по комнатке и стучал себя кулаком в лоб. Или по лбу? Ладно, ему без разницы, а нам тем более… Главное, что он изо всех сил пытался найти достойное разрешение сложившейся трагикомедии. Причём ритуальное харакири его никак не устраивало…

— Вот, почтеннейший, я нашла! — Впорхнувшая в дверь танцовщица аккуратно сложила промасленный халат и шаровары у ног углублённого в себя Багдадского вора. — Только мне надо руки чем-нибудь вытереть…

— Ха… убедилась?