Короли побежденных, стр. 45
Глава 5
Как— то ночью к Аврувии подкрались густые иссиня-серые облака. Они затянули небо пеленой, и зашумели первые холодные дожди. Город съежился. Мелкая рябь, словно мурашки, покрыла кожу реки. Наступил месяц ясеня -последний месяц недолгого царствования Мэй, но она об этом еще не знает. Эрвинду снова стало хуже, а значит, худо и королеве. И вторая головная боль: она до сих пор не ведает, где взять деньги на праздники. Вернее, и она, и все во дворце знают, где в Аврувии можно занять денег, но от самой мысли — идти «туда» за помощью — становится как-то не по себе. Но теперь, после слов Эрвинда: «Если продать перстень…» — Мэй решилась. Чтобы не думать о нем, ей сейчас нужна была хорошая драка.
«Туда» означало — в гости к аристократам. Девять аристократических семейств, ведущих свой род от древнего жречества Лайи, были своего рода государством в государстве. Мэй в свое время потратила две недели, чтобы зазубрить, от каких асенских законов свободны аристократы и как король может чего-либо от них добиться. Резюме всей этой зубрежки было простое: лучше и не браться.
Легко понять, что при такой свободе аристократы не очень страдали от прихода тардов. Так, например, Дом Ойсина, занимавшийся ростовщичеством вот уже триста лет подряд, вряд ли потерял что-нибудь из своих богатств. Они просто расширили круг клиентов. И никто в Лайе не вздумал бы ругать их за торговлю с врагами. Они были аристократы — вне законов и вне осуждения.
У самих же аристократов представления о морали были не менее оригинальными. Образцом для подражания считался Диант, сумевший переступить решительно через все правила и обычаи. Аристократы, как и в прежние времена, представляли народ асенов перед лицом богов. И что бы ни случилось в стране, они оставались такими, какими асены были созданы изначально, — свободными и понимающими гармонию мира. Ради этого можно было кое-чем поступиться.
Вот в такой-то дом и отправилась как-то вечером Мэй. Разумеется, никто, даже Аттери, не знал о ее планах. По-хорошему, надо было сначала привести в действие королевскую шпионскую сеть — разузнать о хозяевах, наметить слабые места. Но теперь, когда в самой середине паутины Мэй сидел посол, она не решалась лишний раз тронуть нити.
Несмотря на поздний час, на улицах было людно — все готовились к празднику: покупали разноцветные бумажные метлы, чтобы вымести из дома злых духов, украшали фасады новыми фонариками и гирляндами, присматривали маскарадные костюмы. Мэй неторопливо шла среди шумной толпы и впервые за долгие дни от души наслаждалась жизнью.
Нет, эти деньги действительно нужны. Теперь она видела это ясно. Эрвинд Старший когда-то говорил ей: «В день поражения на дне реки Хейд появились слова: “Три века вы будете рабами”. Но вся штука в том, чтоб асены за эти годы не привыкли к рабству». Прошло уже сто лет — и что-то надломилось в Лайе. Эрвинда — невиновного — пытались убить не тарды, а асены. И важней важного сейчас, в дни Высокой Звезды, дать им снова почувствовать себя одним народом, полным сил, не уронившим своей чести. Может быть, это будет не слишком правдоподобно, но очень по-асенски. У асена свобода должна быть внутри. Если он разучится отвечать на удар смехом, через двести лет будет некого освобождать.
Так размышляла Мэй, кутаясь в шерстяной Камиллин плащ. Под плащом было простое темно-синее платье, единственным украшением которого служили вышитые на рукавах перламутрово-зеленые листья, шапочка с зеленым пером скрывала волосы (не так уж много в Аврувии блондинок), густая вуаль — лицо.
Мэй с улыбкой вспомнила, что кто-то из асенов считал ее аристократкой. Да ее могли бы сейчас не пустить на порог Дома Ойсина из-за светлых волос — признака тардской крови. Разумеется, когда сюда приходили брать в долг знатные тарды, о старых законах чистоты забывали. Но с королевской семьей можно было не церемониться. С другой стороны, хорошо, что пошла именно она — перед Аттери, например, точно не открыли бы двери. Асена впустили бы и, в виде особой милости, даже выслушали, но он не смог бы торговаться. Она же, полукровка, могла чего-то добиться.
Вот и нужный дом. Мэй невольно отступила на два шага, чтобы полюбоваться им. Мозаика со знаками зодиака под самой крышей, арка, похожая на перевернутый цветок лилии, два сфинкса в нишах вытянулись в струнку, охраняя вход. Королева набрала в грудь побольше воздуха и дернула за колокольчик. Она выбрала из всего семейства этого Рейнольда, сына Ойсина, лишь потому, что он жил один, а всегда лучше иметь дело с разочарованным в жизни старым холостяком, чем с главой семейства, жена которого то и дело выглядывает из гостиной и напоминает: «Дорогой, хорошо бы заказать для Элейны новое платье».
Дверь открыл слуга, хорошо одет, вышколен, непроницаемое лицо.
— Что вам угодно, сударыня? — сразу заметил более чем скромный плащ.
— Я бы хотела поговорить с хозяином наедине.
— Проходите, я доложу.
В передней он взял у нее плащ и повел, освещая путь подсвечником с двумя свечами. Мэй видела, как отражается пламя в старинной мебели, как скользит по гобеленам редкой работы. Ноги тонули в ковре. Не в простом, вроде того белого, какой лежал у нее в спальне, нет, этот был темно-малиновый с павлинами. За такой, наверное, можно было целиком купить ее дом.
В кабинете слуга указал ей на кресло:
— Обождите здесь, сударыня. Я доложу.
Она снова огляделась. Стены затянуты темно-красным штофом. На стенах картины. На каминной полке часы: ороку, хранитель счастья — золотой зверек с телом котенка и головой дракона, — перевесившись вниз, пытается ухватить лапкой стрелку. Эрвинд научил ее разбираться в хороших вещах, и она понимала, что выглядит сейчас «вороной, залетевшей в барские хоромы». Но отступать поздно.
Неслышно отворилась дверь в глубине кабинета. Вошел юноша лет восемнадцати-двадцати в зеленом бархате — видимо, секретарь.
— Добрый вечер, сударыня. Чем могу вам помочь?
— Я бы хотела поговорить с хозяином дома.
— Я вас слушаю.
— Я бы хотела поговорить лично с хозяином.
— Но мы одни здесь.
— То есть, его сейчас нет дома?
— Мне кажется, мы не понимаем друг друга. Он — это я, и никаких других хозяев в этом доме нет.
— Вы — Рейнольд, сын Ойсина?
— Он самый, — подтвердил юноша без тени улыбки.
— Ой, простите! — Мэй не выдержала и прыснула, зажимая рот рукой. Слишком силен был контраст с «разочарованным в жизни старым холостяком».
«Что я делаю? — подумала она с ужасом. — Только разозлю его!»
— Простите меня, господин Рейнольд, — произнесла она умоляюще.
— Пустое, я понимаю, что вы смеялись не надо мной, а над собой. Так чем же я могу быть вам полезен?
Мэй снова взглянула на него, на этот раз повнимательнее, благо вуаль позволяла. Лицо тонкое, бледное, губы сладкоежки. Не самый приятный собеседник. Она сказала самым кротким, самым любезным голосом:
— Мне нужны деньги.
— Это случается, — ответил он, мило улыбаясь.
— Срочно.
— Тоже нередкий случай.
— Двадцать тысяч марок.
— А вот это уже случается реже.
Они взглянули друг другу в глаза, прикидывая силы. Если бы они были молодыми псами, то уже носились бы наперегонки, покусывая друг друга за уши.
— А что вы хотите дать мне в залог?
— Земли. Имение, в год приносит тысяч двенадцать-пятнадцать дохода.
— И на какой срок?
— На пять лет.
— А проценты?
— Четыре, — сказала Мэй бархатным голосом.
— Ну простите. — Он развел руками. — На таких условиях таких денег у меня нет.
— Даже для меня? — Она подняла вуаль.
Если он и удивился, то не подал виду. Знаменитое асенское самообладание было здесь доведено до совершенства.
— Даже для вас, Ваше…
Она осмелилась его оборвать:
— Давайте не будем называть имен здесь.
— Здесь можно называть любые имена. — Рейнольд улыбнулся чуть снисходительно.
Она упрямо покачала головой: