Пари с морским дьяволом, стр. 55
И вдруг – как обухом по голове слова Боцмана. А он-то уже решил, что можно расслабиться…
Владимир вытащил из пачки третью сигарету и нервно смял в пальцах. Раскрошившийся табак полетел за борт.
Что может предпринять следователь? Первым делом, очевидно, он обнюхает проклятый крепеж. У него наверняка есть с собой все для снятия отпечатков пальцев. И что он найдет?
Руденко больше не медлил. Следователь может не дожидаться утра. Значит, времени в обрез.
Он понятия не имел, насколько отпечатки пальцев стойки к воздействию воды. В фильмах не раз показывали, как злоумышленник (тут он рассмеялся над идиотским словечком) стирает свои следы обычной сухой тряпкой. Но Владимир не мог рисковать. Во фляге, которую он протащил контрабандой на корабль, у него был коньяк. Правда, оставалось на самом дне, но этого должно было хватить.
В каюте он тихо достал флягу, щедро смочил носовой платок над раковиной. От рук и тряпки сразу завоняло спиртным. Короткий взгляд на жену убедил его, что она по-прежнему крепко спит.
Он догадался спрятать платок в пакет – чтобы не капало и на случай, если ему опять встретится вахтенный. С Диких было бы легче, тот дурак. А боцман непрост, да к тому же еще и наблюдателен, старый хрыч.
«Противопожарный обход раз в час, – вспомнил Владимир, пока крался мимо рубки. – Значит, минут тридцать у меня есть. Лишь бы никто из этих козлов не вышел…»
Он не сразу сориентировался в темноте, какая снасть ему нужна. «Где же этот поганый топинамбур?!»
Наконец он увидел его. И, надеясь, что боцман не выйдет на палубу раньше времени, полез к топенанту. Он протер и сам крепеж, и все детали, на которых могли остаться отпечатки, и даже жилистые канаты рядом с ним. Веревочные ступеньки («выбленки», – вспомнил он) так и ходили под ним, будто кто-то выдирал ванты из-под ног. Корабль угрожающе раскачивался, паруса хлопали, и дико подвывал запутавшийся в них ветер.
Покончив со своим делом, Владимир чуть не свалился на палубу. У него тряслись руки и ноги – то ли от усталости, то ли от перевозбуждения. Но злое торжество охватило его, когда он представил, как завтра здесь будет ползать следователь, притащенный Муромцевым.
«Ползай, ползай, паук! Хрена с два ты кого поймаешь».
Платок он на всякий случай выстирал в раковине, флягу опорожнил и сполоснул. Теперь можно было вообще ни о чем не беспокоиться. Даже по анализу молекул коньяка, если только такой проводится (в чем Руденко сомневался), никто не свяжет его с проклятой развязавшейся снастью.
Он все предусмотрел!
Уже разобрав постель, Маша вдруг вспомнила:
– Сережа!
Муж выглянул из ванной комнаты с зубной щеткой во рту.
– Забыла спросить: а что Макар сказал капитану? Как он объяснил свое появление здесь?
Бабкин махнул рукой – одну минуту! – и скрылся в ванной. Выбрался оттуда не через минуту, а через пять, похлопывая полотенцем по небритой физиономии.
– Соврал он? – предположила Маша.
– Как ни странно, почти нет. Выдумал историю о том, что его приятели-мажоры напоили на спор и провезли тайком через границу. А потом забавы у них стали выглядеть опасными, так что он счел за лучшее от них смыться, но немного не рассчитал свои силы.
Бабкин стянул футболку и искоса взглянул на жену, проверяя, смотрит ли она. Маша смотрела, и он сразу же расправил плечи и поиграл бицепсами.
Вместо того чтобы издать восхищенный вздох, на который он втайне рассчитывал, Маша расхохоталась.
– Ну чего? – обиженно пробурчал Сергей.
– Ты живот забыл втянуть!
Она подошла сзади, обняла мужа. Дотянулась через плечо ладонью до живота и погладила его.
– Мне ужасно нравится, когда ты передо мной красуешься, – зашептала она ему на ухо. – Ты смешной и трогательный! И сейчас тоже смешной – надутый, как карась.
Бабкин не выдержал и рассмеялся.
– Выпендриваюсь перед тобой, выпендриваюсь… А ты не смотришь!
– Я всегда смотрю! – заверила Маша.
Сергей только собрался половчее перехватить ее, как раздался громкий стук. Не успели они ответить, дверь распахнулась, и бледный взлохмаченный Илюшин возник на пороге как призрак самого себя.
Бабкин с Машей вскочили, едва не свалив друг друга.
– Что? – быстро спросил Сергей. – Что случилось?
Макар не смотрел на него. Он уставился на Машу.
– Ты сказала, кок не знает ничего о второй смерти, – отчетливо проговорил он. – Так?
Поняв, что с Илюшиным все в порядке, Бабкин выдохнул и сел.
– В другой раз запру дверь каюты, и хоть обстучись, – пробормотал он.
– Маша! – требовательно позвал Макар. – Ты помнишь?
Маша попыталась собраться с мыслями. Вид у Илюшина был возбужденный, глаза лихорадочно блестели, и ей стало не по себе. Не в традиции Макара было врываться в чужую спальню без извинений.
– Послушай, ты хорошо себя чувствуешь?
Илюшин отмахнулся от ее вопроса. Это все не имело никакого значения.
– Маша, не отвлекайся! О чьей смерти не знал кок? Ты назвала имя, или мне почудилось?
– Назвала, – удивленно подтвердила Маша.
Илюшин сделал шаг внутрь и закрыл за собой дверь.
– Какое? – хрипло спросил он.
– Ирина. Макар, ты уверен, что нормально себя…
Вопрос закончить не удалось: Илюшин шагнул к ней, обнял и крепко прижал к себе.
– Ты обнимаешь мою жену, – напомнил Бабкин.
– А если бы тебя тут не было, то и расцеловал бы. Ну, конечно, вторая убитая – Ирина!
– Ты знаешь, кто это?
Макар усмехнулся.
– Как ни странно, да. Собственно, это из-за нее меня похитил Будаев.
Глава 17
Морская яхта «Одиссей» разминулась с бригантиной «Мечта» на несколько часов. Когда Бабкин попросил капитана как можно быстрее высадить их в ближайшем крупном порту, он, сам того не зная, спас жизнь Макару Илюшину и, возможно, еще не одному человеку на корабле.
Убедившись, что пленника нет на «Одиссее», Никита Будаев вытащил из постели сонного Адриана, не понимающего, что происходит, и бил до тех пор, пока юноша не потерял сознание. Поначалу Адриан пытался сопротивляться. Но противостоять озверевшему Будаеву он не мог. Спасло его вмешательство Саламата.
– Шошана рада будет, – невозмутимо сказал телохранитель, когда хозяин в очередной раз занес кулак над изувеченным парнем.
Будаев подумал – и опустил руку.
Затем он вернулся в каюту Илюшина, отвязал врача, к которому без разрешения хозяина никто не осмеливался подойти, и избил его тоже.
– За что? – расквашенными губами мычал несчастный доктор. Ухоженная борода, о которой он так заботился, была перепачкана его собственной кровью. В попытке спастись от Будаева он метался по всей каюте, потом бросился к пролому в переборке и успел схватиться за стены, оставив на рисунках Илюшина несколько алых отпечатков. Никита без труда догнал его.
– За то! Что! Поставил! Неверный! Диагноз! – объяснил он, методично нанося удары съежившемуся на полу мужчине.
Саламат слушал затихающие стоны не морщась. Доктор не виноват. Куница – хитрый зверь, обманет кого угодно. Но бьют не виноватого, а того, кто оказался под рукой.
За врача неожиданно заступился Василий.
– Может, этот и не ошибся, – подал он голос.
Будаев обратил к нему побагровевшее лицо.
– Он сказал, парень слаб. Сказал, не переплывет даже бассейн для инвалидов.
– Вот не факт, что он переплыл, – осторожно пояснил свою мысль охранник и на всякий случай отступил на шаг назад.
Никита отер выступивший пот. Он действительно не учел, что Илюшин мог и не довести побег до конца. В его представлении Макар уже сидел на террасе таверны, попивая вино и в красках повествуя окружающим, как оставил в дураках самого Будаева.
Образ этот не имел никакого отношения к реальности, и когда ослепляющая его вспышка бешенства прошла, Никита это осознал.
Он обернулся к Саламату.
– Кто-то умирал сегодня в море? – тяжело дыша, спросил он.