Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе, стр. 99
«Мы выучили фразу…»
Мы выучили фразу, —
легко за нею
скрыться:
«Нельзя все делать сразу…
Не надо
торопиться…»
Дороги, как запевы,
бегут
по белу свету.
Но я еще успею…
Но я потом
поеду…
Я после
домечтаю…
Потом
увижу море.
Дострою.
Дочитаю.
Додумаю.
Доспорю…
Смогу и не сробею,
не слушая укоры.
Я все еще успею, —
пусть даже
и не скоро…
Живешь и забываешь,
что жизнь
имеет сроки…
Успеть бы нам,
товарищ,
сказать в конце дороги:
«Не так, наверно,
жили
мы с самой колыбели.
Как жаль,
что не спешили!
Как жаль,
что не успели!..»
Кижи
Да,
сначала было
слово!..
Зоревая позолота
облетела с небосклона.
И звучало слово
так:
«Мы – отсюда.
Мы – карелы.
Мы тонули.
Мы горели.
Мы
до старости
старели.
Нас
не купишь за пятак.
Камни пашем.
Камни сеем.
Сердце тешим
горьким зельем,
рыбою
да хлебом серым, —
так
от века суждено.
Ну, а если в землю канем,
нас укроют
тем же камнем,
тем же самым
серым камнем.
Нас укроют.
Как зерно…»
Час настал.
Зерно упало.
Запахом земли пропахло.
Не сопрело.
Не пропало.
И вздыхая тяжело,
продиралось сквозь каменья,
говорило:
«Я сумею!..»
повторяло:
«Я сумею!..»
И сумело.
И взошло.
Не березкой кособокой,
не цветочком беззаботным,
а взошло оно
собором
возле медленной воды.
Он стоял легко и крупно.
К облакам вздымаясь круто,
купола
светились кругло,
будто спелые плоды.
Был легендой он и благом.
Так стоял,
как будто плавал.
Так звенел,
как будто плакал
(словно плакала душа).
Он стоял,
сравнясь с зарею,
над холодною землею
деревянной чешуею,
будто листьями,
шурша.
Он покачивался плавно,
многостенно,
многоглаво, —
ширь —
налево и направо!
Щуки плещутся в тиши…
Он стоял,
слезу роняя,
мир
собою заполняя,
в землю уходя
корнями…
Так и выросли
Кижи.
На Юсовой горе
Могила И.А. Федосовой до сих пор не найдена. Знают только, что знаменитая народная сказительница похоронена в Заонежье на кладбище села Кузаранда.
Возле озера
сгнила оградка тесова.
На горе? —
деревянных крестов разнобой…
Спой,
Ирина Андреевна,
свет-Федосо?ва!
Про крестьян Олонецкой губернии
спой.
Спой про них и за них.
За могутных,
за рыжих,
за умельцев,
уставших от долгих трудов,
за больных бурлаков,
за гундосых ярыжек,
за обиженных свекром и боженькой
вдов.
За прозрачных старух,
за детишек в коросте,
за добытчиков леса
на тропах кривых…
Ты, Аринушка,
выскажи их безголосье.
Пособи сиротинам.
Уважь горемык.
Научи их словам,
дай им собственный голос,
тем, которые, —
ежели полночь страшна, —
медяком похваляясь,
в беде хорохорясь,
по-звериному
воют над чаркой вина…
Ты спаси их.
Спаси от извечной напасти.
Ты их выпрями,
выправь,
людьми назови.
Ведь не зря по России —
все Спасы да Спасы.
На Терпении Спас.
На Слезах.
На Крови…
Ты начни причитанье тихонько.
Особо.
Неторопко.
Нежданно, как дождь в январе.
Спой,
Ирина Андреевна,
свет-Федосо?ва!
Спой, как в детстве,
на Юсовой скорбной горе…
Впереди у тебя —
одинокая старость,
и могила,
ушедшая в небытие…
Лишь бы песня
осталась.
Лишь бы правда
осталась.
Лишь бы дело
осталось.
Твое и мое.