Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга I, стр. 34

Что ж, «розовые» тоже становятся доминирующим видом в своем мире, как мы на Земле. Но только в их случае — биологически. Им не нужны машины, они покоряют небеса, океаны и леса без помощи технических приспособлений, перерабатывая и изменяя ДНК разнообразных видов, которые живут на этой планете, а затем вселяясь в их тела. На земле мы извели конкурирующих с нами хищников, уничтожая их. Розовые поступают точно так же, но только они сами ими становятся! Это объясняет, почему стервятники остаются высоко в небе, а черные кабаны в основном держатся в глубине леса. Потому что, эволюционируя рядом с «розовыми», они поняли, что от них следует держаться подальше. Как следовало и мне…

Должно быть, я потерял сознание, но сейчас снова пришел в себя. Скорее всего, в последний раз, малыш Джим.

Пятница по-прежнему держит мою голову и потеет, но как-то иначе. Теперь я уверен в том, что у «розовых» нет разделения по половому признаку. Я больше не чувствую своего тела, конечностей… Я могу говорить только шепотом и повернуть голову на пару сантиметров, но это все. Впрочем, зрение у меня по-прежнему работает, и, когда Пятница сделал паузу в своем занятии (черт, я снова начал говорить о нем в мужском роде!), я вижу, что настало его время. Какое время? Видите ли, он больше не потеет, он мечет икру!

Я вижу эти серебристые капли с крошечными головастиками внутри, которые одна за одной вытекают из-под его ногтей на средних пальцах, с его яйцекладов. А теперь он глубоко вгоняет свои пальцы мне в шею. Я практически ничего не чувствую, и это несказанно меня радует, малыш Джим.

Кто знает, может, я и мои старые товарищи с «Альберта Э.» — или, вернее сказать, наши розовые потомки — когда-нибудь снова вернутся в космос. Потому что они куда больше будут похожи на людей, чем эти человекообразные.

И я думаю, что теперь нам пришло время навсегда попрощаться. Йо-хо-хо! Определенно пора, потому что пришли музыканты…

НЭНСИ ХОЛДЕР

Вне Двенадцати шагов, или Лето с «Анонимными алкоголиками»

Бывали уже случаи, когда в хрониках «Котов-Каннибалов» наступало затмение, и Дуайт, у которого было множество причин тайно ненавидеть Анджело — более крутого, красивого, богатого, — оказывался на грани. Он был готов сожрать Анджело, освободившись от гомосексуальной зависимости, от кровного брата, став цельной личностью.

Увы.

Когда они только прибыли в Лос-Анджелес, молодые и полные надежд глэм-рокеры, Дуайт и представить себе не мог тех славы и успеха, которые вскоре свалились на обоих. Дома, машины, девки. Каждая запись становилась платиновой, затем дважды платиновой. Фильмы, в которых они снимались, били все рекорды.

Мироздание щедро одаряло их с Анджело, и конца-края этому кредиту не предвиделось. Дуайт знал, что они команда, знал, что он вносит свою долю в общий успех. Не знал только какую. Поэтому позволил Анджело жить.

По крайней мере, так он себе это объяснял. Но были дни, долгие дни и гораздо более долгие ночи, когда он понимал, что любит Анджело и не представляет себе жизни без него. Нет, они не были геями. Они никогда не делали ничего такого, но Анджело скормил Дуайту мизинец своей ноги, когда Дуайт был в депрессии и вообще перестал есть. В те старые добрые дни, когда метросексуализм еще не расцвел буйным цветом, мужчины могли быть близкими без всяких глупостей, которые любят придумывать люди.

А теперь у них на счету сумасшедшие деньги, их окружает сумасшедшая слава, и таким же сумасшедшим кажется давление общества на жизнь обычных каннибалов. Поедание людей — ладно, только женщин: вот такие они мизогины, женское мясо кажется им вкуснее мужского; возможно, все дело в эстрогене или содержании жира, — становилось трудным делом, когда репортеры принимались рыться в их мусоре.

Потому что в мусоре могли оказаться челюсти или коленные чашечки, а то и кое-что другое. Они всегда были осторожны, но уборка оказывалась делом нелегким. Каннибализм — это вам не кокаин и не потрахушки, господи. Не получится просто смыть остатки в туалет.

— Мы должны остановиться, — заявил однажды Анджело после вкусного ужина из пары неотслеживаемых поклонниц.

Дуайта это застало врасплох. У Анджело были странные представления об уместности, ночь ведь выдалась просто великолепная. Девчонки были никем — самые безопасные жертвы — и на наркотик в выпивке среагировали сразу. Этих поклонниц никто не хватится, и никто не будет ими интересоваться, поэтому у парней было достаточно времени, чтобы вымыть их, высушить и особым образом попрощаться с телами. Чистое сладкое мясо — что может быть лучше? Дуайт плакал от удовольствия; будучи артистом, он обладал особой чувствительностью. Он не осмелился бы сам записаться к врачу, но дама-психотерапевт, которую он часто встречал на вечеринках, однажды сказала, что талантливые люди защищаются искусством от сильных внутренних переживаний. Дуайту понравилась фраза. Он тоже был человеком искусства, чувствительным и ранимым.

И, доев свою девушку, он искренне плакал от стыда.

Слезы высохли, когда Анджело сел рядом с ним, скрестив ноги на водяном матрасе. Анджело только что принял душ и надел пушистый белый халат. И хотя обоим было за пятьдесят, Анджело оставался эффектным красавчиком. Скульптурная челюсть, высокие скулы — пластические хирурги приложили, конечно, руку к их сохранности, но изначально такими чертами наградила его природа. Дуайта Джонса природа наградила чуть меньше. Он был одет в кимоно, давным-давно подаренное ему поклонницей. Огненно-рыжие волосы ему теперь приходилось красить. Голубые глаза поблекли. И животик начал расти, появились мужские жирные сиськи. Доктор Кохен предупреждала его: для того чтобы липосакция и ботокс оказывали должный эффект, нужно хорошо спать и выполнять упражнения. Дуайт знал, что к ней стоит прислушаться. Она же обрабатывала им обрубки и имплантировала недостающие мизинцы на ногах.

Анджело продолжил:

— Нам нужна помощь, серьезная помощь, иначе мы не остановимся.

Он сурово смотрел на Дуайта, у которого отвисла челюсть и слезы капали с кончика носа.

— Ты же знаешь, что я прав, Дуайт. Это стало нашим пунктиком. Превратилось в зависимость.

Дуайт почти не слышал его за шумом крови в ушах. Он ничего не слышал. Слух возвращался к нему очень медленно.

— …стоит попробовать, — продолжал Анджело. — Мы не раз говорили о том, чтобы бросить, но так ни разу и не зашли дальше слов.

Да, они говорили о том, чтобы бросить. Они говорили. Обычно эти разговоры велись, когда они в очередной раз оказывались в шаге от разоблачения. Но как только опасность отступала, разговоры забывались.

— Стоит хотя бы попытаться, — настаивал Анджело. — Это все, о чем я прошу. — Он протянул Дуайту руку. — Если я не брошу, я умру.

Дуайт вздохнул, понимая, что уже проиграл. Он всегда давал Анджело все, чего тот хотел.

Такова была жизнь.

— Алкоголизм — это просто метафора, — напомнил Дуайту Анджело, когда они вошли в Объединенную методистскую церковь на Франклина.

Оба тщательно подобрали одежду; Анджело — черный свитер и черные кожаные штаны, Дуайт тоже был в черном свитере и коже. В основном они такое и носили, только по жаре меняя свитера на черные футболки. Стандартный гардероб рок-звезд.

Было раннее утро, а в Голливуде не особенно процветала ночная жизнь, так что группы здесь много не зарабатывали, если только они не были звездами масштаба «Котов-Каннибалов». Эти выступали на вечеринках в частных клубах. Сонные перечные деревья бросали тени на витражные окна, выполненные в технике Тиффани, как в Ойстер-Бей во «Встретимся в Нью-Йорке». Дуайт никогда не видел таких окон в жизни — педерастические окошки, честно говоря, — но знал парня, который делал их дубликаты для съемок «Грозы», их первого фильма, и очень этим гордился.

Огромная красная лента — акция против СПИДа — обвивала колокольню, убеждая Анджело и Дуайта, что, хоть они и пришли на церковную землю, здесь собираются вполне либеральные люди. Дуайту нравился монастырский вид: причудливый внутренний дворик в окружении живой изгороди, фонтан, сияющий под чистым небом, как жидкий никель. Эту церковь снимали во многих фильмах, в том числе и в «Сестричка, действуй — 2». Только слепой проглядел бы в сердце Голливуда такую чудную площадку для съемок.