Пьесы, стр. 47
Храм исчезает в глубоком мраке.
Вариант пролога
Октябрьская ночь на сирийской границе Египта в конце царствования XXXIII династии. 706-й год по римскому летоисчислению, 48-й до рождества христова – по более позднему, христианскому исчислению. Яркий серебряный свет; заря лунной ночи полыхает на востоке. Звезды и безоблачное небо – наши современники, разве лишь на девятнадцать с половиной веков моложе, чем те, которые мы знаем. Но по их виду этого сказать нельзя. Внизу под ними – два весьма сомнительных завоевания цивилизации: дворец и солдаты. Дворец – старая низкая сирийская постройка из беленого ила – значительно менее уродлив, чем Букингемский дворец; и офицеры во дворце много культурнее, чем современные английские офицеры: так, например, они не имеют обыкновения выкапывать тела мертвых врагов и четвертовать их, как мы поступили с Кромвелем и Махди. Они разбились на две группы; одна с напряженным вниманием следит за игрой своего начальника Бельзенора, воина лет пятидесяти; он положил копье на землю около колена и, наклонившись, мечет кости, играя с молодым, лукавого вида персидским наемником. Другая группа собралась вокруг одного из офицеров стражи, который только что рассказал непристойный анекдот (до сих пор пользующийся большим успехом в английских казармах), встреченный громовым хохотом. Всего их человек двенадцать; это молодые офицеры египетской гвардии, юноши из высокой аристократии. Они в красивой одежде, с оружием и в доспехах, при этом, в отличие от англичан, они не стыдятся своей профессиональной одежды и не тяготятся ею – наоборот, они явно и высокомерно воинственны и гордятся своей принадлежностью к военной касте.
Бельзенор – типичный ветеран, суровый и крутой; находчивый, усердный и исполнительный в тех случаях, когда требуется грубая сила; беспомощный и ребячливый, когда она не требуется; прекрасный сержант, неспособный генерал, никуда не годный диктатор. В современном европейском государстве, будь у него хорошие связи, несомненно подвизался бы на двух этих последних поприщах в силу своих заслуг на первом. Ныне, принимая во внимание, что Юлий Цезарь идет войной на его страну, он заслуживает сожаления. Не зная об этом, он весь поглощен игрой с персом, которого он, как чужеземца, считает способным и сплутовать. Его подчиненные – по большей части красивые юноши; их интерес к игре и к непристойному анекдоту довольно полно характеризует основной круг интересов, которыми они живут. Их копья стоят у стены или лежат на земле, готовые служить им в любую минуту. Угол двора образует треугольник; одна сторона его – это фасад дворца с его главным входом, другая – стена с воротами. Группа, слушающая рассказчика, находится около дворца, игроки – ближе к воротам. Рядом с воротами, у стены, большой камень, с которого нубиец-часовой может оглядывать окрестность. Двор освещен факелом, воткнутым в стену. Когда хохот воинов, окружающих рассказчика, смолкает, перс, стоящий на коленях и выигравший этот кон, хватает ставку с земли.
БЕЛЬЗЕНОР. Аписом клянусь, перс, твои боги благоволят тебе.
ПЕРС. Попробуем еще, о начальник. Отыграешься или проиграешь вдвое.
БЕЛЬЗЕНОР. Нет. Довольно. Мне сегодня не везет.
ЧАСОВОЙ (выглянув наружу, берет наперевес свое копье). Стой. Кто идет?
Все настораживаются. Незнакомый голос отвечает из-за стены.
ГОНЕЦ. Гонец с дурными вестями.
БЕЛЬЗЕНОР (кричит часовому). Пропустить!
ЧАСОВОЙ (опуская копье). Приблизься, гонец с дурными вестями.
БЕЛЬЗЕНОР (пряча в карман кости и поднимая с земли копье). Принять с почестями этого человека. Он несет дурные вести.
Воины хватают свои копья и строятся около ворот, оставляя проход для пришельца.
ПЕРС (поднимаясь с колен). Разве дурным вестям подобают почести?
БЕЛЬЗЕНОР. Слушай меня, о невежественный перс, и учись. В Египте гонца с добрыми вестями приносят в жертву богам – как благодарственный дар; но ни один бог не примет крови посланца зла. Когда мы посылаем хорошую весть, мы вкладываем ее в уста самого негодного раба. Дурные вести несет благородный юноша, который желает отличиться.
Они присоединяются к тем, что стоят у ворот.
ЧАСОВОЙ. Иди, о юный воин, и склони голову в доме царицы.
ГОЛОС. А ты намажь свое копье свиным салом, о чернокожий. Ибо еще не вспыхнет утро, как римлянин заставит тебя проглотить его по самую рукоять.
Вестник – светлоголовый щеголь, одетый иначе, чем дворцовая стража, но не менее вычурно, – смеясь, входит в ворота. На нем явственные признаки кровавой битвы: левая рука, на перевязи, выглядывает из разорванного рукава, в правой руке он держит римский меч в ножнах. Он важно шествует по двору. Перс справа от него, Бельзенор слева, стража толпится сзади.
БЕЛЬЗЕНОР. Кто ты, осмеливающийся смеяться в доме царицы Клеопатры и пред лицом Бельзенора, начальника ее стражи?
ПРИШЕЛЕЦ. Я Бел-Африс, потомок богов.
БЕЛЬЗЕНОР (торжественно). Привет, родич!
ВСЕ (кроме перса). Привет, родич!
ПЕРС. Вся стража царицы – потомки богов, кроме меня, о чужеземец. Я перс, потомок многих царей.
БЕЛ-АФРИС (страже). Привет, родичи! (Персу, снисходительно.) Привет, смертный!
БЕЛЬЗЕНОР. Ты с поля битвы, Бел-Африс! Ты, воин, здесь среди воинов. Ты не допустишь, чтобы женщины царицы первыми услышали твои вести.
БЕЛ-АФРИС. У меня нет иных вестей, кроме того, что всем здесь, женщинам и воинам, скоро перережут глотки.
ПЕРС (Бельзенору). Говорил я тебе?
ЧАСОВОЙ (он слушал их). Горе нам, горе!
БЕЛ-АФРИС (часовому). Успокойся, бедный эфиоп. Судьба в руках богов, которые сделали тебя черным. (Бельзенору.) Что тебе говорил этот смертный? (Показывает на перса.)
БЕЛЬЗЕНОР. Он говорил, что римлянин Юлий Цезарь, который высадился с кучкой своих приверженцев у наших берегов, станет владыкой Египта. Он боится римских солдат!
Стража презрительно хохочет.
Бояться этого мужичья, что умеет только пугать ворон да тащиться за плугом! Этих сыновей кузнецов, медников и кожемяк! Нам, благородным потомкам богов, посвятившим себя оружию!
ПЕРС. Бельзенор! Боги не всегда благосклонны к своим бедным родичам.
БЕЛЬЗЕНОР (запальчиво, персу). А что же, мы один на один не справимся с рабами Цезаря?
БЕЛ-АФРИС (становится между ними). Послушай, родич. В бою один на один египтяне – боги в сравнении с римлянами.
СТРАЖА (торжествующе). Ага!
БЕЛ-АФРИС. Но этот Цезарь не знает боя один на один, он бросает легион туда, где мы всего слабее, как бросают камень из катапульты. И этот легион подобен человеку с одной головой и тысячей рук, и он не знает бога. Я сражался с ним, и я знаю.
БЕЛЬЗЕНОР (насмешливо). Они испугали тебя, родич?
Стража гогочет, радуясь находчивости своего начальника.
БЕЛ-АФРИС. Нет, родич. Но они меня сразили. Возможно, они испугались, но они раскидали нас, как солому.
Стража угрюмо ворчит, выражая свое презрение и гнев.
БЕЛЬЗЕНОР. А разве ты не мог умереть?
БЕЛ-АФРИС. Нет, это было бы слишком легко, чтобы быть достойным потомка богов. Да к тому же я и не успел. Все кончилось в одно мгновение. Они напали на нас там, где мы их меньше всего ждали.
БЕЛЬЗЕНОР. Это значит, что римляне трусы.
БЕЛ-АФРИС. Им все равно, трусы они или нет, римлянам: они бьются, чтобы победить. Гордость и честь войны неведомы им.