Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе, стр. 159

«Филологов не понимает физтех…»

Филологов не понимает физтех, —
молчит в темноте.
Эти
     не понимают тех.
А этих —
             те.
Не понимает дочки своей
нервная мать.
Не знает, как и ответить ей
и что понимать.
Отец считает, что сыну к лицу
вовсе не то.
А сын не может сказать отцу:
«Выкинь пальто!..»
Не понимает внуков своих
заслуженный дед…
Для разговора глухонемых
нужен свет.

«Сугробы оседают, словно дышат…»

Сугробы оседают,
                        словно дышат.
Вокруг стволов проталины прожгло.
Стволы освободились до лодыжек
и млеют —
им теперь теплым-тепло!
И хочется на эхо откликаться,
от звонкой нежности оторопеть.
И почки
приготовились взорваться.
А птицы
приготовились запеть…
Пройдет полдня —
                          и будет снег разрушен!..
Не верится средь этой синевы,
что в октябре
                  здесь поплывет по лужам
печальная
флотилия листвы.

Собрание

Ах, собрание, собрание, собра…
Кладезь мудрости,
                        сердечного добра.
Здесь
привычную дискуссию вели
литераторы,
                пророки,
                            цвет земли.
(Если я соврал,
то бог простит меня…)
Был оратор
               полон гнева и огня.
Он почти что сразу
                          перешел на мат,
он кричал надсадно:
«Дайте автомат!!.
Я хочу нажать
                   на спусковой крючок!..»
Ну, а после
вышел милый старичок.
Он сказал, что душу надобно спасать,
призывал
             хотя б доносы не писать
и доказывал на фактах правоту,
перекатывая челюсти
во рту.
Говорил,
           что надо обрести покой.
Кончил речь свою невнятно…
А другой
выступление свое
                        построил так:
на трибуну он залез,
как будто в танк.
Зал притихший
                     оглядел из-под руки.
Люк захлопнул
и – нажал на рычаги!
Стало грохотно,
                     вонюче и темно,
выхлоп дизельный
шарахнулся в окно.
Грянул выстрел!
И попал в десятый ряд
бронебойно-зажигательный
снаряд…
Тех, кто выжил,
                     ожидал большой сюрприз:
тетка
выскочила вдруг из-за кулис.
Из цепочек золотых
                           она рвалась,
и, визжа, в любви к редактору
клялась.
Целовала в корешок
                           его роман…
Разошлись интеллигенты
по домам.
Литераторы,
                пророки,
                            цвет земли.
Долго мылись,
но отмыться не смогли.

«Тополь стоит, наготу терпя…»

Тополь стоит,
                  наготу терпя,
словно скелет
самого себя.
Слишком прозрачны,
                             очень пусты
черные
неживые кусты.
Тихой тропинки
                      грустный излом
без продолженья…
Рисунок пером.

«За датою – дата…»

Борису Васильеву

За датою – дата.
Простой человеческий путь…
Все больше
               «когда-то».
Все меньше
                «когда-нибудь».
Погода внезапна,
но к людям, как прежде, добра.
Все крохотней
                   «завтра».
И все необъятней
                        «вчера».
Найти бы опору
для этой предзимней поры.
Как долго мы —
                      в гору.
За что же так быстро —
                                с горы?!
Остаток терпенья
колотится в левом боку…
Все реже:
«успею».
И все невозможней:
                          «смогу».

«Снова осень. Светлый сумрак небес…»

Снова осень.
Светлый сумрак небес.
И дорога через реденький лес.
И неслышная пустая река.
И почти прозрачный дым костерка.
Он струится.
Он летит к небесам…
Ах, как близко
                   стали слезы к глазам!

Выдох

Жизнь окончится выдохом.
                                     Будет в нем
все, что прежде
                     ты оставлял на потом.
Все, что ты не сделал
                             в отмеренный срок.
Все, что ты не успел.
И чего не смог…
Жизнь окончится выдохом.
                                     Дальше – мгла…
Там —
почти за гранью добра и зла —
пусть настигнет меня
                             в мой последний миг
чей-то первый
вдох.
Чей-то первый
крик.