Война по понедельникам (сборник), стр. 58
ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ
Привет! Всем привет!..
Налейте мне чего-нибудь, Фил… Нет, сегодня покрепче. Спасибо…
Вот вернулся. Не сговорились мы с Колдуном… Нет, ничего не помню, потому что… Ким видел, как я заходил туда и как вышел, а вот что произошло между этими двумя событиями, не помню, хоть убейте. Так вот… Теперь понятно, почему никто про Колдуна ничего сказать не может. Он, видно, со всеми так… как со мной… Замечаю, Роб, вижу, сейчас подойду… Ну ладно. Посижу у вас часика два… Спасибо…
Здравствуйте, Игин. Что нового? Написали что-нибудь? Рассказ? Роман?.. А история новая будет?.. С удовольствием послушаю… Да, ничего у меня не получилось. И как это было не помню, вот в чем проблема. Словно ножницами кто-то от сих до сих — чик и чик… Спасибо, не нужно, я уже перегорел. Давайте выпьем по маленькой… За что? За мое возвращение. Такой черный юмор…
Ким позже подойдет. Где-то через час обещал. Дела, дела, у всех дела; один я — бездельник. Подумать только, совсем недавно полжизни отдал бы за то лишь, чтобы здесь оказаться, из рутины вырваться. А теперь вырвался и не рад… Черт его знает почему… Лучше, Влад, и не спрашивайте, хотя если хорошо подумать… Чужак я у вас и постоянно здесь ощущаю эту… чужаковатость. Ну и словечко придумал… как вам, Игин, нравится?.. А по-другому и назвать никак нельзя. Чужаковатость… Отчуждение? Нет, отчуждение — это иное. Я вот думаю, может, действительно человек должен жить только в своем мире, в своей среде обитания? Может, когда он появляется на свет, или еще в утробе, его начинают пронизывать разные токи, волны, неуловимые вибрации, сращивая с миром, где придется ему жить. А попадает он в другой мир, где частота вибраций иная, сразу начинает ощущать дискомфорт, чужаковатость. А у вас так я еще и клаустрофобию подхвачу: у вас весь мир, как в закрытом шкафу… А вы что, Влад, думаете по этому поводу? Ага, понятно… Поспорил бы, да нет настроения… Давайте еще по одной…
Он ведь не понимает, сволочь, как это тяжело. Он ведь, наверное, свой здесь, не чужак… А вы что о нем знаете?.. Да, это Ким мне рассказывал… Старое метро… И получается, что попал я сюда по его милости. Только зачем? Зачем я ему понадобился? Вот вопрос… Невольно задумаешься… А еще что-нибудь о Колдуне известно?.. Жаль… Одно хотел бы понять, кто ему мной распоряжаться позволил без спросу, за пешку считать? Вот, Игин, кем вам нужно вплотную заняться. Шахматистом этим. Мы ему все-таки не пешки…
А это кто? Ну вон там, за крайним столиком. На нас смотрит. Не видите? Вон тот в свитере шерстяном, с заплатой на локте. Вон там, вон там… Как это «никого нет»? Погодите… Да, действительно никого… Только что был… Сидел и на нас пялился. Выпил я, кажется, пока не слишком много… И видел отчетливо… Ладно, пускай… Вы мне там историю какую-то собирались рассказать?..
>
Вообще же, динозавры динозаврами, но и у млекопитающих в Пеллюсидаре всегда хватало проблем. И решение этих проблем составляет общую историю плутонического человечества. Ясно, что Богом Забытый — не единственный город в Стране Чудес; были, есть и будут другие города, в которых также пытались разобраться с главной проблемой любого человеческого общежития, а именно: проблемой счастья для всех и пусть никто не уйдет обиженным. У кого-то это получалось лучше, у кого-то хуже, но у всех в одинаковой степени малорезультативно.
Понятно, что Игин, будучи интеллигентным человеком, писателем и Витязем, интересовался подобными экспериментами и сделал для себя определенного рода выводы. А так как в лице Антона П. он получил благодарного слушателя, то не преминул поделиться своими соображениями, представив их в виде истории Второй, озаглавленной у нас
>
Война получилась позиционной и затяжной. Длилась она восемь лет, четыре месяца, двадцать шесть дней, семь часов и одиннадцать секунд, и закончилась сокрушительным поражением, полной капитуляцией, аннексиями и контрибуциями.
Страна лежала в руинах. Экономика, надорванная милитаризацией, пребывала там же. Правительство как-то само собой сверглось и бежало. Тех, кто не успел свергнуться и бежать, развесили на фонарных столбах в драматичной обстановке переходного периода.
Конечно же, долго развал и хаос продолжаться не могли; у населения появился спрос на твердую руку, горячее сердце, орлиный взор и папиросы «Герцеговина Флор», каковой спрос и был немедленно удовлетворен приходом на олимп власти Временного Диктатора.
Временный Диктатор был по натуре, в общем-то, неплохой человек. Любил стихи, детей и кошек. Но как ни странно, он был еще и умный человек. Он понимал, что ситуация требует от него решительных действий, крутых мер и поправок к уголовному законодательству. Он полностью оправдал доверие своего народа, введя в будничную практику экспроприацию, национализацию, девальвацию и расстрел на месте. Так ему в рекордно короткие сроки удалось подавить сотрясавший страну озноб анархии, реанимировать армию, укрепить спецслужбы и снять с фонарей прежнее, успевшее несколько протухнуть, правительство. И вроде все было хорошо, народу бы радоваться, слагать стихи и возводить памятники мудрому руководителю, но народ почему-то остался недоволен, роптал и шептался за рюмкой чая о старых добрых временах, дешевой водке и ушедшем общенациональном величии.
Временный Диктатор тоже был патриот, родину любил не меньше, чем кошек, и подобно другим предавался ностальгическим воспоминаниям. Но тем и отличаются правители от простых людей, что имеют возможность рассматривать любой вопрос в комплексе, а Временный Диктатор видел, что страна на данном этапе своего развития, после сокрушительного поражения, социального шока и братских могил, вряд ли так сразу сумеет вернуть себе былое величие. Представители оппозиции, из тех, которые сумели пережить смуту, гаечную работу и поправки к уголовному законодательству, как всегда безответственно кричали на митингах о реванше, и Временный Диктатор готов был даже согласиться с ними, однако сознавал: реванш реализуем только при наличии общенациональной идеи, а идеи такого рода в обескровленном затяжной войной государстве пока не наблюдалось.
Временный Диктатор рассмотрел несколько возможностей для возникновения вышеуказанной идеи. Например, можно было реанимировать идею экспансии, территориальных претензий к традиционным внешним противникам, но подобный реванш чреват новой войной и новым поражением, а второго такого поражения, понимал Диктатор, страна не вынесет.
Можно было попробовать идею духовного роста, поддерживаемого рядом социально ориентированных программ, налоговыми льготами для меценатов и бюджетными отчислениями в сферу высоких искусств. Однако этот во всех отношениях привлекательный путь требует терпения, времени и народного понимания. А с терпением обычно напряженка, особенно — во втором акте трагикомедии послевоенных реформ; со временем — еще хуже: не дадут на такое дело времени, никому никогда не давали и теперь не дадут; а народное понимание — где его возьмешь народное понимание-то, когда уровень еще ниже среднего и народ отдает предпочтение стакану бормотухи культпоходам в театр?
«Вот если бы народ был другой, — думал иногда мечтательно Диктатор. — Образованный, непьющий, ответственный, думающий наконец. С таким бы народом…»
Пока Временный Диктатор размышлял о возможных путях развития страны, в ней самой экстремистскими элементами и разведками традиционных противников были посеяны и взошли ростки сепаратизма, шовинизма и эксгибиционизма. Дошло до того, что северные провинции предприняли попытку отделиться, а на самого Диктатора трижды покушались, причем второе покушение едва не стоило тому пальцев на левой руке, когда пуля террориста-одиночки, срикошетировав от ордена на груди премьер-министра, раздробила Диктатору ладонь. Впрочем, пальцы усилиями лучших хирургов страны удалось спасти; центробежное ускорение северных провинций погасили танками при поддержке мотопехоты, а Диктатор ввел слегка подзабытый народом комендантский час и призадумался.