Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе, стр. 106

«Пословица стучится в дверь…»

Пословица стучится в дверь.
Впустить ее приходится:
«Счастливым дням
                         не слишком верь…
Не так живи,
как хочется…»
А я живу,
            как хочется.
А я живу,
            как дышится.
Судьба —
моя помощница.
Любовь —
моя владычица…
Дожди летят
                 звенящие!
Дрожит земля от грохота.
Успеть бы мне
                   понять ее,
хоть чуточку,
хоть крохотку.
Сказать бы,
               что не сказано
о мужестве, о верности.
Ведь только шаг
                      у каждого
с рождения
до вечности…
А я живу,
            как хочется.
Иду своей дорогою.
А чем она закончится,
гадать пока
не пробую.
По ней пройду я до конца
распахнуто и праведно.
И правнук мой
                    пойдет в отца.
А может быть —
и в прадеда…
Над миром вновь встает заря.
И я гляжу на зарево.
И каждый день
                    совсем не зря
опять живу я
заново.
Судьба —
моя помощница.
Любовь —
моя владычица…
И надо жить,
                 как хочется.
И надо жить,
                 как дышится.

«Человечество – в дороге…»

Человечество —
                      в дороге.
Дорогое баловство.
Может, это —
                   от здоровья.
Может, и не от него…
Суетливо,
             бестолково, —
кто?
     зачем?
             за что?
                      когда?..
От нашествия такого
сладко стонут
                  города…
Тугрики,
песеты,
франки,
лиры,
доллары,
фунты.
И урчат, насытясь,
                        банки,
словно гладкие коты…
Знатоков —
                один на сотню.
Заполняют,
               как обвал,
модерновую часовню,
древний пыточный подвал.
Кандалы хватают цепко,
ощущая в пальцах зуд.
Вертят,
         спрашивают цену,
цепи
      пробуют на зуб…
Виллы,
         домны,
                  парки,
                          пашни.
Долететь!
Дойти!
Доплыть!
Чтоб от Эйфелевой башни
сувенирчик
               отпилить…
Едут далеко и долго.
Нервным пламенем горят.
И на все взирают
                       только
через фотоаппарат.
Разыгрались, будто дети:
через море —
на доске,
через Азию —
в карете,
на байдарке —
по Оке.
Сколько их?
                Куда их гонят?
В чем причина этих смут?
Что теряют?
Что находят?
Что —
         в конце концов —
                                 поймут?
Я не знаю.
Я не знаю.
Вам ответа я не дам.
Сам сегодня
                уезжаю.
Собираю чемодан.

«Над Саппоро кружится снег…»

Над Саппоро
                  кружится снег…
Я летом с постели привстану,
закрою глаза
и представлю:
над Саппоро
                 кружится снег.
Спадает,
           как шуба с плеча.
Наивный,
ребячий,
потешный, —
витая над чьей-то надеждой,
над чьим-то волненьем
                               звуча.
Сугробы растут во дворе.
У снега —
             лицо молодое.
Снежинки горят на ладони
язычниками —
                    на костре…
Идет середина зимы.
Для снега – ни поздно, ни рано.
И мы улыбаемся странно…
Чему улыбаемся
                     мы?
Всему понемногу.
Всему.
Конечно, и этому снегу.
И полночи этой.
И небу.
А может,
           не только ему.
Дорогам,
пронзающим век.
Домам над застывшей рекою.
Святому мгновенью покоя,
в котором рождается снег…
Пришел этот снег
и уйдет.
Пройдет он,
                как юность.
                               Как поезд…
Не зря ж
одинокий японец
всю ночь мостовую метет.

Тренер

А.В. Тарасову