Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе, стр. 160
«Вдруг на бегу остановиться…»
Вдруг на бегу остановиться,
Так,
будто пропасть на пути.
«Меня не будет…» —
удивиться.
И по слогам произнести:
«Ме-ня не бу-дет…»
Мне б хотелось
не огорчать родных людей.
Но я уйду.
Исчезну.
Денусь.
Меня не будет…
Будет день,
настоянный на птичьих криках.
И в окна, как весны глоток,
весь в золотых, сквозных пылинках,
ворвется
солнечный поток!..
Просыплются дожди в траву
и новую траву разбудят.
Ау! – послышится —
Ау-уу!..
Не отзовусь.
Меня не будет.
Молодые поэты
Не хотели,
не ждали таких двужильных.
Прорастают фамилии в имена.
Они,
оглушенные криком «Держи их!!!»,
не понимают,
в чем их вина.
А вина их большая,
вина изначальная
в том, что бездарям было спокойней без них.
Их ругают,
цитируя, а не печатая.
Четвертуют
до выхода первых книг…
Но они продираются,
пробиваются
сквозь улюлюканье,
злобу
и смех.
И – начинаются.
И – сбываются.
Не все, конечно.
И не для всех.
Заняты делом они. А в особенности
устройством не быта,
а бытия…
И гордятся
единственной личной собственностью —
упрямым
местоимением
Я.
«Фонаря пресветлый конус…»
Фонаря пресветлый конус.
Пыльных мошек
мельтешня…
Со скамейки
слышен голос:
«Ах, отстань ты от меня!..»
Может быть, вмешаться надо?
(Все бывает в час ночной…)
А весна-то!
А весна-то!
И над этою весной
голос —
тоненько и зыбко,
объявляя и дразня,
и счастливо,
и призывно:
«Ах,
отстань ты
от меня!..»
«Похожая неповторимость…»
Похожая неповторимость…
Случайный город перед нами.
А солнце,
как старинный примус,
гудит
и изрыгает пламя.
Соборы под бесцветным небом.
Крыш островерхих перекаты…
Я никогда здесь прежде
не был, —
(но кажется,
что был когда-то!)
Неповторимая похожесть…
Ленивое дрожанье света.
Шаг за угол и —
дрожь по коже —
(я видел,
видел,
видел это!)
Фонтанчик у стены незрячей,
плющ,
протянувшийся к балкону, —
(все было так, и – чуть иначе.
необъяснимо по-другому!)…
Я этих улочек не знаю.
Я никогда здесь не был раньше.
Но вот хожу
и вспоминаю.
И странно так,
что даже страшно.
Фотография поэта
Мгновенье
остановлено нечетко.
Видны глаза
и больше ничего…
Круги забвенья
и круги почета
не слишком-то влияли на него.
Он, выступая,
тряс седою прядкой,
насмешек над собой не замечал.
Был одиноким,
как прыгун над планкой.
И в дружеских компаниях
скучал.
Лишь перед смертью
показал характер.
В свои болезни уходить не стал
и время,
то, что он когда-то тратил,
в конце концов
почти что наверстал.
Спешил он так безудержно и горько,
такой живою
стала вдруг строка!..
Жаль,
не хватило малости какой-то.
Минут каких-то.
Мига.
Пустяка.
Два генерала
После тяжких боев и побед роковых,
городов,
разоренных дотла,
только два генерала остались в живых.
Два врага.
Два бесстрашных орла…
Вот они в ореоле прекрасных седин
собрались за столом у ручья.
«Я тебя уважаю!..» —
сказал один.
А другой ответил:
«И я…»
И промолвил первый:
«Чего скрывать,
я люблю
отдыхать на войне.
Знаешь, с детства мне нравится воевать!..»
А второй ответил:
«И мне…»
Первый тихо вздохнул:
«Понимаешь, брат,
мне известна слабость моя:
я никак не могу
воевать без солдат!..»
А второй ответил:
«И я…»
…Генералы сказали друг другу: «Прости…»
А потом,
обругав тишину,
сговорились новых солдат наскрести,
чтоб немножко
продолжить
войну!