Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе, стр. 157

«Раскачивается вагон. Длинный тоннель метро…»

Д.С. Лихачеву

Раскачивается вагон.
                           Длинный тоннель метро.
Читающий пассажир выклевывает по слову…
Мы пишем на злобу дня
                                 и – на его добро.
Но больше, правда, – на злобу,
на злобу,
на злобу!..
Живем, озираясь вокруг.
                                 Живем, друзей хороня.
Едем, не зная судьбы, и страшно проехать мимо.
Длинный тоннель метро.
                                  Привычная злоба дня…
Ненависть проще любви.
Ненависть объяснима.

Профессия

Старший следователь Крошин
никогда
          вина не пил.
Человеком был хорошим
и прекрасным мужем был…
(Прежде занимался спортом,
нынче интерес пропал).
Приходил домой с работы,
ел
   и сразу засыпал.
Спал он странно,
спал он тяжко,
плоско —
             на прямой спине.
И храпел, как зверь.
И часто
кулаки сжимал во сне.
И скрипел зубами жутко —
(оглушительно скрипел!)
И кричал:
             «Признайся, сука!
Сволочь!!»
И опять храпел…
А жена,
на кухне сидя,
край клеенки теребя,
все вздыхала:
«Бедный Митя…
Не жалеет он
себя…»

«А нам откапывать живых…»

А нам откапывать живых,
по стуку сердца находя,
из-под гранитно-вековых
обломков
статуи Вождя.
Из-под обрушившихся фраз,
не означавших ничего.
И слышать:
– Не спасайте нас!
Умрем мы
             с именем Его!..
Откапывать из-под вранья.
И плакать.
              И кричать во тьму:
– Дай руку!..
– Вам не верю я!
А верю
          одному Ему!..
– Вот факты!..
– Я плюю на них
от имени всего полка!!!
А нам
        откапывать живых.
Еще живых.
Живых пока.
А нам
        детей недармовых
своею болью убеждать.
И вновь
           откапывать живых.
Чтобы самим живыми
стать.

Любая цена

Государственный голос
                               всходил над страной:
«Это выполнить надо!
Любою ценой!..»
Ах, любая цена,
                     дорогая цена,
ты была нам с рождения
присуждена…
Тот же голос
                 всходил над протяжной войной:
«Нужно взять этот город!
Любою ценой…»
Нашей кровью
                    отхаркивалась война.
Мы по смертному счету
платили сполна.
Улыбался с портретов
                             отец наш родной…
Все привыкли мы делать
                                 любою ценой.
И нельзя было цену
                           хоть чуть сократить —
не имели мы права
дешевле
платить!
И в цене этой самой
                           смешались не зря
все салюты победные,
все лагеря,
гордый профиль вождя
                                над ревущей рекой
и расстрелянных маршалов
вечный покой…
Перемешаны
                 в этой безмерной цене
и Гагарин,
и засуха на целине.
Юбилейный восторг
                            раскаленных ладош,
пашни,
          ставшие пылью,
и орденский
дождь…
Ах, любая цена,
                     золотая цена!
Выручалочка наша
во все времена.
Мы богаты.
У каждого – бездна в душе.
Так богаты, что страшно.
И стыдно уже…
Вряд ли станет счастливым
                                     даже рай неземной,
если будет он создан
любою
ценой.

Привычка

Необъятная страна
                         все мне снится по ночам.
Было в ней заведено
                           правило такое:
кто не знал, тот не знал.
А кто знал, тот молчал.
А кто знал и не молчал,
                                говорил другое…
Захотелось как-то людям
                                  жизнь по-новому начать.
Очень сильно захотелось!
                                   Да одно мешает:
кто не знал, не хочет знать.
Кто молчал, привык молчать.
А кто другое говорил, так и продолжает.

Очередь

Небо в детстве было синим,
сыпал дождик,
                   накренясь…
Очереди к магазинам
появились раньше нас.
Мы стоять поднаторели,
знаем это
не из книг.
Мы в очередях
                    взрослели,
а теперь стареем в них.
Очереди —
                наш приют.
По привычке многолетней
спрашиваем: «Кто последний?..»
А потом уж:
«Что дают?..»
Очередь – она бессмертна.
Все мы в ней почти родня.
Это нам
           вторая смена
после трудового дня.
Наш обычай.
                  Наше иго.
Всепогодный знак нужды.
Демонстрация
во имя
доставания еды.
Рюкзаки,
            портфели,
                          сумки.
В очереди все равны.
Одинаково умны.
Одинаково безумны.
Вместе все мы здесь.
И – врозь…
Наша очередь живая
дышит, землю обвивая,
изгибаясь, как вопрос:
это
    Богом нам дано?
Или тем, кто Бога выше?!.
Я не видел лиц давно.
Я одни затылки
вижу.