Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе, стр. 126

Альенде

Молчит убийца в генеральском чине.
Блестят штыки военного парада.
На карте
           узкая полоска Чили
кровоточит,
как сабельная рана.
Уходит человек
                    в века и в песню…
О, как они убить его спешили!
О, как хотели —
                      «при попытке к бегству»!..
Его убили
при попытке к жизни.

«Надо ж, почудилось…»

Надо ж, почудилось.
Эка нелепость!
Глупость какая!..
Два Деда Мороза
                       садятся в троллейбус.
Оба —
с мешками…
Рядышком
              в нимбе из снежного пара
с удалью злою
Баба Яга посреди тротуара
машет метлою.
На гору
          с видом таинственно-мудрым
лезут трамваи…
Кто-то сказал,
                   что в кондитерской утром
«Сказку» давали…
Вечер,
заполненный чудесами,
призрачно длится.
Красная Шапочка
                        ждет под часами
звездного принца…
И, желваки обозначив на скулах,
выкушав водки,
ходят
       в дубленых овечьих шкурах
Серые Волки.

Мотив

Утро проползло по крышам,
все дома позолотив…
Первое,
          что я услышал
при рожденье,
был мотив.
То ли древний,
                    то ли новый,
он в ушах моих крепчал
и какой-то долгой нотой
суть мою
обозначал.
Он меня за сердце тронул,
он неповторимым был.
Я его услышал.
                    Вздрогнул.
Засмеялся
и —
      забыл!..
И теперь никак не вспомню.
И от этого грущу…
С той поры,
                как ветра в поле,
я всю жизнь
мотив ищу.
На зимовье
               стыну
                       лютом,
о?хаю на вираже.
И прислушиваюсь к людям,
к птицам,
к собственной душе.
К голосам зари багряным,
к гулу с четырех сторон.
Чувствую,
             что где-то рядом,
где-то очень близко
он!..
Зябкий, будто небо в звездах,
неприступный, как редут.
Ускользающий,
                    как воздух.
Убегающий,
                как ртуть.
Плеск оркестров.
Шорох санный.
Звон бокалов.
Звон реторт…
Вот он!
          Вроде бы тот самый!
Вроде бы.
А все ж —
              не тот!
Тот я сразу же узнаю.
За собою позову…
Вот живу и вспоминаю…
Может,
этим и живу.

Сладка ягода

Сладка ягода
                 в лес поманит,
щедрой спелостью удивит.
Сладка ягода
одурманит.
Горька ягода
отрезвит.
Ой, крута судьба,
                       словно горка,
довела она, извела.
Сладкой ягоды
только горстка.
Горькой ягоды
два ведра.
Я не ведаю,
               что со мною.
Отчего она так растет —
сладка ягода
лишь весною.
Горька ягода —
круглый год…
Над судьбой моей
                        ты посмейся,
погляди мне вслед из окна.
Сладку ягоду
рвали вместе.
Горьку ягоду —
я одна.

«Больничный коридор…»

Иосифу Кобзону

Больничный коридор,
пустыный,
              будто поле.
Осипший баритон
товарища по боли.
Больничная стена.
Бессонные:
              «А если…»
Сухие письмена
истории болезни.
Предчувствие расплаты
и холодок вины.
Всегда,
         когда больны,
мы
в чем-то виноваты.
Больничный потолок,
квадрат,
          глядящий немо, —
мое второе небо
на неизвестный срок.
Злой и веселый сразу,
держа судьбу в руке,
профессор
               цедит фразу
на мертвом языке.
И все ж,
смирив гордыню,
вполне доволен я:
прекрасно по-латыни
звучит
        болезнь моя!
Больничное окно
опасно, как бойница.
Как будто бы больница
осаждена давно.
Закатные пожары
стекают,
словно воск…
Больничные пижамы,
как форма
              неких
                     войск.