Иероглиф «Любовь», стр. 31
Ох, повидала я мужчин! Глядишь, на службе или в своем собственном доме он и разумный, и важный, и гордый такой, что страшно к нему подойти: думаешь, будто он сам Просветленный. Но стоит ему войти на нашу улицу, куда девается весь его разум, солидность и достоинство? Упьется вином, как свинья, без разбору сорит деньгами и пылает такой похотью, что иной раз его впору бы оскопить! Может быть, мужчины когда-то и были сотворены Первосоздателем Сущего как разумные, добрые и благородные существа, но я здесь ни разу не встречала ни доброго, ни благородного, ни разумного... Впрочем, что мне до того; я отдаю мужчине тело для потехи, сердце же мое спокойно даже посреди бури услад, а разум подсчитывает доходы. Быть в постели с мужчиной – все равно что игра, в которой надо смотреть на него как на мяч, скакалку или куклу. Жаль, конечно, что мячи иногда бывают новые и упругие, а иногда старые, морщинистые, ни к чему не годные, но все решает золото, которое мне уплачено... Ты так испуганно глядишь на меня, девочка! Неужели тебя еще не касался ни один мужчина? Мэй покачала головой.
– О, – усмехнулась Гуан, – твое знакомство с красным угрем не за горами. Помни одно, милая Мэй: ни в чем никогда не бойся мужчины. И не уступай ему, даже если он взял тебя. Так ты всегда будешь сильна, а сердце твое не разорвется ни от любви, ни от стыда. Судьба привела тебя в наше обиталище, значит, в иных перерождениях тебе уготован более высокий путь. Я научу тебя искусству спальных покоев, мастерству управления мужчиной, знанию своего тела, и ты будешь ходить по золоту, как по древесным опилкам, мановением руки сможешь превратить любого мужчину в ослепленного страстью безумца, готового ради тебя даже на смерть... Но ты так бледна! Видно, мой разговор утомил с непривычки, слишком многое свалилось на тебя за этот день. Идем, я уложу тебя спать. Пока будешь спать в моей постели, а позднее, когда подрастешь, Хозяйка Люй даст тебе собственную комнату...
Мэй покорно позволила себя увести и раздеть. Усталость валила ее с ног. Красавица Гуан заботливо укрыла ее мягчайшим одеялом и пожелала приятных снов.
– Спи, пока ночь для тебя чиста, – сказала Гуан. – А я еще долго не лягу. Сегодня мне принесли свиток со стихами великой поэтессы Си Вэй, я хочу насладиться чтением...
Мэй заснула, а красавица Гуан сидела за чтением свитка и иногда поглядывала в окно, за которым сыпал густой предновогодний снег.
Миновал час Черепахи, и в комнату Гуан, тихо ступая, вошла Хозяйка Люй. Гуан, завидев начальницу улицы Диких Орхидей, почтительно встала, отложила свиток со стихами.
– Не угодно ли вам выпить чаю, госпожа? – спросила Гуан.
– Нет, нет, – шепотом сказала Люй. – Я пришла узнать, как девочка.
– Благополучно, – улыбнулась Гуан. – Сейчас она спит. Мэй прелестна, будто ветка зацветающей сливы. Поистине, жаль отдавать такую чистую красоту на потеху какому-нибудь похотливцу! Ведь что такое мужчина? Все равно что камень или кусок черепицы! А женщина, особенно юная дева, драгоценна, словно нефрит или золото.
– Гуан, я давно замечала за тобой неприязнь к мужчинам и особенную любовь к...
– Госпожа, я отдаюсь мужчинам с удовольствием, – засмеялась Гуан. – Не хотите же вы, чтобы я еще и с любовью им отдавалась? Я тогда, пожалуй, из певички превращусь в порядочную жену или наложницу! Я люблю лишь свою сестру женщину и не скрываю этого. Но такая любовь не касается плоти.
– Довольно, Гуан, – засмеялась и Хозяйка Люй. – Уж слишком ты мудра и разговорчива для певички.
Не вздумай вести таких умных разговоров с гостями, а то всех их распугаешь.
– Я знаю, что нужно гостям, – парировала Гуан. – Распахнуть кофту пошире, поднять юбку повыше да налить вина покрепче. И выяснить, не пришел ли гостюшка с пустым кошельком и дурной болезнью! Но вернемся к девочке. Как вы думаете с нею поступить, госпожа?
– Она слишком юна для постельных потех, это может подорвать ее здоровье и рано убить красоту. Пусть немного подрастет. Ты же пока обучи ее началам сладкой игры, объясни, как забирать у мужчины его плотскую силу и использовать эту силу себе на пользу... И вот еще что. Мэй немая, так нужно как можно скорее обучить ее каллиграфии, чтоб иметь возможность хоть на бумаге разговаривать с нею. Может быть, научившись писать, она напишет, кем была, кто ее родители, где ее дом...
– Госпожа, я должна сказать... Это дитя не из простолюдинов.
– Я заметила.
– Дело в том, что она увидела в моей комнате цинь. Она умеет играть на цине, да как искусно! Она сыграла мне песню «За далекой рекой»!
– Запрещенную песню?!
– Да. Это тоже очень странно.
– Молчи об этом, Гуан. Я не всем своим подопечным доверяю. Личжи болтушка, Ан-эр всегда себе на уме, по-моему, она и часть полученных от посетителей денег утаивает... Не нужно, чтобы у нас завелась доносчица и сообщила властям, что в веселом квартале есть девочка, знающая мелодии запрещенных песен. Благо хоть то, что нам, певичкам, императрица разрешила оставить музыкальные инструменты! Но довольно разговоров. Завтра ведь хлопотный день – предновогодние жертвы надо принести, наготовить яств и питья для гостей. Ступай и ты отдыхать, Гуан. Если какой и появится подгулявший любитель утех да начнет требовать тебя, то отправлю его к девицам Юэнь, Хэхуа или Цзюин – они давно не развлекали любовников, как бы не засохли их долины от такого безделья! А теперь прощай.
Хозяйка Люй вышла, Гуан поклонилась ей вслед. После чего вернулась к столику, взяла свиток и хотела было продолжить чтение, но тут внимание ее привлек странный тихий звук, доносившийся с ложа, на котором спала Мэй.
Гуан подошла к кровати и отдернула полог. Замерла, не поверив своим глазам. У изголовья спящей девочки из ниоткуда появилась алая узкая лента с привязанным к ней крошечным колокольчиком. Лента покачивалась в воздухе, и колокольчик издавал трепетный звон. Гуан осторожно коснулась алой ленты и увидела, как на ней проступили золотые иероглифы:
«Береги Лотос».
А о том, как было дальше дело, вы узнаете, прочитав очередную главу.
Глава десятая
ЛЕПЕСТОК ЛОТОСА
Мэй снился сон. Она шла среди удивительного леса, где бок о бок росли деревья и цветы, которым наяву никогда не суждено расти вместе. И в этом лесу Мэй была не одна, рядом шел незримый спутник, который говорил ей тихим сострадательным голосом:
– Эти деревья и цветы, дорогая принцесса Фэйянь, выросли из тела вашего несчастного отца, жестоко убитого императора Жоа-дина, Яшмового правителя из династии Тэн. Он не получил достойного погребения, брошен был на перепутье восьми дорог Яшмовой Империи, будто злодей и убийца! Но Небеса знают правду – из глаз вашего отца выросли орхидеи, из уст – ирисы, из рук – бамбук и клен, из ног – сосны, из туловища – драгоценные чайные кусты... Пусть это станет вам напоминанием, принцесса: едва вы взглянете на ирисы или бамбук, думайте о своем отце, о прекрасной вашей матери, о страшной их судьбе! И помните о том, что благие небожители сохранили вам жизнь, дабы вы отомстили убийце и восстановили в Империи справедливость и порядок. Цветы и деревья, обступающие Мэй со всех сторон, колышутся, шепчут что-то, словно соглашаются с этими словами. Мэй ищет глазами своего спутника и видит – это мужчина, красивый, печальный и строгий; на нем траурный белый халат, подпоясанный ярким алым поясом с яшмовыми кольцами.