Мир перевернутый (СИ), стр. 21

— Здравствуй, — кивнул Ярослав.

— Ты чего там одна сидишь? — спросила Ульяна, внимательно смотря на меня.

— Эм…

— Я вас покину, — мягко проговорил Ярослав, вставая. — До вечера, — попрощался он с Ульяной, поцеловав ее в щечку.

От умиления я чуть снова не зарыдала…

Проводив парня взглядом, я уже было открыла рот, как Ульяна засмеялась.

— Нет, с субботы. Да, счастлива. Нет, не люблю. Да, очень нравится.

— Кхм… Я рада за тебя, — улыбнулась я.

— Спасибо. А теперь твоя очередь вещать, чего с тобой опять приключилось?

— Все нормально, — быстро проговорила я.

— И ты просто так сидела в столовке и слезы роняла? — скептически поинтересовалась она.

— Я не ревела…

— Ну-ну, — хмыкнула она.

Из сумочки раздался характерный звук аськи. Пока Ульяна читала сообщение, я старалась придумать тему, которая поможет отвлечь подругу.

— Ульян, скажи, зачем ты столько времени просиживаешь в интернете? Чего там интересного-то?

— Информация, общение, — отрешенно ответила подруга, внимательно смотря на экран телефона.

— Информация — ладно, но общение… Тебе что, его в жизни не хватает? — удивилась я.

Девушка, тяжело вздохнув, закрыла телефон, положила его в сумку, и только после этого посмотрела на меня. Серьезно так посмотрела….

— Как ты думаешь, что такое интернет и почему туда ходят люди? — спросила она меня.

— Ну, это такая информационная яма. А чего там просиживают… ну не знаю. Наверное, потому что в жизни сплошные неудачи. Вот и прячутся там, стараясь забыть о серых буднях.

— Вот про информационную яму ты права. А остальное — это лишь следствие. Интернет — это свобода. Безграничная, полная, ненаказуемая, не влекущая за собой последствия.

— Свобода? — удивленно спросила я. — Никогда не рассматривала с этой точки зрения…

— Свобода — но только для тех, кто в своих грезах. А точнее для тех неудачников, о которых ты говорила. На самом деле это очень лживая свобода. Это исковерканное отражение нашей жизни, которое выпячивает вперед все наши недостатки. Которое помогает прикрыть все наши комплексы и неудовольствие. Это всеобщая панацея — только не с положительным эффектом, а как дурман, наркотик. Ты принимаешь, и тебе становится хорошо, ты принимаешь еще и забываешь реальную жизнь, потому что она начинает казаться тебе несовершенной и глупой. Ты всматриваешься в свое инет-отражение, и оно тебе начинает нравиться. Ты начинаешь дружить, забывая, что такое дружба. Ты любишь, не испытывая никаких чувств. Ты достигаешь высокого уровня и всеобщей популярности, забывая, что это лишь текст на экране и обычные желтые рожицы, ты легко плетешь интриги и подставляешь друзей-знакомых, потому что ты не видишь их, ты видишь только такие же глупые, карикатурные искажения. Создаешь другое, более желанное Я и становишься в этих отражениях великой, смелой, сильной, умной, дерзкой. Ты такая, какой хотела бы быть. Интернет начинает отбирать у тебя жизнь, заменяя ее ложью. Твое Я перестает быть просто авкой или смайликом, весь поток информации вдруг приобретает свою собственную жизнь, за которую никто и ломаного гроша не даст.

— Ну не все же так к этому относятся… — осторожно заметила я.

Мне стало страшно, реально страшно после ее слов.

— Не все, — согласно кивнула Ульяна. — Для некоторых это еще и свобода реализации. Воплотить свои желания и применить таланты. В писательстве, искусстве, рисовании… Одни приходят туда за признанием, которого нет в их реальной жизни. Другие просто занимаются тем, что им нравится, и хотят поделиться этим с другими. Найти понимание. Ведь так легко поверить человеку, когда ты не знаешь, что он действительно думает… Так легко обмануть, когда ты не видишь его глаз.

— А ты?

— Что я? — устало спросила подруга.

— Для чего ты там просиживаешь?

— Я тоже ищу свободу, — улыбнулась она. — Свою свободу понимания и тоже поначалу жила собственным отражением.

— И как вырвалась? — спросила я.

— Никак, — пожала она плечами. — Просто однажды поняла и разбила все зеркала. Теперь я там такая же, как и в жизни. Реальнее дальше просто некуда. Я перестала делить два мира. Было легко обмануться, сложнее было понять, что это все ложь.

Вечером, сидя на кровати, я все раздумывала над словами Ульяны.

— Было легко обмануться… — тихо прошептала я.

Может быть, я тоже себя обманываю? Напридумывала сама себе. Подумаешь — поцеловал. Что, меня ни разу в жизни парни что ли не целовали? Просто я, наверное, немного размечталась и увлеклась. Надо как-то серьезнее относиться к своим чувствам и привязанностям.

Я легла на подушку и закрыла глаза.

Нет, что-то я сильно драматизирую… или… Черт! Я запуталась!

Распутайте меня кто-нибудь?!

Глава 8

Разбор несуществующих полетов

Утром я с какой-то отчаянной решимостью отправилась на поиски Марианны. Хватит уже метаться между всем и вся, пора разобраться с проблемами и дурацкими непонятностями. Что я как слепой котенок тыкаюсь, а меня по носу щелкают. Один целует, да еще как целует! — а потом говорит что это… случайно! Убила бы…Другая смотрит так, что, кажется, взглядом испепелит. Ульяна с Ярославом встречается. Марк, по-моему, тоже темнит… или это у меня уже реально параноидальное состояние аукается на восприятие действительности. И причем тут вообще Ярослав и Ульяна?

В общем, планы у меня были наполеоновские. Но, похоже, я слишком долго их строила, потому что, когда созрела для их выполнения, все предполагаемые подозреваемые смотались, махнув мне ручкой на прощание.

Марианна в институте не появилась. Прислала мне сообщение что заболела, справилась о моей многострадальной голове без серого вещества и попросила в очередной раз не связываться с личностями из столицы. Поздно. С личностями из столицы я мало того, что уже связалась, так еще успела и подружиться. Осталось только на брудершафт наклюкаться и побрататься… или это уже из другой оперы?

Затем был еще один удар по моей сверхрасстроенной психике. Марун сообщил, что Ник в воскресенье уехал в столицу недели на две. Вследствие чего я впала в крайне раздражительное состояние, а в голове словно что-то переключилось и требовало выхода немедленно. А точнее моя неуемная непоседливость и желание поставить все многоточия на «ё» призывали к активным действиям. Любым! Главное, чтобы эффективным, направленным на успокоение моей нежной натуры, не способной самостоятельно разобраться в творящемся вокруг хаосе и в собственной душевной неразберихе.

Оказавшись в тупике по причине сбежавших виновников моего эмоционально не стабильного состояния, я срывала злость на наших модницах. За два месяца они меня так достали, что я уже без зазрения совести огрызалась и настолько удачно, что сама диву давалась. В итоге от меня шарахались все, кто находился в пределе досягаемости моего зычного голоса. Даже Толок, вызвав в кабинет и поспрашивав о какой-то малозначащей ерунде, осторожно поинтересовался, все ли со мной в порядке. На что получил зверский взгляд и больше уже не спрашивал. Только посоветовал отдохнуть немного.

Пометавшись две недели как раненная или недобитая птичка, я все же нашла того, с кем можно обсудить хотя бы некоторые проблемы моей разваливающейся жизни.

— Марк, — я уселась за стол напротив друга. — Поговорить надо.

— Ты сегодня в хорошем расположении духа? — поддел меня друг, отставив кружку с чаем.

В столовой практически никого не было и можно было спокойно говорить, не опасаясь лишних ушей и косых взглядов.

— Нет, — огрызнулась я. — Устала просто…

— Ну, конечно, устала, — кивнул Марк. — Так психовать…

— Я не психовала. Я переживала…

— Ирин, он вернется…

— Кто?!

— Ник…

— Да надоели вы со своим Ником! Только и слышу от всех — Ник то, Ник сё! На нем что, свет клином сошелся?!