Пари с морским дьяволом, стр. 22

– Я вам отомщу, – мрачно пообещал он режиссеру.

Бур снял очки и потер глаза.

– Мстить – это лишнее, – заверил он. – А лучше приходи осенью, мы начнем новый спектакль репетировать. Там тебе найдется роль, обещаю.

Но Стефан ему не поверил. Он больше никому не верил.

Отказ стал последней каплей, и мальчик назначил Аркадия Бура ответственным за все свои неудачи. Это из-за него жизнь не обернулась к лучшему. Сволочь длинноносая!

Стефан вышел на тропу войны.

Накануне спектакля он купил в аптеке йод, в хозяйственном магазине – аммиак, и смешал в стеклянной банке, которую утащил у матери. Все манипуляции Стефан проводил на чердаке дома, морщась от ужасной вони. Когда на дне банки обнаружился осадок, Зеленский усмехнулся. Он получил йодистый азот.

Лишнюю жидкость он откачал шприцем, а осадок, похожий на плотный гель, очень осторожно перелил на плотный лист бумаги. С этого момента Стефан делал все очень плавно, без резких движений, потому что в руках у него было «нестабильное соединение», как называл это учитель химии. Вот и пригодились скучные уроки!

– Только не взрывайся, – бормотал мальчик себе под нос, – только не взрывайся….

Одной частью геля Стефан пропитал свернутые в трубочку куски бинта и сунул их в пустые банки из-под лекарств. Другую часть слил в пакет и завязал.

Узнать, где живет Аркадий Бур, оказалось проще простого. Дождавшись, пока режиссер выйдет из квартиры, Стефан обмазал замочную скважину входной двери гелем из пакета. Следы снаружи он аккуратно стер. «Будет для тебя сюрприз, сволочь!»

После этого Стефан отправился на премьеру школьного спектакля. Шел он очень тихо, не делая резких движений, сторонясь встречных прохожих и глядя под ноги, чтобы не споткнуться.

Едва только в зале погасили свет, он сразу метнул на сцену две «бомбы» из трех – до того, как вышли актеры. Еще одну бросил в проходе, подальше от зрителей, вскочил и пошел к выходу, зажимая нос.

Хлопнуло так, что содрогнулись стены актового зала. Стены, пол, декорации – все в долю секунды покрылось темными пятнами, и в зале сгустилась ужасающая вонь. Народ завизжал и ринулся прочь.

К этому моменту Стефан уже был далеко.

Режиссера он ждал возле его квартиры до позднего вечера. Наконец хлопнула дверь, послышались медленные шаги. Мальчик мигом взлетел на этаж выше, перевесился через перила и навострил уши.

Аркадий, понурый, замотанный и несчастный, вышел из лифта, приблизился к двери… Загремела связка ключей. А затем железная бороздка высекла искру из высохшего зелья…

Бухнуло, рявкнуло, застреляло – и режиссер в ужасе кинулся вниз по лестнице, зажимая уши. А Стефан долго еще хохотал наверху, сгибаясь пополам. Пока не услышал милицейскую сирену. Тогда он взбежал на чердак, спустился через другой подъезд и ушел в темную ночь.

Глава 8

Солнце слепило. Швыряло острые искры в глаза, как песок. Раздавало пощечины: синим – наотмашь! яростным белым – так, что хотелось отшатнуться! Лазурью било под дых, чтобы перехватило дыхание. Казалось, в этом месте не существовало цветов, кроме синего и белого. Даже оливковые рощи, разбросанные там и сям на выбеленных до седины холмах, не зеленели, как положено, а вспыхивали серебристо-голубыми кронами под безжалостным солнцем.

Бригантина «Мечта» пришвартовалась к причалу. Это был второй остров на пути следования корабля.

Маша смотрела, словно хотела впитать в себя все увиденное. Под холмами кучно лепились домики, как птичьи гнезда. Белые стены, лазурные ставни, темные веретена кипарисов, устремленные в небо. Закроешь глаза – и отпечаток этой картины остается на внутренней стороне века, как оттиск безмятежного счастья. В порту болтались и подпрыгивали на волнах утлые лодчонки, кое-где смуглые рыбаки в широкополых шляпах, завидев бригантину, отрывались от починки сетей и махали руками кораблю.

– Жизнь-то бурлит, – заметил Владимир. – Движуха!

– Это вам после вчерашнего так кажется, – усмехнулся Яков Семеныч. – Здесь всего один поселок на весь остров.

Поселок лежал перед ними, как на ладони.

– Такое приятное место, – похвалил деликатный Темир Гиреев, выбравшийся наконец-то из радиорубки. – Гулять хорошо, фотографировать очень хорошо…

– Кушать – очень-очень хорошо? – фыркнула Яна.

– Кушать здесь особо негде, – развел руками татарин. – Разве что возле церкви есть таверна. Совсем маленькая – во-о-от такая.

Он сложил короткие пальцы в колечко и показал, какая.

– Головные уборы никто не забыл? – Боцман обвел группу строгим взглядом. – Не вздумайте снимать! Увижу – прикажу всыпать линьков.

– Вы с нами пойдете?

– Яков Семеныч, в вашей компании интереснее!

– Покажете нам достопримечательности…

Боцман широко ухмыльнулся.

– Около вон того дома живет псина трехногая. Она и есть основная достопримечательность. Только местным об этом не говорите!

– А как же руины? – разочарованно протянула Кира.

– Яков Семеныч шутит! – вмешался капитан. – Принижает культурные ценности этого замечательного острова. И мы его за это порицаем! Порицаем, товарищи?

– Так точно! – нестройно отрапортовала команда.

Муромцев подошел к фальшборту и вытянул руку.

– Смотрите – видите тропу? Если пойдете по ней от церкви, чтобы поселок остался справа, то минут через десять выйдете к развалинам храма. Ничего особенного не ожидайте, это вам не Акрополь.

– Развалины-то хоть аутентичные? – поинтересовался Владимир.

Капитан пожал плечами:

– Туристов здесь, кроме нас, практически не бывает. Стараться не для кого. Так что думаю, да, подлинные. Что скажешь, Яков Семеныч?

Боцман подошел к нему, оперся ладонями о планшир. Маша впервые обратила внимание, что руки у него жилистые, огромные, как кротовьи лапы. Синие вены рвались наружу из-под дочерна загорелой кожи.

– Согласен, Илья Ильич! А кого руины не интересуют, тот может на коз полюбоваться. Их там без счета пасется!

Козы окончательно решили дело.

– Тогда закладываем три часа, чтобы и к храму сходить, и искупаться, и по острову погулять в свое удовольствие, – подытожил Муромцев. – Только в воде осторожнее! Не обгорите.

Стефан, вздрогнувший при упоминании воды, отвернулся.

– И в холмы не углубляйтесь, пожалуйста, – добавил Темир Гиреев. – Там случаются обвалы.

Парами они начали подходить к трапу. Маша заметила, что из всей группы только Наташа Симонова не надела солнцезащитные очки.

– Не боитесь за глаза? Солнце яркое.

– Я люблю, когда ярко…

В руках девушка держала небольшую рукодельную корзинку. У самой Маши дома возле кресла стояла похожая, в английском стиле. Правда, вместо рукоделия Маша время от времени бросала в нее яблочные огрызки, но ни за что не призналась бы в этом.

– Вы собираетесь вязать? Или вышивать? – удивилась она.

– Там видно будет, – уклончиво ответила Наташа.

Сегодня она повязала голову красной косынкой, из-под которой выбивались длинные темные пряди. Не то цыганка, не то ведунья, не то повзрослевшая Красная Шапочка.

«После слова «конец» ничего не кончается, – подумала Маша. – Красная Шапочка давно выросла и живет с Волком. Выбирает ему из шкуры блох, когда он перекидывается по вечерам. Баранину покупает у мясника в соседней деревне, а за кроликами он охотится сам. Простодушная Золушка родила четверых детей, и Фея-Крестная отчаянно интригует при дворе. Одиннадцатый принц из сказки «Дикие лебеди», тот, что остался с лебединым крылом, стал поэтом. Что еще ему было делать, раз у него всегда при себе остро отточенное перо!»

– А Красавица и Чудовище? – спросил Бабкин прямо ей в ухо.

Маша так и подпрыгнула.

– Ты меня напугал!

– А нечего думать вслух так громко. Так что с Красавицей? Они жили долго и счастливо?

– Нет, – вздохнула Маша. – После того, как Чудовище превратилось в Принца, Красавица мучилась и страдала. Принц был всем хорош: прекрасен собой, добр и щедр… Но влюбилась-то она в Чудовище, с плохим характером, вздорного и мрачного.