Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе, стр. 186
6
Я слушать согласен любые укоры.
Я мыслями с каждым готов поделиться…
Пусто.
Кажется: вымер город.
И только один старшина милиции
стоит на углу,
тишину храня,
бдительно вглядывается во тьму.
И я, торопясь, подхожу к нему
и говорю:
– Извините меня!
Может, не спрашивать было бы проще,
но вы понимаете сами:
весна…
Я был сейчас в доме…
в том…
через площадь…
Там есть одна девушка… —
А старшина
сурово откашлялся
и потом
вежливо, но безучастно:
– В котором доме вы были?
В том?
Так это не мой участок. —
Но я опять:
– Да нет же…
Послушайте!
Мне одному разобраться сложно…
Я вам хочу…
– Гражданин,
на службе
меня отвлекать не положено.
Идите проспитесь. —
Что ж,
и пойду.
Но вряд ли поможет это…
Иду я по городу
и в бреду
у мамы прошу совета…
– Мама, видишь,
на деревьях почки
вздрагивают от порывов ветра?
Мама,
я пошлю тебе по почте
сразу десять голубых конвертов.
Я устал до головокруженья.
Мама,
ты, пожалуйста, прости —
жить на свете,
принимать решенья
оказалось очень не простым.
Ты не жалела сил, —
только бы сын
не пил,
лишь бы он умным стал,
лишь бы не голодал…
Мама!
Я по горло сыт!
Мама,
я не буду пить.
Только я хочу спросить:
как
мне
быть?
Как же это?
Что же это?
Может, просто
я
упрямый
и забыл твои советы,
мама?
Мама…
Спросить бы!
Друзей на помощь позвать бы!
Но речь у многих одна:
– Чего там думать!
Кутнем на свадьбе.
Валяй смелей, старина!
Не ты последний.
Так что не трусь,
над чепухою не бейся! —
И сразу же
сжавшихся пальцев хруст
глушит
глупая песня:
«Заварилась баня,
затянула тина.
Окрутили парня
очень примитивно».
7
Теперь настанут
мир и тишина,
теперь не скажут люди ничего.
Остались только шуточки:
«Жена
да убоится мужа своего».
Но жены удивятся и к тому ж
напомнят нам с улыбкой неземной,
что, дескать, в расшифровке
слово
«муж» —
Мужчина,
Угнетаемый
Женой.
Все так, как надо.
Если не спешить,
жизнь утрясется.
Все на место ляжет.
Посмотрим на людей и станем жить
без глупостей,
без выдуманной блажи.
Все как надо.
Но уже
дамы шутят с вызовом:
– С милым рай и в шалаше,
если
с телевизором. —
Я слышал такое.
Я знаю такое.
И я ни за что не останусь спокойным!
Меня прерывают:
– А, собственно, кто ты?
С чего ты
рассказываешь анекдоты?
Зарвался?
Сатирика
корчишь?
Не смешно,
а скорее – тошно!
Ты, приятель,
неважно кончишь.
Это точно.
В вопросах жизни ты круглый ноль.
Тебе ли про это строчить?!
Поныть захотелось?
Пожалуйста, ной!
Но что же ты лезешь учить?
Ты говоришь, что в сердце —
боль.
Ты требуешь участья.
Давай поговорим с тобой
об этом самом счастье.
Ты раньше, дурень,
сох и чах
все время,
а теперь
имеешь дом и свой очаг.
Чего ж еще тебе?
Добра жена да жирны щи —
другого счастья не ищи.
Наберись терпения,
будь разумным
и
очень скоро гением
станешь
(для семьи).
Будешь ты для женушки
песенки мычать
и кропать стишоночки
в местную печать…
Есть решенье мирное
сложного вопроса, —
понимаешь,
милая,
можно сделать просто:
если сердце теплится,
вздор из мыслей
выкинем,
слюбится —
стерпится,
поживем —
привыкнем.
Нарисуем, если нужно,
радость на лице.
Будем строить очень дружно
счасть —
и —
це!
Будет не жизнь, а сплошные улыбки.
Ходит на цыпочках женушка.
Муж
жену
называет «рыбкой».
Мужа
жена —
«медвежоночком».
Рай да и только!
И ссориться нечего.
Оба взаимно вежливы.
Мужа
жена
развлекает вечером
сплетнями самыми свежими.
А он,
не смыкая опухших век,
глухо бубнит ночами:
какой хороший он
человек
и какой негодяй
начальник…
И все это будет не просто на месяц.
Ты слышишь?
Навечно
такое дают нам!
И всю эту гнусную,
тихую мерзость
кто-то назвал
уютом?!
Родная!
Неужто и сердце
и тело
за это
ты мне отдала под защиту?
Но если ты этого счастья хотела,
этого счастья во мне
не ищи ты!
Мне воздух родины
сладок и мил.
С великой гордостью
думаю я,
что здесь я рожден
и что этот мир —
счастье мое
и совесть моя,
что я в ответе
за всех влюбленных,
в ответе за каждый колос пшеницы,
в ответе за шелест лесов зеленых,
за прочность и силу
советской границы,
в ответе за запах дымящихся пашен,
за каждую мелочь
в моей стране…
А ты говоришь:
устроит папаша
теплую должность мне.
А ты говоришь:
попадем в историйку,
если не будем
жить незаметно…
Неужто
мир для тебя —
это только
тридцать квадратных метров?!
Хочешь,
я опять тебе напомню
прошлую, особенную осень?
Хочешь,
эту комнату наполню
терпким запахом
гудящих сосен?
Я тебе напомню наши песни…
Помнишь,
говорила ты, что скоро
мы с тобой в тайгу уедем вместе
и построим там
чудесный город,
город
посреди лесов зеленых,
город,
озаренный ярким светом,
город-песню,
город для влюбленных?..
Помнишь,
как мечтали мы об этом?
Помнишь?
…А я и сейчас мечтаю,
как будем мы вместе —
и ты,
и я,
о том, как ликующим Первомаем
пройдет молодая наша семья,
о том, как однажды
под небом синим
листья к нам в окно постучатся,
о том,
как мы склонимся над сыном —
нашим первенцем,
нашим счастьем…
Но жить не хочу,
о покое мечтая,
жить,
накапливая добро,
жить,
пределом счастья считая
столовое серебро,
буфет,
до краев набитый посудой,
нервно звенящей на каждом шагу…
Родная,
слышишь?
Уйдем отсюда!
Уйдем!
Я здесь дышать
не могу!
Я тебе напомню про рассветы
и про то,
как писем ты ждала…
Неужели ты забыла это?
Неужели ты тогда…
лгала?