Криминальный пасьянс, стр. 59
Дальше шёл нудный процесс изъятия вещественных доказательств и оформления протокола.
– Ты не особо радуйся! – напоследок говорили дружинники задержанному. – Тебе не только за незаконное хранение наркоты отвечать придётся, но ещё и за её сбыт.
– Не докажете! – бросался на решётку в бессильной злобе задержанный, точнее, подозреваемый.
– Докажем! – убедительно гудели дружинники. – Вот покупателей твоих найдём, и докажем, а это как ни крути, а уже другой срок!
И находили, и беседовали с ними строго, но убедительно, после чего приводили их к следователю, где они добровольно выдавали приобретённое у наркодилера зелье.
Следователи сбились с ног, не успевая оформлять всех задержанных, которых доставляли дружинники. Создавалось впечатление, что уголовный элемент плотными косяками организованно стремится в милицейские кабинеты, словно в тихую речную заводь идущая на нерест горбуша.
Во всех средствах массовой информации сахалинский опыт борьбы с преступностью, в том числе организованной, преподносился, как панацея.
Остров, словно старый каторжник, под аплодисменты почтенной публики срывал с себя остатки истлевшей тюремной робы и примерял деловой костюм.
В деловом мире Сахалин всё больше и больше ассоциировался с такими понятиями, как законность и порядок. С каждым днём всё чётче прорисовывался образ русского Гонконга, овеянного ореолом нового миропорядка, основанного на стабильности и безопасности. Создавался новый положительный имидж отдельно взятой от государства территории, а для достижения этой цели Председатель денег не жалел.
Глава 19
На Сахалине я неожиданно попал в гущу политических страстей, поэтому метания в поисках путей незаконной переправки на материк морепродуктов временно прекратил. Я ходил по городу и впитывал информацию, как губка. Информации было так много, и ситуация на острове менялась так быстро, что я порой не успевал её анализировать, и систематизировать полученные результаты. В последние два месяца остров представлял котёл, в котором варились и переплавлялись все доселе известные мне методы руководства регионом. Неведомый мне повар готовил кушанье по особому рецепту и, несмотря на то, что это блюдо было щедро приправлено волеизъявлением народных масс и демократическими преобразованиями, что-то подсказывало мне, что, в конце концов, варево будет иметь горький привкус.
Вместе с политической активностью и эйфорией, которая захватила местное население, странным образом оживилась экономика острова. На остров неожиданно хлынула гуманитарная помощь, причём не в виде просроченных «сникерсов» и устаревшей радиоаппаратуры, а в виде твёрдой и ходовой валюты с портретами американских президентов.
Западный мир и далёкие но вездесущие Североамериканские штаты, неожиданно прониклись любовью к жителям российской окраины и щедро финансировали любое телодвижение, если оно исходило от председателя общественно-политического движения «Сахалин – территория, свободная от криминала» господина Сахно. Бывший милицейский полковник превратился в заметную политическую фигуру, с которой считался не только губернатор, но и представитель Президента на Дальнем востоке. Все, и я в том числе, были уверены, что на ближайших выборах Сахно выставит свою кандидатуру на губернаторский пост. Уже этого было достаточно, чтобы победить действующего губернатора, который практически самоустранился от руководства регионом и оставил за собой только право первой подписи на финансовых документах.
Москва и раньше не особо баловала Сахалин денежными вливаниями, а после известных событий в Кремле к островитянам сложилось твёрдое предубеждение, которое можно было выразить парой-тройкой хлёстких фраз: «Зачем им деньги? Они там и так с жиру бесятся! Ишь придумали – «Сахалин – территория, свободная от криминала». Может, и нам теперь прикажете этот почин подхватить? Вы только представьте себе: «Кремль – территория свободная от криминала»! Да нам такое в страшном сне привидеться не могло! Только заикнись, так газетчики сразу заклюют! Да и самим от такой перспективы тошно».
Однако Сахно неожиданно снизил политическую активность и стал активно «призывать на княжество» молодого московского бизнесмена Александра Перепёлкина, который был знаменит тем, что благодаря одной сделке сумел за день превратиться в долларового мультимиллионера. Такого поворота событий не ожидал никто: человек, одной ногой стоящий в губернаторском кабинете, неожиданно передаёт эстафету незнакомому конкуренту и ещё упрашивает его занять губернаторское кресло.
Мимо такого события я пройти не мог. Было в этом что-то ненатуральное, что-то постановочное, словно в плохом любительском спектакле, где отрицательный персонаж неожиданно прозревает, превращается из плохого мальчика в хорошего парня и с лучезарной улыбкой в финале вместе со всеми актёрами выходит на поклон.
По моей просьбе коллеги-оперативники в Москве «пробили» господина Перепёлкина по полной программе, но ясности это не прибавило. Из полученной информации следовало, что Перепёлкин чист, аки слеза младенца: сам родом из рабочей семьи, служил в «горячей точке», проявил героизм, за что удостоился награды лично из рук Президента. В бизнесе являет собой тот редкий случай, когда добился всего сам, без участия криминала и применения так называемых «серых схем», налоги платит исправно и вообще является предпринимателем новой формации.
Но одна деталь меня насторожила. Для расширения своего строительного бизнеса Перепёлкин решил приобрести в ближайшем Подмосковье цементный завод, для чего активно искал банк, который бы дал ему миллионный кредит, но везде получил отказ. После этого Перепёлкин временно умерил свои аппетиты и ушёл в тень, но неделю назад снова обратился к господину Вексильбергу – руководителю и владельцу строительной корпорации «Строй-Инвест-Сервис» с просьбой продать его любимое детище, цементный завод.
Я вновь запросил Центр с просьбой дать подробную информацию о несостоявшейся сделке. В ответ неожиданно получил диск с записью встречи подающего надежды бизнесмена Александра Перепёлкина и владельца «Строй-Инвест-Сервис» господина Германа Густавовича Вексильберга. Видимо кто-то из наших агентов перекупил этот диск у обслуживающего персонала, так как запись велась с камер внутреннего наблюдения. Дельцы такого высокого уровня, как Вексильберг, таких глупых ошибок не допускают. Встреча проходила в самой резиденции господина Вексильберга, изображение и звук видеозаписи были отличными. Вероятнее всего, Герман Густавович сам распорядился фиксировать его встречу с Перепёлкиным, опасаясь каких-либо провокаций. Некоторые бизнесмены практикуют последующий просмотр своих деловых встреч, с целью отыскания скрытых подвохов. Так или иначе, но камера бесстрастно зафиксировала всё от первой до последней минуты этого короткого рандеву.
Александр Перепёлкин с первых минут не стал утруждать себя этикетом, и без каких-либо предисловий, не торгуясь, назвал цену за цементный завод. Деньги он предлагал большие, даже слишком большие, но Герман Густавович, человек проницательный и дальновидный, расценил это как предложение добровольно уйти с рынка недвижимости. За такие дела бьют по физиономии, не уточняя фамилии и статуса, но Герман Густавович был человеком воспитанным, поэтому сдержанно спросил молодого наглеца:
– То есть Вы, молодой человек, образно говоря, предлагаете мне отдать жену дяде, а себе на Ленинградке подыскать что-нибудь подешевле?
– Не совсем так, – невозмутимо ответил Перепёлкин. – Я предлагаю Вам сумму, значительно превышающую стоимость вашего предприятия. Это, конечно, повлечёт изменение Ваших бизнес-планов, зато Вы сможете сосредоточить свои усилия на торговых операциях с Китаем.
Вексильберг поморщился, он не любил, когда ему напоминали об этом. Вся Москва знала, что Герман Густавович активно снабжает Черемизовский рынок дешёвым китайским ширпотребом, но при этом все его знакомые и партнёры делали вид, что не замечают этого. Герман Густавович хотел, чтобы его воспринимали как солидного бизнесмена с миллионным оборотом, а не как спекулянта китайским барахлом.