Империя серебра, стр. 98

Возвратившись в Венгрию, Байдур с Илугеем застали Субэдэевы тумены за отдыхом. Лица всех воинов светились победным торжеством, а возвращение своих они встретили барабанным боем и ревом рогов. В стане Субэдэя было известно, какую лепту внес Байдур в общую победу, и в расположенном на берегу Дуная стане его чествовали как героя.

Несколько дней, как водится, ушло на неспешное, тщательное разграбление и разорение Буды и Пешта, благо города эти были богатые, бери что душе угодно. Байдур из любопытства проехался по полусожженным улицам, где раскаленные камни строений лопались, окончательно превращаясь в завалы мусора. Король Бела хоть и спасся бегством, но его войско разгромлено наголову, а потери не поддаются счету. Субэдэй послал специальных учетчиков, которые привезли мешки с отрезанными ушами. Говорят, убитыми насчитали тысяч шестьдесят, если не больше. Дальше на запад в заведенном порядке уже отправились разведчики, ну а пока на лето тумены могли сделать в великом походе перерыв: набраться сил, отъесться на жирном мясе и отпиться захваченным на здешних виноградниках вином.

К Гуюку и Менгу Субэдэй отрядил посыльных. Фланговые броски можно было закончить и снова собраться воедино, чтобы затем сообща продолжить победный рывок к морю.

Бату сам смотрел, как отъезжают нарочные, а потому удивился, когда вскоре один из его людей доставил весть, что тумены двоих тайджи уже близятся с юга. Для того чтобы приказ орлока достиг братьев, еще рановато. Странно. Бату позвал Байдура, и они вместе выехали из стана встречать героев.

Стяги Гуюкова тумена они заметили одними из первых. Бату рассмеялся и вдарил свою лошадь по бокам, устремляясь галопом через травянистый дол. Столько историй им предстояло рассказать, столько всего вспомнить в ходе совместных попоек – просто дух захватывает! Поначалу, когда встречающие сблизились, ни он, ни Байдур не обратили внимания на то, что лица подъехавших воинов сумрачны. Духа веселья и радости в туменах Гуюка и Менгу почему-то не было. Особенно мрачным выглядел Гуюк: Бату его таким и не видел.

– В чем дело, брат? – спросил он. Улыбка сошла с его лица.

Гуюк повернул голову, и стало видно, что глаза у него красные, а веки набрякли.

– Хан умер, – ответил сын Угэдэя.

– Твой отец? – изумленно переспросил Бату. – Но как? Он же еще такой молодой…

Гуюк посмотрел исподлобья, а затем выдавил:

– Сердце. Мне сейчас к Субэдэю.

Бату с Байдуром поехали рядом. Байдур потускнел лицом и всю дорогу ехал задумчивый. Своего отца он знал лучше других и теперь боялся, что бок о бок с ним скачут не родичи и друзья, а уже, может статься, враги.

Глава 33

Все вместе они въехали в Буду и по разоренным улицам направились к королевскому дворцу, который Субэдэй облюбовал под ставку. Решать вопросы с размещением и пропитанием вновь прибывших было поручено старшим тысячникам туменов. По прибытии четверо тайджи спешились у главных ворот. Мимо караульных они прошли без остановки. Телохранители орлока посмотрели на них лишь мельком и букве указа предпочли почтительную сдержанность.

Сейчас Гуюк шел чуть впереди остальных, а Бату шагал за его правым плечом. Субэдэй находился в пустой танцевальной зале. Сюда притащили огромный трапезный стол, на котором сейчас была расстелена карта и лежали какие-то бумаги. Орлок увлеченно беседовал с Джэбэ, Чулгатаем и Илугэем. Военачальники вдумчивыми кивками сопровождали движения Субэдэя: багатур укладывал монеты в те места, где, видимо, должны на местности располагаться тумены. Бату бегло вобрал взглядом происходящее и натянуто улыбнулся. Вот она, встреча молодых со старыми, и впервые Бату мог уверенно предсказать ее исход.

Багатур поднял глаза на четверых тайджи, с гулким эхом идущих по залу. Заметив суровое выражение их лиц, он нахмурился и сделал от стола шаг в их сторону.

– Я вас сюда еще не вызывал. – По обыкновению, багатур смотрел на Бату, но когда голос неожиданно подал ханов сын, Субэдэй удивленно переметнул взгляд на Гуюка.

– Орлок, – сказал Гуюк. – Отец мой мертв.

Субэдэй на какое-то время прикрыл глаза и стоял с окаменевшим лицом. Затем он кивнул, медленно и молча.

– Прошу садиться, – сказал он после паузы.

Непререкаемость авторитета багатура сидела во всех так глубоко, что четверо тайджи как по команде выдвинули из-за стола стулья. Один лишь Бату намеренно не спешил, желая удержать тот напор, с каким они сюда явились. И снова первым заговорил Субэдэй.

– Это было… сердце? – задал он вопрос.

Гуюк вдохнул:

– Так ты знал? Да, сердце.

– Я присутствовал, когда он говорил об этом своему брату Чагатаю, – ответил багатур. Взгляд его перешел на Байдура, к которому сейчас обернулся и Гуюк.

– Я ничего не знал, – холодно сказал Байдур.

Тогда Гуюк поглядел на Субэдэя, но тот продолжал смотреть на Байдура, пока молодой темник не заерзал от неловкости.

Сотни мыслей и слов рвались у багатура с языка, но он усилием воли себя осадил.

– Каковы теперь твои замыслы? – спросил он Гуюка, с интересом ожидая ответа. Все, что оставалось в этом человеке от юноши, оказалось в одночасье задавлено. Перед орлоком сидел ханский наследник – это явствовало из его величавой степенности. Хочет того сам Гуюк или нет, но на его плечах теперь лежит новое, еще непривычное для него бремя.

– Я наследник своего отца, – молвил Гуюк. – И должен возвратиться в Каракорум.

Субэдэй снова взглянул на Байдура. Как бы ни хотелось смолчать, но задать этот вопрос он обязан:

– Ты осознаешь угрозу, исходящую от твоего дяди? Ведь он тоже претендует на ханство.

На зардевшегося Байдура никто из присутствующих не посмотрел.

Гуюк, задумавшись, слегка накренил голову. Субэдэю нравилось, что, прежде чем дать ответ, он взвешивает свои слова. Это уже явно не тот прежний, простоватый молодой человек, уже нет.

– Сообщение ямской гонец доставил мне с месяц назад, – сказал Гуюк. – У меня было время поразмыслить. Клятву верности я возьму с туменов, что находятся с нами.

– С этим, пожалуй, придется повременить, – рассудил Субэдэй. – Когда управимся здесь с делами, ты созовешь всю державу, как это сделал твой отец.

Байдур снова заерзал, но его проигнорировали. Положение его было таким, что не позавидуешь, но ему отчаянно хотелось вставить свое слово.

– Я могу отдать тебе четыре тумена, себе оставлю только три, – сказал багатур. – Чтобы удержать ханство за собой, ты должен располагать силой. На поле Чагатай сможет выставить не больше двух, от силы трех туменов. – Холодным взглядом он смерил Байдура. – Сына Чагатая я тебе настоятельно советую оставить здесь, со мной, чтобы он не метался между своим двоюродным братом и отцом. – Он улыбнулся горькой всезнающей улыбкой. – Так ведь, Байдур? Ты уж меня извини.

Тот открыл было рот, но не нашелся, что сказать. Тогда вместо него заговорил Бату. Глаза Субэдэя прищурились, а челюсти сжались, выдавая напряжение.

– Чагатай-хана ты знаешь лучше всех нас, за исключением его сына Байдура, – начал Бату. – Как, по-вашему, он поступит, когда новость дойдет до него?

Отвечая, багатур не сводил глаз с Гуюка. Каждое слово он из себя словно выдавливал.

– Если у него чешутся руки, он поведет свои тумены на Каракорум.

– Если чешутся, то понятно, – кивнул Бату, явно довольный вызванным замешательством. – А что вообще произойдет вслед за тем, как Гуюк-хан возвратится домой?

– Чагатай или вступит в переговоры, или будет драться. Что у него на уме, не знает никто. – Сцепив на столешнице руки, он доверительно подался к Гуюку: – Поверь мне, Чагатай-хан не так грозен, как может казаться.

Он как будто хотел сказать что-то еще, но поджал губы и понуро вздохнул. Если вдуматься, то решение сейчас обсуждалось не просто военное. Странно было видеть всемогущего орлока с опущенными плечами. Бату едва сдерживал злорадную ухмылку.

Среди общей гнетущей паузы Гуюк покачал головой: