Вещий сон, или Интуиция (СИ), стр. 11

— Прости, я задумалась. Что ты сказал?

— Вот так мужчины и теряют чувство собственного достоинства. Идешь рядом с красивой девушкой, помогаешь ей, а она в это время думает о чем угодно, только не о тебе.

Не станет же она признаваться, что как раз о нем и думала. Поэтому Яна лишь молча улыбнулась. Не дождавшись ее ответа, Виталик вздохнул и продолжил:

— Ладно, проехали. Я лишь хотел узнать, простила ли ты меня за тот вечер — у тебя дома. Честное слово, у меня и в мыслях не было тебя обидеть.

— Ладно. Вот донесешь папки до ординаторской и считай, что прощен.

— Ян, я серьезно.

— И я серьезно. Какие могут быть шутки? За эти папки заведующая мне голову оторвет. Они стоят целое состояние, как для больничного бюджета.

Ей совсем не хотелось обсуждать их с Виталиком отношения. Возможно, чуть позже.

— Почему я раньше не замечал за тобой подобного легкомыслия? И твоего чувства юмора тоже.

Его слова капали бальзамом на ее израненное сердце. В прежние времена она бы уже таяла от счастья и умилялась каждой произнесенной Виталиком фразой. Но теперь в ней осталось не слишком много от прежней доверчивости. Дубовский больше не казался ей безупречным. Возможно, именно поэтому она вдруг почувствовала себя рядом с ним привлекательной и остроумной.

— Ты меня вообще не замечал.

— Не совсем так, но довольно близко к этому. Как не хочется мне тебе возразить, но от фактов никуда не денешься. Тяжело сознаваться в собственной глупости.

— Да уж. — После такого признания Яна могла позволить себе быть великодушной. До некоторой степени, конечно. — Все мы иногда страдаем этим недугом.

— Поэтому теперь, когда я все это осознал, мне бы хотелось… — Не слишком ли далеко она зашла в своем великодушии? Кажется, Виталик что-то задумал. — Я бы хотел пригласить тебя на свидание.

«Но через месяц я планирую вернуться и немного поработать здесь. А еще я надеюсь пригласить тебя на свидание. Если ты, конечно, не против».

Месяц уже прошел. Яна старалась не думать об Остапе, но их поцелуй все чаще и чаще всплывал у нее в памяти во всех волнующих подробностях. Она подсознательно ждала возвращения серьезного зеленоглазого мужчины, не разрешая себе слишком уж надеяться на то, что он помнит о собственном обещании. И о ней.

Возможно, кто-то мог обвинить ее в непостоянстве. Совсем недавно она грезила об одном мужчине, но боялась даже думать в его присутствии. Теперь же почти флиртует с ним, одновременно мечтая о другом.

— Яна, ты слышала, что я сказал? — Виталик помахал у нее перед глазами свободной рукой в попытке привлечь внимание. — Так ты согласна?

Она не могла пойти с ним на свидание. Во всяком случае до того момента, когда убедится, что Остап просто шутил, когда приглашал ее.

— Виталик, понимаешь, я…

— О чем так доверительно беседуем? А, Дуб?

Дуб? Какое-то студенческое прозвище?

Сергей, сверкая недобрым взглядом, стоял у них на дороге, скрестив на груди руки.

— Ты бы лучше помог папки нести, вместо того, чтобы встревать в приватный разговор, Ворон. Не твое это дело.

— Я делаю это дело своим.

— На каких правах?

— На правах друга. А ты ей кто?

— Не твое дело.

— Не трогай ее, понял? А то я могу и на пару затрещин расщедриться.

— Может, отложим до конца рабочего дня? Не хочется перед пациентами устраивать драку? После семи я в твоем распоряжении.

— А чего ждать? Ты просто отвяжись от нее, и я, так и быть, не буду тебя трогать.

— Мне милостыня не нужна. С Яной мы уж как-нибудь сами разберемся. Не хочешь помогать, отойди с дороги. Встретимся после работы на старом месте.

— Ага, давай на старом. Там много твоей кровушки на асфальте осталось.

— И твоей тоже, Ворон. И твоей тоже.

Кровь?

Чего скрывать, после такого «мужского» разговора ее тщеславие до некоторой степени было удовлетворено. Но кровопролития она не допустит.

— Мальчики, я вам запрещаю. Слышали? Никаких «старых мест» и «кровушек».

— Но, Яна!

Хотя ее развеселил обиженный тон Сергея, она сделала строгое лицо и решительно произнесла:

— В противном случае, я месяц не буду с вами разговаривать. Поняли, петухи? — Мужчины нахмурились, но согласно кивнули. — Виталь, отнеси, пожалуйста, папки в ординаторскую и поставь на стеллаж боком, корешками на всеобщее обозрение. А мне нужно срочно зайти к одной пациентке. Договорились?

— Договорились, отнесу и поставлю корешками кверху.

— Боком.

— Ладно, боком. Но ты тоже пообещай мне, что подумаешь над моим предложением.

Ей не хотелось ничего ему обещать. Но «подумать» и «пойти» — это ведь разные вещи, не так ли?

— Я подумаю.

Он ушел, бросив недовольный взгляд на Сергея. Тот проводил его не менее вызывающим взглядом, а затем повернулся к Яне.

— Клеится?

— Ухаживает.

— Давно?

— Две недели. Еще вопросы?

— А ты что?

— Тебе не кажется, Сергей, что я уже взрослая девочка, и твой допрос с пристрастием не уместен?

— Не кажется. Так что?

Яна вздохнула и покачала головой.

— Я еще не решила.

— Яна, блондинка Дубовского так просто не отпустит. Неужели этот смазливчик стоит твоего спокойствия?

— Я же сказала, что еще ничего не решила. Так что беспокоиться не о чем.

— Тебе виднее. Но в случае чего, я рядом.

Яна посмотрела в лицо другу и, улыбнувшись, погладила его по плечу.

— Знаю. Спасибо тебе.

Синичка в очередной раз подумала о том, насколько бы проще ей жилось, если бы она влюбилась в Сергея — прямолинейного, но доброго и решительного. Какой-то женщине очень с ним повезет.

Глава 7

Для Остапа месяц пролетел на удивление быстро. Он так торопился закончить подготовку документов и необходимого оборудования для работы в клинике родного города, что на размышления у него почти не было времени. Сил оставалось лишь на то, чтобы добраться до дома, поблагодарить родных за понимание и горячий ужин и лечь в постель, чтобы забыться сном.

Но чем ближе подходило время отъезда, тем чаще ему снились сны, в которых неизменно присутствовала Яна. Он соскучился по сероглазой девушке, которую знал всего несколько дней. Необычное и волнующее ощущение удивляло его еще и потому, что Остап никогда прежде не испытывал подобных чувств к кому-то, кроме членов своей семьи.

Ко всему прочему его беспокоила Хелена. Стремясь как можно чаще попадаться ему на глаза, она начала заводить разговоры о семье и детях — с каждым разом все более откровенно. Хелена словно чувствовала, что в его мыслях поселилась другая женщина. Несмотря на то, что Остап никогда не давал ей надежды на более близкие, чем дружеские, отношения, она все настойчивее вмешивалась в его жизнь. Ее интересовало все — где, когда и с кем он проводит время, включая завтраки, обеды и ужины, сколько времени собирается пробыть в командировке и какой гардероб с собой берет, как часто планирует прилетать домой, и составил ли он список всех телефонов, по которым она может его найти.

Ее требования становились все более настойчивыми. Остап с трудом сдерживал гнев, чувствуя, что его целенаправленно загоняют в ловушку. Только воспоминания о поддержке Хелены в первые годы его пребывания в Торонто, их многолетней дружбе, а еще его зависимое положение от директора клиники Джона Родзинского удерживали Остапа от резких слов. Иностранцу тяжеловато найти новую высокооплачиваемую работу.

Приближение дня его отлета довело поведение Хелены до абсурда. Однажды она без предупреждения заявилась к нему домой на ужин. Несмотря на то, в пять утра Остапу предстояло в аэропорту следить за отправкой важного груза, о чем он сообщил женщине по телефону, ему пришлось до поздней ночи развлекать ее и затем отвозить домой на своем автомобиле. Только многолетняя привычка спать ночью урывками, да лошадиная порция кофе позволила ему подняться в три утра и вникнуть в детали отправки.

Остап по горло насытился ее ревнивым недоверием и поэтому решил поговорить с женщиной откровенно, пусть даже ценой многолетней дружбы. С этой целью он сам впервые за последнее время пригласил ее в ресторан. Остап не знал, расстраиваться ему или радоваться, когда расстроенная женщина сообщила, что вынуждена отказаться от встречи, так как уезжает к беременной матери, наслаждающейся покоем и свежим воздухом в нескольких десятках километров от Торонто. Хелена взяла вынужденный отпуск, чтобы на случай непредвиденных обстоятельств быть рядом, пока отец занят в клинике. Она долго сокрушалась, что не сможет проводить Остапа, как следует. Он не стал уточнять у нее, что означает «как следует», поспешно согласившись, что ее помощь матери необходима. Остап вздохнул с облегчением, невольно радуясь отсрочке неприятного разговора.