Ключ разумения, стр. 19

– Как упоительно сознавать, – начал он, – что на самом деле я в совершенной… – не успел он произнести «безопасности», как топор, сорвавшись точно собака с цепи, бесшумно и бешено полетел вниз, прямо на шею Ушастого, и блаженно улыбающаяся его голова шмякнулась в корзину. Как?! Что?! Почему?! Сон? Нет! – жестокая реальность. И всё очень просто.

Парень, которого поставили спиной к панели с кнопкой, пропуская выбегающего в сортир изобретателя, придвинулся к ней совсем близко. Ушастый лёг, голову пристроил как надо, по-другому и невозможно было – и начал что-то говорить. Счёт шёл на мгновенья… если не в эту секунду, то больше никогда! Вот, вот сейчас он договорит и встанет! Ангор резко подошёл к парню, и, глядя ему в глаза своим страшным взглядом, схватил его клешнями за плечи и с силой вжал спиною в кнопку. Надо ж было наверняка! И в одно касанье с падающим топором, скошенным глазом увидя отлетевшую голову:

– А-А! – закричал Ангор – и отскочил как мог подалее. – Гвардейцы, сюда, он убил моего отца!

Когда вбежали два чёрных гвардейца и начальник караула – личная охрана Ушастого, а за ними подоспел и недодавший долг природе Гангнус, Ангор уже сидел на полу и выл, обхватив голову руками:

– О мой отец! О, мой л ю б и м ы й отец! – то есть он как бы находился в таком горе, что нехотя выдавал страшную тайну своего рождения. А парень стоял, как приклеенный, спиной к панели, его едва от неё оторвали и вынесли из комнаты, как бревно. Он не понимал, что произошло, и в тюрьме, каждый раз вспоминая, как смотрел на него Ангор, по-новой сходил с ума. Ещё бы! Многие приговорённые умирали от этого взгляда ещё до казни!

Вечером этого дня Раздватрис поехал в деревню к матери.

– Сегодня сын твоей соседки убил Ушастого, – объявил он с порога. Но Метью и не дрогнула.

– То-то соседка Люм сегодня так громко выла, – сказала она, раскладывая карты. – Наверное, его растерзают звери?

– Сначала я буду его пытать. – Ангор подсел к столу и сделал паузу. – Я не понимаю, мама!… Убит мой отец, мой настоящий отец, не так ли? А ты так спокойна…

А Метью ещё днём обо всём узнала от соседки. Та просила её о помощи. Говорила, что не верит, что сынок виноват. А Метью слушала и думала, что убил, конечно, не сынок Люм, куда ему, – убил, наверняка Ангорчик, который давно метит в главные палачи. Но, вообще, известие о смерти Ушастого она действительно перенесла спокойно. «А я ведь его любила. Да, сердце-то у меня не сказать, чтобы жалостливое!»

– Или, всё же он мне не отец? – нервно вопросил Ангор. – Тогда кто, кто мой отец? Или я должен поверить этой глупой легенде о двух отцах? Или, может, трёх?

Метью влепила сыну пощёчину. Помолчали. Никто ни перед кем не извинился.

– Первое, – сказала Метью, снова берясь за карты. – Я понимаю твоё беспокойство. Убить отца и убить НЕ отца – разные вещи. И не надо смотреть на меня таким взглядом! – вдруг сорвалась она в крик. – Иди им девакских девок пугай! А то я так гляну, забудешь как зовут! Это первое. – прибавила она спокойно. – А второе: ты претендуешь на роль главного палача, а имеешь право претендовать на кое-что поболее.

И мать, не вдаваясь в подробности, поведала сыну о Страусе.

– Понял теперь, на что ты можешь претендовать?

– На трон! – сказал, плотоядно облизнувшись, Ангор, и аж задрожал!

– А сегодняшнее происшествие, – она имела в виду убийство Ушастого, – просто ошибка. Ты должен убирать лишь тех, кто на пути к твоему ОСУЩЕСТВЛЕНИЮ, – произнесла она где-то слышанное недеревенское слово, – к твоей мечте, – должен убирать твоих прямых соперников. Это…

– Наследник Тутти, – пробормотал Ангор и забегал по зале. – О, сколько раз он был у меня в руках! Но сейчас надо осторожно. – Он остановился и глаза его заблестели.

– А знаешь, мать, я усядусь на девакском троне один. И никаких жирных свиней рядом! А сегодняшняя кровь не ошибка. Это путь! Я соединю… – он не договорил и выскочил в дверь.

Да, не каждый день узнаёшь, что в твоих жилах течёт королевская кровь! Ночью Ангор в своём деревенском доме так нахлестался отдохновина, что по дороге во дворец («сам не знаю, зачем туда попёрся ночью – ха-ха!») выпал из кареты прямо в канаву, а кучер даже не заметил – хорош был и кучер! Чёрные гвардейцы обыскались своего будущего начальника, а какие-то припозднившиеся гуляки опередили их, вытащили, не дали грязной жижей захлебнуться – ох, не позавидуешь их дальнейшей судьбе! А про то, как Раздватрис валялся в канаве, местный трубадур Высоц, вскорости трагически погибший, смешную песенку сочинил, и её распевали шёпотом самые отъявленные смельчаки.

Через два дня Ангор был назначен главным палачом, а значит, в двадцать два года он стал самым значительным лицом страны, после трёх толстяков, конечно. С танцевальных должностей его не гнали, а он и не спешил уходить, по молодости хотелось быть всем и везде. Он и к наследнику Тутти заходил, хотя тому исполнилось одиннадцать лет, и он не желал заниматься танцульками. Ангор не спорил, и в отведённые для занятий часы разрешал ему играть с огромными ходящими, дерущимися, ругающимися и плюющимися куклами изобретателя Гангнуса. А сам сидел, глядел на него немигающими глазами и придумывал план его ликвидации.

– Почему я, королевский сын, должен уступить трон какому-то балконному подкидышу, сыну, может быть, какой-нибудь поварихи?! – негодовал он, забывая, что у него самого мать – подброшенная цыганка. – А ещё ходят слухи, что и у Младшого есть сынок, какой-то лучник! Но кто это?! Не казнить же с бухты-барахты весь полк!

…После раннего завтрака на траве всё это то ли вспоминалось, то ли снилось распластавшемуся на каретной лавке теперь уже бывшему танцору и палачу. Заботливый карлик укрыл его тёплым пледом. Но длинные ноги на сиденье не влезли, и стояли, непокрытые, на полу. Для них пришлось пожертвовать своим одеяльцем, а самому остаться так. Пупс хлебнул отдохновина из фляжки, и, почувствовав в теле теплоту, загасил фонарь и с удовольствием растянулся на лавке напротив.

«Нет, – сладко подумал он, – иногда хорошо быть маленьким!»

– Вот отрублю голову, станешь ещё меньше, – вдруг явственно произнёс Ангор.

Карлик замер. «Неужели я стал думать вслух?!»

– Я восхищаюсь тобой, Ангор! – на всякий случай промурлыкал он. Прислушался. Вроде спит.

Тогда он тихо поёрзал, представив себя без головы.

«Да, с ним не расслабишься», – подумал он, и тут же захрапел так, как будто храпело двое: вдыхал басом, оглушительно, великан, а выдыхал тоненько, жалостно, уже карлик. А за сиреневыми шторами кареты вовсю поднималось над Девакой доброе оранжевое солнце.

Глава девятая

Кто такие толстяки и что произошло на площади

Дворец трёх толстяков, ныне занятый мятежниками, стоит на высоком холме и напоминает огромный круглый конусообразный – снизу широко, вверху узко – праздничный торт. Он построен в четыре разноцветные слоя-этажа, которые через какое-то время перекрашивались, чтоб глаз не привыкал; толстячки, как дети, любили, чтоб всё было ярко, празднично. На крыше – скульптурная композиция из трёх толстых людей. Один с гигантским кухонным ножом, другой с огромной тарелкой, а толстяк между ними подвязывает на шею салфетку и облизывается. Они смотрят вниз, как бы готовясь съесть и дворец, и холм, и всю землю с её населением. Сейчас дворец окружали баррикады, сооружённые также и из верхних решёток от звериных ям, вот почему яма, где сидел Ангор, была открыта сверху. Но вообще заграждения так себе, чтоб только отвязалось начальство: почти никто не хотел защищать старый режим. Дворец стоит посреди роскошного парка с липовыми, дубовыми, сосновыми аллеями, с цветниками, беседками, ручейками, фруктовым садом и зверинцем с породами экзотических зверей, специально приспособленными под девакский умеренный климат великим академиком Мичуром.

Холм с дворцом и парком окружён другими холмами с рассыпанными по ним деревнями. И уже далее находятся небольшие ремесленные поселения и огромный город Мастеров, главный город Деваки, почти без единого деревца, с мрачными домами и вредными заводами. Жители города, озлившись на то, что у них нет ни чистого воздуха, ни живописных холмов с прозрачными ручьями, позвали на помощь крестьян, которым тоже, как видно, чего-то не хватало, и при поддержке перешедших на их сторону войск – гвардейцев синих и чёрных, и лучников – свергли правительство трёх толстяков.