Признак высшего ведьмовства, стр. 77

У будущей звезды прикладной психологии, красавицы, умницы и отличницы Марьи Белинской в последнее время жизнь складывалась отнюдь не светло и сладостно. Хотя в недавнем разговоре с сестрой Марья об этом даже не заикнулась. Когда твоя сестра – могущественная ведьма, к неполным двадцати годам совершившая головокружительную карьеру и обладающая властью, которой позавидовали бы иные монархи и президенты… Так вот, когда у тебя такая во всех отношениях превосходная сестра, нет ни малейшего желания выглядеть на ее ослепительном фоне этакой бедной родственницей, этакой бесцветной личностью, способной только на жалобные стенания по поводу неудавшейся жизни и бессильную зависть. В конце концов, Марья тоже была дочкой потрясающей мамы-ведьмы и папы-писателя и тоже, как и Дашка, получила соответствующее воспитание. А основными постулатами этого воспитания было: не жаловаться и улыбаться даже под дулом пистолета. Причем улыбаться искренне!

В последние несколько дней соблюдать «заповедь об искренней улыбке» Марье Белинской становилось все труднее. Действительность словно задалась целью стереть с Машиного лица остатки оптимизма и погрузить девушку в бездну астено-депрессивного синдрома. И надо сказать, астено-депрессивная бездна была к Марье все ближе и ближе.

Началось все с мелочи (впрочем, Марья уже вывела своеобразный закон своей жизни: все пакости для нее начинаются с какой-нибудь мелочи). Профессор Раз-башев, Марьин научный руководитель, до последнего времени бывший душкой и симпатягой, внезапно превратился в склочного, вздорного и крайне мрачного типа, считающего, что студентка Белинская вместо того чтобы продвигать вперед науку, стремится нагло завладеть рукой, сердцем и прочей недвижимостью самого профессора. Чего, разумеется, Марья и в мыслях не держала, поскольку геронтофилия не входила в число ее жизненных приоритетов. Так вот. Неизвестно что возомнивший о себе профессор Разбашев вдруг взял и зарубил новую Машину статью для университетского журнала. При этом раскритиковав помянутую статью в самых нелестных выражениях. Марья, возлагавшая на публикацию своей статьи определенные тщеславные чаяния, само собой, расстроилась. Не так чтоб расшибить о лысину профессора Разба-шева гипсовый бюст Зигмунда Фрейда, украшавший профессорский стол, но все-таки…

Следом за обломом со статьей потянулся целый караван неприятностей, которые, хоть и не имели глобального масштаба, жизненный тонус таки понижали и со всей вопиюшей откровенностью давали понять, что действительность в солнечных зайчиках и приветственных флагах – это не для Марьи Белинской.

Ну, получила она с электронной почтой несимпатичное письмецо, раскрыв которое обнаружила в нем только одно слово «Sorry». После чего антивирусная защита Машкиного компьютера приказала долго жить, начали одна за другой дохнуть программы, и, не кликни Марья вовремя знакомого парнишку из машинных реаниматоров, все могло закончиться довольно мелодраматично. Впрочем, получить с электрон-ной почтой вирус – кто ж на этом не ловился, старые штучки. Так что Маша это легко пережила.

Потом ни с того ни с сего Марья подхватила какую-то непонятную, но крайне противоестественную простуду, не поддающуюся никаким порошкам-таблеткам-микстурам. Марья страшно не любила напрягать проблемами своего здоровья университетскую поликлинику, а потому занималась самоисцелением: антибиотики плюс шоколад плюс кофейный ликер плюс настойка какой-то полуколдовской травы, подаренной сестрицей Дарьей на прошлый хэллоуин… Результатом этой интенсивной терапии стало то, что Марья практически потеряла голос, постоянно чихала и выглядела крайне непрезентабельно – и это тогда, когда кругом весна, птичье пение, сияние солнышка сквозь тучи и первые квелые столичные одуванчики…

А вот то, что Марью откровенно, бессовестно и нагло бросил Тим Васильев, было для нашей героини последней соломинкой, переломившей гипотетический хребет ее жизнеутверждающего настроения!

Нет, в одном Марья сестре не лгала: поклонников у нее действительно было множество. Но все они классифицировались как несерьезные и ни к чему не обязывающие. Были поклонники, с какими не стыдно пойти на шикарную вечеринку, были воздыхатели, годные в конный поход, рафтинг либо участие в исторической ролевой игре. Ну, еще наличествовала парочка приятелей, с которыми Марья вкушала прелести виртуального секса… Словом, несерьезные люди. Не для высокого чувства, романтического трепета и стихов до рассвета. В ранней юности у Марьи как раз был такой поклонник, Роман Кадушкин – тут хватало и стихов, и романтики, и сердечного трепета. Но Марье не повезло с Романом – возлюбленный ока-зался вампиром и в результате некой масштабной ан-тивампирьей акции безвозвратно почил, оставив после себя только томик лирических баллад…

Строго говоря, Марье в плане личной жизни грех было жаловаться. Она уже несколько лет считалась официальной мваной Алуихиоло Мнгангуи Сото Оха-вало Второго, верховного колдуна крайне далекого и чрезвычайно экзотического государства-племени Мо-шешобо, в результате трех революций и одного бананового бунта отделившегося от королевства Лесото. Обстоятельства, при которых русская девушка Маша стала мваной африканского колдуна, не подлежат здесь пространному изложению, скажем лишь, что были они в достаточной степени романтическими, экзотическими и незабываемыми. Колдун Сото регулярно посещал свою русскую мвану на Рождество и ее именины, звал ехать с ним в Африку, но Марья никак не могла решиться столь радикально поменять образ своей жизни. Бросить университет, отправиться за тридевять земель в затерянное племя, где земля буквально усыпана алмазами и кокосами, но нет и в помине Интернета, крема для депиляции и гигиенических салфеток. К тому же Марья подозревала, что в племени она будет не единственной законной мваной любвеобильного Сото. Как ей стерпеть такое – ей, при всей ее уникальности и несомненных достоинствах! Нет, собирать бананы в Африке она всегда успеет!