Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе, стр. 90
Леди-стрит
Хочу я так начать стихи:
меланхоличный гид
острит:
«Поскольку это
Леди-стрит,
сейчас мы все холостяки…»
Иди!
Торгуйся!
Выбирай! —
Стоят плечом к плечу.
Впритык.
Доступный рай.
Дешевый рай
для морячков
и забулдыг…
Старухи.
Девочки почти.
(Вон той
чуть больше
десяти…)
Вахтеры
временных жилищ.
Размазанные пятна
лиц.
Ты вслушайся
в зазывный
смех.
Шагни.
Как хочешь назови
пеналы
для земных утех,
сплошное лежбище
любви…
Несчитанный,
живой товар.
С цветочком.
С блестками на лбу…
…Постой!
Зачем
кривишь
губу?
А ты
себя
не продавал?!
А я
себя
не продаю,
когда, —
всем флюгерам под стать, —
по морде
подлеца
не бью?
(А мог бы!
Ох, как мог бы
дать!..)
А ты
себя
не продаешь,
на что-то главное
плюя,
когда напропалую
пьешь,
а после плачешь
в три
ручья?!.
А я
себя
не продаю
в единственнейшем из миров,
когда —
измотанный —
стою
в скрещении
прожекторов?..
Играет музыка.
Закат
багровым фонарем
горит.
И окна —
как колоды карт…
И Леди-стрит.
И Леди-стрит.
Кое-что о всеобщей забастовке
Бастует Лувр,
стальные двери стиснув.
Бастует мир карманников
и сыщиков.
Бастуют звезды
дорогих стриптизов
и продавцы
дешевых магазинчиков.
Бастуют кони.
Ипподром пустует.
Бастует банк
и центрифуги прачечных.
Рад гимназист:
учителя бастуют!
Угрюм пижон:
пропал бензин в заправочных…
В крутых цехах
темно бастуют тигли.
Над министерством
флаг повис
расслабленно.
Бастуют почтальоны,
и притихли
в подвалах почт
любовные послания.
Метро бастует,
сжавшись недоверчиво.
На тротуарах мусора —
навалом!
Бастует солнце.
Дождь
заладил с вечера —
перемывает косточки бульварам.
Лежат листовок слипшиеся патлы…
…Работает
особая полиция.
Работают кафе,
кинотеатры,
бармены,
проститутки
и политики.
Ностальгия
Ностальгия бывает
по дому.
По Уралу,
по Братску,
по Дону.
По пустыням и скалам белесым,
невозможно прозрачным березам.
По степям, где метели тугие…
У меня
по тебе
ностальгия.
Ностальгия
по каждому вздоху.
Ностальгия
по тихому стону.
По твоим просыпаньям тяжелым.
По глазам и плечам обнаженным.
По мгновеньям, когда ты со мною.
По ночному бессонному зною.
По слезам
и словам невесомым.
По улыбкам
и даже по ссорам!
По губам,
суховатым с морозца…
Я,
решив с ностальгией бороться,
уезжаю!
Штурмую платформы…
Но зачем-то
ору в телефоны!
Выхожу из себя от восторга,
дозвонившись из Владивостока.
Ошалев от колесного писка,
сочиняю длиннющие письма.
Умоляю тебя:
«Помоги мне!
Задыхаюсь
от ностальгии!..»
Ты молчишь.
Ты спасать меня
медлишь…
Если вылечусь —
тут же
заметишь.
Джоконда
Как много
эта женщина
знает про меня!..
Я чувствую:
скрежещуще
закрылась западня!..
У ветра
вкус ирисочный.
Река черна,
как морс.
Садится иней
призрачный
на мой бесстыдный мозг.
Где
неживые заросли
непроходимых трав.
Где глухо и безжалостно
ворочается страх.
Где за полночь
радения
щемящи,
как вокзал.
Где вдруг хлестнут
видения,
как бритвой по глазам!..
Все это ей прошепчено.
Расхвастано, звеня…
Как много
эта женщина
знает про меня!..
Сады от вьюг воспрянули,
беснуются коты…
И мы опять
расправили
павлинии
хвосты.
То свадьбой,
то поминками
врезаются года…
А мы о ней —
с подмигами.
Красавица,
айда!
Айда! —
в тугую патоку.
Айда! —
на сквозняки.
Скорей! —
уже распахнуты
ночные кабаки!
Все это наша вотчина,
пока не сгинул
век!..
Она неразговорчива.
Она глядит
поверх.
Беспомощна.
Торжественна.
Трава судьбы горчит…
Как много
эта женщина
знает.
И молчит…