Аргентинское танго (Игра до победы), стр. 63

Лес так и трясло от бешенства, а руку заломило от резкого удара по его лицу.

Рауль одним яростным движением повернул ее к себе, с силой прижал к груди и впился ей в губы. Лес даже не успела понять, что произошло. Мгновением позже этот грубый поцелуй, напоминающий скорее укус, сменился мягким прикосновением, нежным и чувственным. Но Лес не могла так быстро переключиться от гнева к страсти, как не могла побороть и собственного разбуженного этим поцелуем возбуждения.

Почувствовав ее безучастность, Рауль так же внезапно отстранился, выпустил Лес из объятий и неловко отошел к окну. Дрожа от боли, замешательства и гнева, она смотрела, как он закуривает тонкую черную сигару и раздраженно выпускает изо рта струю дыма.

— Что должен означать этот поцелуй, Рауль? Вы хотели оскорбить меня или извиниться? — напряженным тоном потребовала объяснения Лес. «Иногда мне кажется, что вы презираете меня и всех остальных…» — этого она вслух произносить не стала.

— Вы не так смущены и запутаны, как я, — резко парировал Рауль. — Вначале я думал, что вы просто хотите легкой интрижки. Вы встали с соломенной подстилки, как шлюха встает с постели. Когда вам захочется мужчину, то подойдет любой. Так вы дали мне понять в Париже. Нет? И поэтому я сейчас спрашиваю себя: чего вы от меня ждете?

— Я жду, что ко мне будут относиться лучше, чем просто как к подстилке для удовольствия! — Лес была слишком возмущена, чтобы беспокоиться о том, насколько вульгарно звучат ее слова. И в то же самое время ей стало больно: неужели он в самом деле считает ее именно такой? Тесно обхватив себя руками, она наполовину отвернулась, чтобы избежать взгляда пристальных голубых глаз. — Более чем двадцать лет я не ложилась в постель ни с кем, кроме своего мужа. До сегодняшнего дня… И мне наплевать, верите ли вы мне или нет! Если бы я и вела себя как шлюха, то просто потому, что не знала, что можно потом сделать, кроме как одеться. А вы явно никак не дали мне понять, что ожидаете от меня чего-то еще!

— Я считал, что это все, чего я хочу. — Рауль ткнул только что зажженную сигару в пепельницу на комоде, загасил ее раздраженным движением и почти застенчиво двинулся к Лес. — И мне казалось, что для вас этого тоже достаточно. Я не мог знать обо всем прочем — о том, что вы мне только что сказали. — Когда Рауль остановился перед ней, Лес ощутила его нерешительность и неуверенность. — Но позже я обнаружил, что это было далеко не все, чего мне хотелось. Было что-то еще, гораздо большее. А теперь мне кажется, что и вы чувствуете то же самое.

Он потянулся к ней, чтобы обнять, но Лес отбросила его руки в сторону.

— Не прикасайтесь ко мне, — приказала она, еще не остыв от гнева.

— Сегодня вечером я продолжал вспоминать, что чувствовал, когда обнимал вас. И вспоминал, как смотрел, как вы стоите на боковой линии, где вы всегда стояли, и наблюдаете за тренировкой, и что я при этом ощущал. Может быть, вы смущали и отвлекали меня даже больше, чем Роба, — произнес Рауль серьезно, без всякого намека на то, что пытается пошутить.

На этот раз, когда он поднял руку, чтобы прикоснуться к ее лицу, Лес не отбросила его ладонь. Сосредоточенное выражение его чеканного лица заставило ее уступить. Лес не смогла отвернуться.

— Вы помните тот вечер, когда мы впервые встретились и вы ощупывали мое лицо? — задумчиво спросил Рауль. — Тогда вы взволновали меня и волнуете сейчас. Когда я смотрю на ваше лицо, на вас, то вижу — вы тот человек, который мне необходим.

— Тогда возьмите то, что вам нужно, — тихо проговорила Лес.

Он колебался всего лишь какую-то секунду, а затем Лес почувствовала влажный жар его губ, накрывших ее губы, и восхитительно крепкое объятие его рук. Долгий томительный поцелуй, казалось, поглотил ее всю. Когда он наконец оторвался от ее губ и зарылся лицом в ее волосы, Лес почувствовала, как он дрожит, и услышала его горячечное неровное дыхание. И вся ее неуверенность в себе, в своей способности возбуждать и доставлять наслаждение — мгновенно исчезла. Лес наконец поняла, что Рауль взволнован так же сильно, как и она сама.

— Лес, я…

Его прервал стук в дверь. Рауль поднял голову, нахмурившись в нетерпеливой досаде. Лес улыбнулась и пробежала пальцами по резко обозначившимся желвакам на его скуле. Она разделяла его разочарование, и все же ей приятно было видеть, как он раздосадован неожиданной помехой.

— Наверное, Эктор прислал Анну, — негромко проговорила она.

Стук повторился.

— Лес, ты здесь? — приглушенный голос Триши из-за двери развеял блаженное состояние Лес. Она бросила на Рауля ошеломленный взгляд и разорвала кольцо его объятий.

— Она не должна знать, — прошептала Лес.

Вид у него был очень недовольный, но он согласно кивнул. Убедившись, что Рауль ничем не выдаст ее, Лес боязливо глянула на дверь.

— Да, я здесь, — сказала она наконец.

Триша вошла и остановилась как вкопанная.

— Рауль? Что вы здесь делаете?

Она быстро глянула сначала на Рауля, затем на Лес.

— Я зашел, чтобы убедиться, что ваша матушка хорошо себя чувствует, несмотря на свои приключения под ливнем, — сказал Рауль, затем попрощался с обеими: — Спокойной ночи.

И, пройдя мимо Триши, вышел за дверь.

— Он на самом деле приходил именно за этим? — Триша скептически посмотрела на мать. — Что он здесь делал?

— А разве это так удивительно, что он заботится о благополучии гостей в своем доме? — Лес складывала шелковую комбинацию в аккуратный прямоугольник, гадая, так ли действительно горит у нее лицо, как она сама чувствует. — Тебе что-нибудь нужно?

— Да, я… — Но теперь причина, за которой она зашла к матери, видимо, не казалась девушке важной, и она ответила как-то рассеянно: — Я заглянула, чтобы сказать, что я, наверное, могла бы поговорить с Ханифом, чтобы он разрешил мне полететь вместе с ним на следующей неделе в Буэнос-Айрес на его личном самолете.

Глава 20

Когда в середине недели подошло время и Триша собралась уезжать, Ханиф добровольно вызвался подбросить ее на личном реактивном самолете до Буэнос-Айреса, чтобы девушка без помех успела на свой рейс в Штаты. Лес отвезла дочь на взлетную полосу, дождалась, пока взлетит самолет, и вернулась на estancia. Оставила машину перед входом и вошла в дом, чувствуя себя виноватой, — она радовалась тому, что Триша наконец уехала. До сих пор им с Раулем не удавалось побыть наедине ни единой минуты, так что досада и нетерпение стали почти невыносимыми.

Ее шаги гулко звучали в огромной, с высоким потолком гостиной. Лес мельком глянула на закрытые двойные двери кабинета Рауля, а затем, не утерпев, направилась к комнате, где он проводил так много времени. Ее подталкивали любопытство и потребность находиться рядом с ним. Она широко распахнула двери и заглянула в кабинет.

Комната была обставлена просто. Письменный стол и стул, два потертых неуклюжих кресла да тканый ковер перед камином. Стены были пустыми и голыми. Лишь на одной из них выстроились книжные полки, но и те главным образом пустовали. Ничего похожего на уютную библиотеку-кабинет в поместье Хоупуорт, где было столько удобных и красивых вещей.

Ни один из предметов в комнате не носил отпечатка самого Рауля. Так невольно подумалось Лес, когда она вошла в кабинет. Или, может быть, напротив: все здесь отражает личность своего хозяина. Может быть, Рауль так же пуст, как это пустынное помещение, где нет ни тепла, ни уюта, потому что сам он не знает ничего подобного. Мысли Лес сами собой перенеслись к тому, что рассказывал ей в глинобитной лачуге Рауль о первых своих попытках играть в поло, — о презрении и насмешках, о коричневых сапогах, которые он был не в состоянии купить. Поло — дорогой вид спорта, она это знала и сейчас подумала, что Раулю пришлось вести гораздо более отчаянную борьбу за возможность стать профессиональным игроком, чем ей это раньше представлялось.

Взгляд ее перебежал на полки, прибитые к стене над столом. Лес подошла поближе и просмотрела названия книг. Большинство из них были на испанском, но прочитать на корешках слово «поло» не составило ей никакого труда. Обложки некоторых были порядком истрепаны и совсем обветшали.