Истории для детей, стр. 14
Однажды вечером Калеб и Берта, как всегда, сидели за работой. Горела свеча, сверчок пел из-за очага: стрек-стрек, стрек-стрек. Чайник стоял на огне и деловито гудел, а иногда даже шипел и плевался на огонь водой. Берта шила платье для куклы, а её отец расписывал яркими красками большой кукольный дом с широким восьмиоконным фасадом и вставлял в его окна стёкла.
За работой они болтали, Берта расспрашивала отца обо всём, что произошло с ним днём, — ведь для неё не было ничего интереснее его рассказов. А уж он старался на славу!
— Так, значит, отец, ты сегодня ходил под дождём в своём новом пальто? — спросила Берта.
— Да, именно в нём, — подтвердил Калеб и бросил взгляд на вешалку, где висело его единственное пальто: холщовое одеяние, которое проще всего было перепутать с мешком для картошки.
— Какой же ты молодец, что на прошлой неделе всё-таки нашёл время, чтобы заказать его у портного, — довольно произнесла Берта.
— У лучшего портного в городе! — горделиво уточнил старик, пытаясь вспомнить, что за старьёвщик много лет назад продал ему то, что висело сейчас на вешалке. — И сегодня ко мне весь день приставал какой-то нищий. Так и шёл за мной через весь город, и хотя я говорил ему, что беден, он только повторял: «Нет, ваша милость… Не извольте так говорить, ваша милость…» Мне стало даже неловко, и я подумал, что не имею права носить такое пальто.
— Ну что ты, отец! — воскликнула Берта. — Ведь ты заработал на него честным трудом, почему бы теперь тебе не носить его, даже если оно кажется кому-то чересчур красивым да ярким. Я вот так и вижу тебя, отец, в синем пальто…
— В ярко-синем!
— …в ярко-синем пальто, с широкими плечами…
— Сидит свободно!
— …сидит свободно и подчёркивает твои тёмные волосы, а ты улыбаешься, и походка у тебя такая лёгкая!
Берта была невероятно рада тому, что ее отец — такой щеголеватый франт. А «щеголеватый франт» только бесшумно вздыхал и ещё ниже склонялся над своей работой. Уже много лет, как бы тяжело ни было у него на душе, как бы ни было ему трудно волочить уставшие ноги, переступив порог своего дома, он начинал ходить легко — чтобы Берта представляла его молодым и беззаботным.
— Что-то особенно бойко стрекочет сегодня наш сверчок, — вдруг удивилась Берта. А сверчок и вправду трещал без умолку, всё громче и громче.
И вдруг… Старый кукольник даже ушам своим не поверил! Сквозь мерное стрекотание сверчка он начал различать слова… потом тлеющие угли вспыхнули, да так, что вся комната залилась ярким светом, и сам сверчок вышел из-за очага и предстал перед Калебом в образе призрака. Старик обернулся на Берту, но она, всё так же ничего не видя, продолжала заниматься шитьем.
«Разве ты не понимаешь, что однажды она узнает правду», — проговорил призрак и тотчас растворился. Как будто пристало сказочному видению появляться только лишь для того, чтобы сказать одну короткую фразу! Старик очнулся, Берта продолжала шить, а сверчок сидел за очагом тихо, не издавая ни единого звука.
«О господи! — Калеб вдруг ясно осознал, что все эти годы сверчок хотел сказать ему именно это. — Неужели… Ведь однажды меня не станет, или произойдёт что-то, из-за чего моя Берта узнает правду! Неужели я обманывал её с колыбели только для того, чтобы в конце концов разбить ей сердце!»
Он закрыл глаза и несколько минут просидел в полном молчании, собираясь с силами. Затем он отложил в сторону кукольный фасад и присел рядом с Бертой.
— Что с тобой, отец? — удивлённо спросила Берта, чувствуя, что он чем-то озабочен. Слепота научила её чуткости.
— Я должен кое в чём признаться тебе, моя девочка, — дрожащим голосом проговорил Калеб. Как же он боялся, что после всех сказок, которые он рассказал ей, правда станет для неё невыносимо горькой! Как же боялся Калеб, что его дочь перестанет любить его, — ведь она считала, что ее отец — молодой, успешный человек, а сейчас перед ней должен предстать дряхлый, измученный жизнью, практически нищий старик.
— Я обманул тебя, дитя моё, — сказал Калеб, — я поступил очень жестоко, но сейчас я хочу исправить это.
Берта испуганно схватилась за его руку, боясь вымолвить хотя бы одно слово.
— Всё, что ты знаешь обо мне и о нашем доме, — ложь. Я сочинил её для того, чтобы ты, в отличие от меня, жила в волшебном мире, где нет горести и страданий. Наш дом — бедная, полуразвалившаяся хибара, а сам я — седой и немощный старик, у которого нет ни гроша за душой. Когда я рассказывал тебе о разных вещах, которые находятся вокруг нас, я изменял их, я делал их лучше и краше. Прости меня за то, что я лгал тебе. Теперь, после того как я открыл правду, ты должна возненавидеть меня за мой обман, и если будет так, то знай, что я приму это, потому что заслужил.
Берта была неподвижна, глядя прямо перед собой невидящими глазами. Калеб сидел около неё, боясь услышать слова, которые она произнесёт в ответ на его признание. Через какое-то время девушка спросила:
— И что, отец, у нас с тобой нет расписной фаянсовой посуды?
— Нет, дитя моё…
— А у тебя, отец, нет нового синего пальто, которое ты заказал у лучшего портного в городе?
— Нет, Берта…
— Но твой начальник, мистер Теклтон, он ведь действительно…
— Он злой и бесчувственный человек, Берта.
Сердце старого кукольника разрывалось от горя. Берта молчала. Вся комната замерла, как будто в ожидании чего-то страшного, даже огонек свечи перестал извиваться, прекратив мерцание света. Умолк чайник, который только-только собрался вскипеть да погреметь хорошенько своей металлической крышкой. Стояла тяжёлая невыносимая тишина. И вдруг послышалась пронзительная песня — это сверчок решил нарушить молчание изумлённого дома. Сначала он стрекотал почти неслышно, потом всё громче, громче, и вот он уже заливался всеми возможными трелями, и даже соловей мог бы позавидовать такому певческому мастерству! Лицо Берты просветлело, она поправила волосы, упавшие ей на лицо, и, улыбнувшись, сказала:
— Спасибо тебе, отец! Теперь я ещё больше люблю тот мир, который не могу увидеть своими глазами. И я ещё сильнее люблю тебя, отец. Все эти годы я была слепа, но теперь я прозрела. Подумать только, ведь я могла покинуть мир и никогда не узнать, какой ты на самом деле, а ведь я так сильно тебя люблю!
Они жили очень долго, и жизнь их совсем не была похожа на волшебную сказку. Но теперь старик честно рассказывал дочери обо всём, что происходит вокруг, и они вместе переживали трудности. А если уж они радовались, то делали это так искренне, как радуются счастливые люди в самых красивых и самых чудесных жилищах. И не счесть, сколько ещё вечеров провели они вместе, делая кукол и раскрашивая кукольные дома. А чайник всё гудел на огне, подбоченившись ручкой и выпуская пар из своего задорного носика, а сверчок всё пел им свои переливистые песни. Но Калеб слушал их уже совсем по-другому. На душе у него было спокойно и безмятежно: ведь у него теперь было чистое сердце, совсем не омраченное ложью.
Маркиза (из романа «Лавка древностей»)
Даже сам дьявол не отличил бы сестру мистера Брасса от него самого, если бы этой девице пришло в голову переодеться в мужской костюм. Ей было уже лет тридцать пять, и большую часть из них она провела в мыслях о юриспруденции. Вместе с братом она работала в конторе, на дверях которой висела табличка: «Адвокат Брасс». Её брат как раз и был адвокатом, а она, мисс Салли Брасс, являлась его правой рукой и домоправительницей. Цвет лица она имела желтовато-серый, глаза её были без ресниц и выпучены, как у дракона, ходила она обыкновенно в тусклом зелёном платье, которое туго обтягивало её фигуру, украшений и вовсе не носила, полагая, что элегантность достигается простотой и умеренностью. Все свои дни мисс Брасс проводила в составлении и переписывании бумаг и находила это занятие полезным и интересным. Но, несмотря на её усердие, однажды они с братом решили, что работать вдвоём слишком утомительно, и наняли писца.