Жизнь Ван Гога, стр. 76

На беду, доктор Пейрон в отлучке. Винсенту не с кем договориться о сроках отъезда и не у кого получить последние письма Тео.

Для него самого вопрос об отъезде решен бесповоротно. «Мне нужен свежий воздух». Еще в октябре он предупреждал Тео, что, если припадки возобновятся, он покинет лечебницу. Он и так уже слишком долго откладывал отъезд, ведь за это время он перенес не один приступ. «Но тогда я был в разгаре работы и хотел закончить начатые холсты, а не то меня давно уже здесь не было бы». После припадков у Винсента всегда бывает несколько месяцев затишья — он хочет воспользоваться передышкой, чтобы «сменить обстановку».

Доктор Пейрон, которого с таким нетерпением ждал Винсент, вернувшись, вручил Винсенту письма брата. Винсент нашел в них именно то, на что он так надеялся: Тео предлагал ему вернуться на север. Обрадованный Винсент тут же рассказал Пейрону о своем решении, о том, что больше не в силах влачить безнадежное существование в лечебнице Сен-Поль.

Тео хотел, чтобы брата кто-нибудь сопровождал в поездке, но Винсент категорически воспротивился этому. Он согласился только на то, чтобы его проводили до Тараскона. Он уверял Тео, что в поезде с ним ничего дурного не случится: «Мое горе, — писал он, — окажется сильнее безумия». Винсент собирался провести два-три дня в Париже, а потом уехать в Овер-сюр-Уаз. Опасения Тео напрасны. «Куда труднее, — пишет ему Винсент, — попытаться отдать себе ясный отчет в несчастье. Поверь мне, совсем не так просто согласиться жить под надзором, даже самым доброжелательным, пожертвовать своей свободой, держаться вне общества и целиком уйти в работу, отказавшись от каких бы то ни было развлечений. От всего этого у меня пролегли морщины, которые не скоро сотрутся».

Винсент просит брата безотлагательно написать несколько слов Пейрону, который всячески увиливает от окончательного ответа, уговаривая Винсента остаться. Винсент дошел «до крайности, до последней крайности». «Мне необходима перемена, пусть даже к худшему». Больше он не может терпеть: «И работа не ждет».

С той минуты, как вопрос о его отъезде наконец решен, он работает с удвоенной энергией. Он дважды пишет свежую траву в парке, снова возвращается к давнему мотиву — сидящий старик, поникший в отчаянии и закрывший лицо руками, — «У врат вечности», повторение »Worn out» Эттена и Гааги. Он делает копию «Доброго Самаритянина» Делакруа и «Воскресшего Лазаря» Рембрандта, над которым в его интерпретации сияет отсутствующее в оригинале огромное солнце, языческий бог, которому так пламенно поклонялся Винсент. И еще на его холсте вспыхивает темное змеистое пламя последнего кипариса — он стоит на краю извилистой дороги, а по ней под взвихренным, освещенным гигантскими звездами небом трясется двуколка.

Здоровье Винсента продолжает крепнуть, «приступ развеялся, как буря». Винсент уверен, что там, на новом месте, у него появится желание работать, «а значит, все остальное станет безразлично и вернется хорошее настроение».

Винсент пишет «с настойчивым и сдержанным рвением», как бы подводя итог провансальскому периоду творчества. Теперь он может уехать, как только уложит вещи и закончит последние холсты. Но он с «таким увлечением» работает кистью, что сложить чемодан ему гораздо труднее, чем довести до конца картину. Последние полотна, написанные им в Сен-Реми, это цветы: на двух картинах — ирисы, на двух других — белые розы.

В среду 14 мая Винсент закончил работу. Ему пришлось выдержать последний спор с доктором Пейроном, и наконец тот разрешил Винсенту отправить вещи багажом. Самое позднее в воскресенье Винсент приедет в Париж и проведет целый день с Тео, Ио и маленьким племянником Винсентом. Вернувшись в лечебницу после того, как он сдал свои чемоданы в багаж, Винсент в последний раз огляделся вокруг. Только что прошел дождь. Земля была «умыта дождем и вся в цвету». «Как много я мог бы еще написать!» — воскликнул Винсент. Нет, с его стороны было бы черной неблагодарностью дурно отзываться о юге. С «тяжелым сердцем» возвращается он на север.

Но он уже строит планы, как в Париже первым делом напишет «книжную лавку желтого цвета (эффект газового освещения)», которую давно задумал. «Увидишь, — пишет он Тео, — я возьмусь за дело на другой же день». Когда речь идет о работе — голова у него совершенно ясная.

Два дня спустя, в пятницу 16 мая, Винсент покинул лечебницу Сен-Поль, где провел пятьдесят три недели, и отправился в Тараскон, чтобы оттуда вечерним поездом выехать в Париж [112].

III. ВОРОНЫ НАД ПОЛЕМ ПШЕНИЦЫ

Ночь — это тоже солнце…

Ницше

Из Тараскона Винсент послал Тео телеграмму, предупреждая его о том, что на следующий день в десять утра приедет на Лионский вокзал в Париж.

Тео всю ночь не сомкнул глаз, терзаясь беспокойством за брата: как Винсент перенесет дорогу? Но когда Тео увидел на вокзале Винсента, выходящего из вагона, у него сразу отлегло от сердца. Оба брата были счастливы, что наконец увиделись. Они сели в экипаж и поспешили домой к Ио.

Тео перебрался на новую квартиру. Теперь он жил на пятом этаже дома номер 8, в Сите Пигаль. Там их в тревоге ждала Ио. Она не раз пыталась себе представить, как выглядит этот незнакомый ей Винсент, занимающий такое огромное место в жизни Тео (о его нравственном облике она могла составить представление по письмам). Конечно, она видела автопортреты Винсента, а Тео рассказывал ей, что Винсент поразительно похож на Иоанна Крестителя Родена. Но Винсент тяжело болен, у него умопомешательство, он только недавно перенес очередной припадок. Что за человека предстоит ей увидеть?

Наконец в Сите Пигаль въезжает экипаж. Две руки машут Иоханне снизу. И вот уже Винсент стоит перед своей невесткой. Каково же было изумление молодой женщины, когда она увидела не опустившегося неудачника, какого она ждала, а «крепко сбитого, широкоплечего мужчину», с «веселым выражением» и «здоровым цветом лица», «во всем облике которого чувствовалось упорство». С первого взгляда Винсент показался ей «здоровее Тео». В этом она была права. Сам Винсент еще на Лионском вокзале обратил внимание на болезненный вид брата и очень огорчился. Тео исхудал, у него появился кашель. Но радость встречи довольно быстро развеяла тревогу Винсента, и он успокоился [113].

Тео познакомил Винсента с женой — Винсенту Ио показалась «умной, сердечной и простой женщиной» — и тотчас подвел брата к колыбели сына, которому минуло три с половиной месяца. Винсент и Тео со слезами на глазах смотрели на спящего ребенка. Вдруг Винсент, смеясь, обернулся к невестке. «Сестрица, — сказал он ей, показывая на детское покрывало, — он у тебя утонет в кружевах».

Винсент счастлив. Рядом с Тео и Ио он вкушает прелесть той «настоящей жизни», какой сам он лишен навсегда. Это минуты отдыха и разрядки. Винсент ни словом не упоминает о Сен-Реми, и брат, считаясь с его сдержанностью, не задает никаких вопросов. Безумие — не тема для разговоров за семейным столом. Винсент, пристрастившийся в Провансе к оливкам, требует, чтобы Ио во что бы то ни стало отведала это лакомство, и сам выходит в лавку купить оливок.

* * *

На другой день спозаранку художник уже стоял перед своими полотнами. В квартире брата их скопилось великое множество. Они повсюду. Они висят на стенах, лежат под кроватью, под диваном, под шкафами «Фруктовые деревья в цвету» украшают спальню, »Едоки картофеля» венчают камин в столовой… Винсент, сняв пиджак, раскладывает картины на полу в комнате, предназначенной для гостей, и долго, придирчиво рассматривает одну за другой, «уйдя в себя», по выражению Ио. Произведения художника, характеризующие все основные этапы его творчества, предстали перед своим создателем. Волнующая встреча. Винсент отдал этим бесчисленным творениям святая святых своей души, вскормил их собственными страданиями. И все-таки, как всегда, неудовлетворенный собою, он считает, что многое мог бы еще улучшить.

вернуться

112

В каталогах значится около ста пятидесяти картин и примерно сто рисунков Винсента, написанных в Сен-Реми. Но довольно много работ утрачено. Некоторые из них погибли самым нелепым образом. «После отъезда Винсента, — пишут доктора Дуато и Леруа, — двадцатилетний сын Пейрона использовал все работы Ван Гога, оставленные им доктору Пейрону, как мишень для стрельбы из карабина. Сохранилась только одна картина, подаренная другу дома, мадемуазель Мари Жирар, которая позднее стала „королевой“ новопровансальской группы поэтов „Фелибриж,“ а ныне (в 1939 году) — вдова известного поэта Жоакима Гаске. Как мы видим, если не считать упомянутой девушки, в лечебнице Сен-Реми весьма мало дорожили картинами голландца». Ян де Бэкен рассказывает, что некий г-н Ванель, часовщик из Сен-Реми, также использовал в качестве мишени два пейзажа Винсента. Теодор Дюре, ссылаясь на госпожу Гаске, сообщает, что местный фотограф, любитель живописи, соскоблил краску с десятка полотен Винсента, чтобы использовать холст для своих картин. Некоторые другие работы Винсента погибли, по-видимому, просто из-за небрежности их владельцев. По словам Теодора Дюре, госпожа Гаске считала, что утрачено примерно двадцать холстов Винсента, относящихся к периоду Сен-Реми.

вернуться

113

Тео часто охватывали приступы неодолимой усталости, он почти ничего не ел и, собственно говоря, был уже приговорен. Страдая хроническим нефритом, осложнившимся уремией и гипертонической болезнью, он имел все основания со страхом ждать будущего — дни его были сочтены. (Этот диагноз поставлен доктором В. Дуато, автором интересной работы «От какой болезни погиб Теодор Ван Гог?, „Эскулап“, Париж, 15 мая 1940 года.