Болтушка, стр. 41

– Как это ты его назвала? Коралл?! – насупилась Мальяра, крепче прижимая уже принятого душой сына. – Прости, конечно, но у нас мальчика с таким именем засмеют. Давай так, пусть он будет Кор… но полное имя – Кориэнд, все-таки я баронесса, вот накоплю немного денег и вернусь на родину, найду работу компаньонкой или чтицей.

– Мальяра… – виновато засопела русалка, – а вот на твою родину вам пока нельзя. В нем наша кровь… а мы все владеем легкой магией… про разлом слыхала? Зачахнет ведь Кор вдали от моря. Пока не подрастет, придется тебе в Тореме жить. Но ты не переживай… я уже придумала, как все устроить… будешь свободной вдовой.

В том, что с травницей им повезло, Мальяра поняла сразу, едва ступив через высокий порог невзрачной внешне, но уютно-чистенькой внутри избушки.

Старушка оказалась именно из той породы, что обожают чужие тайны, но никогда и никому их не выдают, а еще просто переполнена внутренним светом и состраданием. Не будь она торемкой из простой семьи, Мальяра решила бы, что когда-то эта женщина была сестрой Тишины, с такой обстоятельностью, ловкостью и предусмотрительной практичностью принялась она за дело.

Не слушая объяснений русалки, знахарка послала ее собирать травы для купания малыша, заявив, что молоко у нее найдется. Как раз утром принесли в оплату за мазь.

А пока русалка искала травы, знахарка шустро нагрела молока, налила в крохотный пузырек, приделала соску из тряпицы и сунула пузырек с молоком в руки сидевшей с младенцем Мальяры.

А затем торопливо капнула малышу на губы разбавленное водой зелье пробуждения и молча выскользнула из хижины, щелкнув за собой засовом. Вдова встревоженно встрепенулась, подозрительность расцвела в ее душе за последние дни махровым цветом, но тут сверток тихо всхлипнул, и Мальяра забыла про все остальное.

Едва глянула в зеленоватые, полные надежды глазки, как душу облило острой смесью жалости и любви, сострадания и отчаяния. И острого, как боль, сомнения, а вдруг она не справится, не сумеет его накормить?

Малиха и сама потом не могла припомнить всех нежных слов, которыми, обливаясь слезами, уговаривала малыша сосать тряпицу с капающим молоком, какие обещания давала ему и себе. И какие упреки собиралась высказать старушке, когда та вернется. Слышала ведь, что хозяйка далеко не ушла, стоит за дверью.

Но все простила, когда Кор, немного поев, уснул у нее на груди, доверчиво сунув в вырез платья крохотную, синеватую ручонку, и знахарка вернулась, подозрительно шмыгая носом и отирая фартуком глаза.

Да и поняла уже, что неспроста старушка так сделала. И Лармейну в хижину больше не пустила тоже не случайно.

– Посиди вон под навесом, где я травы сушу, сейчас твоя подруга дите уложит и выйдет на минутку. Нечего смущать малыша своими приворотами. Это на меня не действует, сама оберег из трав плела, да на Малиху, на ней заклинание материнской защиты висит, ты сама небось видела! А как поговорите, уходи, не нужно к этому месту никого приваживать. Что делать, я и сама знаю. Месяца два они у меня поживут на чердаке, там хорошо, чисто, и река рядом. Ему, небось, плавать в открытой воде хоть несколько минут в день нужно, правильно я догадалась? Чтоб родная стихия поддерживала. Но вот как ей зимой быть, ума не приложу.

– До зимы он почти человеком станет, – устало объясняла Лармейна, – им можно будет первый год в Ахоре пожить, там источники теплые, все ходят. А от родни ей уходить нужно, заклюют малыша. Но показаться придется, чтобы получить метку.

– За это тоже не переживай, – сочувственно погладила ее по обнаженному плечу травница, – через пару месяцев, как дите станет на нее похоже, вызову старейшину. Скажу, что нашла роженицу в лесу, сама роды принимала, а как только смогла от нее отойти, сразу и позвала. Мальчонка-то ведь к тому времени как раз только и подрастет до недоношенного человеческого младенца. Ты мне другое скажи… его отец никак не сможет объявиться? В каких краях ты свое дитя-то прилюбила?

– Ну Элха, откуда же мне знать? Ты бы еще имя его спросила! Да мы ведь и сами их никогда не спрашиваем! Весна, все цветет… соловьи с ума сходят… а я, как глупая чистокровная человечка, начну вместо поцелуев длинную бумагу писать, с именами, родословной и перечислением званий!

– Ну и ладно, я так и думала. Просто так спросила, на всякий случай. А ты иди, поспи, вон вся голубая уже стала. И раньше завтрака не приходи, да рыбы прихвати, нам с Малихой на супчик.

Мальяра растроганно улыбнулась, вспомнив, как они дружно и хорошо жили в лесу те два месяца, как деликатна и неназойлива была хозяйка, уходя за травами и оставляя ее на целый день наедине с крохотным существом, которое стало ей сыном. И как они понемногу привыкали, спасали и меняли друг друга, и менялись сами, находя спасение в обоюдной жажде тепла и любви.

– Не уснула? – Сначала раздался всплеск, потом шлепанье перепончатых ступней и следом – бодрый голос Лармейны: – Посмотри, кого я привела!

– Сула? – изумилась болтушка, сразу узнав целительницу, несмотря на изуродовавший ее лицо вспухший след от плети. – Неужели ее тоже монстр поймал?

– Нет, ее Карайзия нарочно морским тварям бросила. Рассвирепела, когда ей принесли твою окровавленную одежду и пожеванные морским демоном волосы, наказания раздает направо и налево. Она давно так делает, уже всех самых кровожадных монстров здесь прикормила.

Глава 27

Русалка усадила потрясенно молчащую целительницу в источник и приступила к лечению следов от плети, обнаружившихся не только на лице рабыни, но и на плечах, спине, руках. Везде, куда дотянулась ведьма.

Последив несколько минут за ловкими руками подруги, Мальяра начала подозревать, что Лармейна оказалась возле островов в самый разгар весны вовсе не случайно. И раз так, значит, тут происходят какие-то очень значительные события, заставившие русалку забыть и про цветы, и про соловьев, и про извечное весеннее стремление морских дев поймать в свои объятия как можно больше молодых мужчин. Ведь в отличие от чистокровных людей русалки не заводят семей, и воспоминания о весенних приключениях будут потом греть их души весь год.

– Ларми, – задумчиво уставившись на подругу, приступила болтушка к осторожным расспросам, – а ведь все русалки должны сейчас быть далеко отсюда? Я уже думала, монстр мною пообедает… спасибо тебе. Извини, сразу не поблагодарила, не в себе была.

– Конечно, ты была во мне, – едко ввернул Уф, и девушка подавилась очередным вопросом.

– Он… что, разговаривает?

– В основном болтает глупости, – мрачно глянула на Уфа Лармейна, – он очень старый… из тех, кто были первыми перерожденными после разлома. Ему досталась магия изменения… и он до того доизменял свое тело, что забыл обратный путь. Вот и жил с тех пор один, пока к нам не прибился. Самку себе он создать не сумел. И навыки к магии постепенно растерял, хорошо еще способность соображать сохранил. Иначе его давно бы кто-нибудь сожрал.

– Бедняга, – пожалела Мальяра, – а как он еду добывает?

– Рыбу ловит, а вкусненьким мы угощаем. Уф талантливый шпион… вот за это и охраняем, и заботимся.

– Хоть бы для виду сказала, что из жалости! – обиделся Уф.

– Я не монстр и не ведьма, врать не умею… без особой надобности, – поправилась Лармейна, – и не влезай в серьезный разговор. Ты спросила, что случилось, Мали? Вот эта ведьма и случилась. Сначала сама сюда добралась, потом людей понатаскала, дворец строить заставила… Мы в ее дела до сих пор не лезли и близко не подплывали, сама знаешь, ведьме ничего не стоит подчинить нас себе. Тем более, у этой полно ловушек запретных и зелий, а кроме того, ее дочь тоже ведьма. И даже сильнее этой, нам-то видно. И еще более злая и безжалостная. Так вот, одного острова в центре архипелага им мало, они захватили еще один, а теперь и на третий замахнулись. Тревожно и тягостно стало вокруг, а мы ведь на зиму возвращаемся сюда детей вынашивать… не так-то часто они у нас появляются.